Пользуясь припаркованным авто, как прикрытием, я подполз ближе по узкому мощёному тротуару. Высунулся из-за машины, сделал несколько выстрелов по щитку пулемётчика и лобовому стеклу ближайшего «Гектора», а затем, пользуясь всеобщим замешательством — по двум зазевавшимся бойцам, в одного из которых, судя по характерному воплю, попал.

Когда противник сообразил, откуда стреляют, по мне опять открыли шквальный огонь изо всех стволов. Я распластался на тротуаре. Зазвенели пули по корпусам припаркованных легковушек, посыпалось стекло.

Пальба не стихала минут пять. Машины, за которыми я прятался, превратились в решето, а мне — хоть бы хны. Я прополз вперёд и, когда огонь прекратился, приподнял голову и сквозь окна ближайшей легковушки окинул взглядом улицу. Высунулся и, пристроившись за капотом, снова принялся бить по броневику.

Ответ последовал незамедлительно. Я снова пригнулся, но что-то ощутимо ткнуло меня под ключицей и в левое плечо. На плаще образовалось два новых отверстия с обгорелыми краями.

Перезарядил карабин. Патронов оставалось мало. Похоже, скоро предстояло отступать.

Вытянув руку, я силой мысли собрал вокруг ладони пространственные нити в определённой последовательности. Воздух передо мной стал плотнее и гуще. Уже давно тренировал эту способность, которую видел ещё у Паука. Дистанционной техникой я владел неплохо — неплохо для того, чтобы сковывать бесплотных, но защита от физического воздействия имела иной принцип. Однако худо-бедно я и этому научился, причём сам, без чьей-либо помощи, пользуясь лишь тем, что читал в учебниках.

Вышел из-за укрытия. Правой рукой держал, прижав к плечу, карабин, левой — контролировал сеть защитной оболочки. Единственный минус воздушного щита был в том, что я тоже не мог стрелять сквозь него, поэтому, чтобы иметь возможность вести огонь из карабина, сдвинул его чуть в сторону.

Пошёл на противника. По мне опять стали лупить из чего только можно. На дороге взорвалась граната, а я шагал вперёд, не обращая ни на что внимания, и стрелял. Вражеские пули попадали в воздушный щит, проходили сквозь него, но при этом теряли скорость и сыпались на асфальт, не долетая до меня. Нити рвались, но я создавал новые. Сил пока хватало.

Это стало последней каплей. Противник испугался и принялся спешно отступать, оставив на дороге один из «Гекторов», чьё лобовое стекло теперь украшал хаотичный узор из пулевых отверстий.

Когда враг скрылся за изгибом улицы, я подбежал к брошенной машине. На водительском месте сидел мёртвый боец с пробитой каской и головой и стекающими по обшивке кресла мозгами. На орудийном щитке тоже обнаружились пулевые отверстия. Брызги крови на откинутом люке красноречиво говорили о том, что пулемётчика тоже зацепило.

Таким образом, я в одиночку обратил в бегство отряд из десяти-пятнадцати человек, имеющий поддержку двух лёгких броневиков, один из которых ещё и удалось отжать. У них было минимум три двухсотых и три трёхсотых, то есть около половины выбыло из строя. По мне же пришлось пять или шесть попаданий. Для клоста моего уровня — мелочи жизни. В целом, результат выглядел удовлетворительно.

Труп из «Гектора» я вытащил, место водителя протёр куском ткани, но не запачкаться всё равно не получилось. Сел за руль. С управлением я разобрался быстро. Вырулив на большую улицу, медленно покатил к своим, махая из открытой двери белым платком.

Зачиркали по капоту пули.

— Не стрелять! — удерживая баранку, я высунулся из двери. — Свои! Не стрелять!

Объехав подбитый «Гектор», остановился рядом с колонной. Из-за грузовика выглянули три бойцы, наставили на меня автоматы, спросили, кто такой. Представился. Показал висевший на шее жетон. Мне выдали его в гимназии на семнадцатилетие. На нём были отчеканены герб клана и порядковый номер.

— Надо уходить, — сказал я. — Сзади чисто. Там отряд был, они отступили. Где ваш командир?

