— Таков ваш долг, — кивнул я.

— Тогда вот как поступим. Неделя карцера и месяц — запрет на выезд из академии.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но у меня нет возможности находиться взаперти целый месяц. И дело не в моей прихоти, а в том, что в ближайшее время я должен вернуть свою прежнюю фамилию, для чего потребуется совершить поездку. К тому же есть дела, игнорирование которых повлечёт материальные потери для меня и моего рода. Как вы знаете, я оказался единственным наследником, и хоть дела мои сейчас ведёт попечитель, мне придётся…

— Ладно-ладно, успокойтесь, — ректор жестом прервал мою реплику. — Фамилия, дела рода… Я всё понял. Тогда поступим так. Неделя карцера и месяц — хозяйственные работы. Надеюсь, на это у вас возражений не будет?

— Благодарю, ваше сиятельство, — кивнул я.

— Ну всё, тогда можете быть… свободны, — с сарказмом произнёс Вяземский.

Собрав кое-какие вещи на неделю и книги, я в сопровождении Комаровского отправился в подвал одного из хозяйственных корпусов.

Карцер издавна использовался для наказания сильно провинившихся учащихся. Такое наказание практиковалась как в школах, так и в высших учебных заведениях годов до шестидесятых-семидесятых двадцатого века. Фактически тебя просто сажали, словно в тюрьму, в небольшое подвальное помещение без права выхода на улицу, и вешали на руку блокирующий браслет, чтобы ты не мог воспользоваться магией.

В Первой академии тоже имелись такие комнатушки для наказания, но выглядели они не так страшно, как я себе представлял. Тут были все удобства: санузел, электрический свет, отопление. Даже картина на стене висела с каким-то библейским сюжетом, видимо, для назидания.

Три раза в день приносили еду из столовой для бедных, а после окончания занятий приходил надзиратель группы и передавал список материалов, которые требовалось изучить. Одно плохо — я оказался оторван от тренировок. Я не мог ни присутствовать на занятиях, ни упражняться самостоятельно. Хотя… кое-что сделать всё же получилось.

Моё запястье сковывал браслет с тремя уровнями блокировки. По мнению Комаровского, он должен был нейтрализовать мою магию. На деле же получилось так, что магия блокировалась не полностью, оставалась возможность управлять эфиром и даже создавать слабые заклинания. Давалось это большим трудом и требовало много времени, однако, как мне показалось (хотя в своей практике я это не использовал) такая тренировка с дополнительно нагрузкой могла быть полезной для прокачки эфирного баланса и выносливости. Поэтому всё свободное время я только тем и занимался, что создавал небольшие огоньки в руках, а потом подолгу отдыхал, восполняя потраченную энергию.

В подвале меня заперли в понедельник ночью, а в среду после занятий явился Комаровский, как обычно, вручил листок со списком пройденных тем и велел следовать за собой.

Привёл он меня в пустой зал для занятий огненной магией, а минут через пять подошёл ректор. Комаровский снял с меня браслет и удалился из зала.

— Как поживаете, господин Васильев? — поинтересовался Вяземский с нескрываемым ехидством.

— Спасибо, хорошо, ваше сиятельство, — ответил я. — В моих новых апартаментах тепло и светло, и есть все возможности для занятий.

— Рад, что наши специальные апартаменты пришлись вам по вкусу. Однако я подумал, что недельный перерыв в тренировках — это слишком много. Вам не помешало бы размяться. Заодно покажете мне, на что способны.

— Благодарю, это очень великодушно, — сказал я не без сарказма.

Вяземский хмыкнул:

— Ну тогда не будем терять время. Покажите заклинание, которым вы победили вашего соперника.

Я сосредоточился на нужном символе, повернулся к кирпичной стене и, выставив вперёд руки, изверг пламя такое же, как и во время драки с Огинским. Когда закончил, ректор важно кивнул:

— Впечатляет. У вас действительно талант. Признаться, до этой минуты я сомневался в ваших возможностях. А теперь…

Ректор целый час заставлял меня создавать различные заклинания начального уровня. Однако у меня не было желания демонстрировать перед руководством все свои навыки. Зачем мне лишние вопросы? Поэтому я намеренно ограничивал силу заклинаний.