На дороге лежал труп в серо-зелёной форме дружины Мономахов, пара грузовиков горела, улицу затягивала пелена дыма. Мне объяснили, что десятник в носу колонны ведёт бой вместе с уцелевшими дружинниками. Мы с одним из бойцов побежали туда.

На площади стояли ещё три горящих грузовика, ещё один подбитые «Гектор» уткнулся носом в памятник. Дружинники засели в почтовом отделении, жались под огнём крупнокалиберных пулемётов и, как могли, отстреливались, не желая бросать перевозимый груз, хотя уже давно могли бы отступить. Тут было двенадцать бойцов, трое из которых имели ранения.

Мы с сопровождающим проскользнули в дверь, едва не попав под вражеские пули. Десятник — крупный смуглолицый малый с широким приплюснутым носом очень удивился моему появлению. Пришлось и ему доказывать, что я — свой, показывать жетон и убеждать отступить.

— Да не брошу я колонну! — упёрся он рогом. — Нам груз доставить надо.

— Скоро вас самих доставят, — кричал я сквозь грохот стрельбы, — в гробах! Собирай всех и отводи. Там есть целые машины, попробуйте отвести их. Я «Гектор» отбил. Можно будет прикрытие организовать.

Только возможность отвести часть колонны убедила упрямого десятника уйти. Раненых вытащили и загрузили в машины. Два бойца сели на трофейный «Гектор» и, подъехав к площади, стали отстреливаться, а остальные залезли в грузовики и задним ходом выбрались из опасной зоны. За ними отступил и броневик. Я же вернулся к своему кабриолету и отправился следом, сопровождая восемь уцелевших машин, которые, чтобы не наткнуться на очередную засаду, двинулись окольным маршрутом.

Колонна держала путь в район Восточная Элатия, где находился кантон дружины Северовых. Когда подъезжали к воротам, остановились. Десятник вылез из трофейного «Гектора» и подошёл ко мне.

— Спасибо, что помог, Константин, — он наклонился к окну моей машины. — Тебя никак сам Мани послал. Иначе не отбились бы. Глядишь, и самих положили бы.

— А чего вы без разведки ездите? Почему так мало охраны? — спросил я с упрёком. — Естественно, так всех вас положат.

— Да нет у нас людей! Там такая каша творится. Наши сидят в главном кантоне, ничего не могут сделать, а их просто уничтожают артой и ракетами. Сегодня два склада рвануло. Вся надежда только на басилевса. Вот так и приходится мотаться с голой жопой. Мы три рейса уже сделали. Теперь хрен там проедешь!

— Да, хреновы дела, — согласился. — Ладно, давай, удачи! Глядишь, прорвёмся.

В среду опять начались уроки как у нас, так и в младшей гимназии, где учился Саша. Ирина сообщила нам об этом за ужином.

— Ну вот, даже во время войны заставляют учиться, — посетовала Инесса.

— Дорогая моя, эта, простите, «война» — глупое недоразумение, которому скоро басилевс положит конец. А через полтора месяца у вас промежуточные экзамены, забыла? — упрекнула Инессу мачеха и бросила на неё такой уничижительный взгляд, что сестра потупилась.

— Да, не, Инесса права, — поддержал я сестру. — Странно это. А вообще новости с фронта есть?

Новостей не было, кроме тех, что мне рассказал десятник. Птолемеи, почувствовав безнаказанность, начали наносить ракетные удары по складам дружины Мономахов, лишая нас снабжения. А басилевс всего лишь поговорил с архонтами обоих воюющих кланов, а архонт Птолемеев отказался даже на личную аудиенцию ехать, мотивируя это тем, что его жизни может угрожать опасность. С нашим архонтом он тоже общаться не захотел. Подробности беседы не разглашались, но было понятно одно: басилевса по-прежнему что-то удерживает от решения проблемы силовым методом.

Следующим утром тоже новостей было немного. Пока я ехал в машине, слушал радио. Передали заявление архонта Птолемеев. Дескать, он желает прекратить боевые действия, но Мономахи якобы не хотят останавливаться и продолжают вести наступление на юге, пытаясь взять под свой контроль несколько кварталов, принадлежащих, как политии, так и клану Птолемеев. Я слушал это, и у меня складывалось ощущение, что мне вешают на уши лапшу — настолько всё это выглядело нелепо. От возмущения просто не было цензурных слов.