Затем Вяземский велел показать перемещения.

Пространственные рывки были не самой сложной техникой. В моё время их осваивали студенты первых курсов специальных магических учреждений. Однако в Российской империи тридцатых годов дела обстояли иначе, и эфирные техники преподавались в меньшем объёме. Перемещениям тут не обучали, а потому ректора очень удивился, что я знаю, как это делается. Пришлось снова соврать про мастера, который тренировал меня дома.

— На сегодня достаточно, — наконец, сказал ректор. — Ваши навыки действительно впечатляют. Придётся подготовить отдельную программу, раз вы оказались на голову выше однокурсников.

— Благодарю, ваше сиятельство. Кстати, как поживает господин Огинский? — поинтересовался я. — Поправляется?

— Что, беспокоитесь? Жив господин Огинский, жив. Всё с ним будет хорошо, разве что несколько шрамов останется в назидание, так сказать. Ещё вопросы имеются?

— Ваше сиятельство, — проговорил я, решив, что момент подходящий. — Вы, вероятно, слышали о ситуации моей семьи. Убийство, покушение и прочее…

— Да, мне известно.

— Так вот, мне думается, вы должны знать, что за мной ведётся слежка. Злоумышленники используют такси. Их возле академии много, и они не вызывают подозрения. В субботу вечером одно из них ехало от самых ворот. Мой шофёр заметил и сумел оторваться, тем не менее, считаю, что должен сообщить вам об этом. Они совсем близко подобрались.

Лицо ректора стало очень серьёзным, почти как в тот день, когда он меня отчитывал за драку:

— Пойдёмте, — произнёс он, и мы медленно двинулись через зал к выходу. — Я уже слышал об инциденте. Спасибо, что сообщили. Соответствующие меры принимаются.

— Так же я подозреваю, что враги могут готовить покушение. Дорога до Хамовников, особенно мост — очень удобное место для засады.

— Тогда вам тем более не стоит покидать учебное заведение.

— Я не смогу сидеть взаперти вечно. Если неотложные дела. Поэтому я бы хотел попросить вас об одолжении.

— Да, я слушаю.

— Мой стражник сейчас наблюдает за мостом и дорогой. Я намерен узнать, если убийцы устроят засаду. Но, полагаю, вам тоже не хочется, чтобы в окрестностях Первой академии происходили подобные вещи. Если стражник обнаружит что-то подозрительное, могу ли я рассчитывать на вашу помощь?

Мы дошли до двери. Ректор остановился и посмотрел на меня:

— Да, господин Васильев, если появится что-то подозрительное в окрестностях академии, охрана займётся этим. Я дам телефон отдела безопасности, — Вяземский полез за пазуху, достал записную книжку и ручку, что-то начеркал, вырвал листок и протянул мне. — Со всеми вопросами обращайтесь по этому номеру. Если ваш человек кого-то обнаружит, парни обязательно проверят.

На этом наше общение закончилось, и Комаровский, который ждал в коридоре, вернул меня в подвал.

Хорошо, что ректор был в курсе происходящего. Это значительно облегчало мне жизнь. По крайней мере, если охрана академии не поленится, то дорога до Хамовников будет безопасна.

А вот тот факт, что ректор заметил мой необычайный прогресс, могло иметь, как хорошие, так и плохие последствия. С одной стороны, теперь я в его глазах не просто первокурсник, а очень способный первокурсник, если не сказать больше. А таких студентов любое учебное заведение магического профиля бережёт как зеницу ока. А вот какой будет обратная сторона медали, я пока не знал.

Через день меня снова потащили в зал, но на этот раз тут присутствовал не ректор, а наш тренер Юрий Алексеевич.

— Да вы у нас уникум, рядовой… тьфу ты, студент, — проговорил он своим обычным ехидным тоном. — Ну значит, будем с вами работать по особой программе. А что поделать? Лоботрясничать я вам не дам, даже не надейтесь. Будете вкалывать, как и все, только… больше. Знаете же поговорку? Кому много дано, с того и спрос соответствующий.