Оставшиеся дни я собирался отдохнуть, но были кое-какие дела, которые я не мог игнорировать. В ближайшие дни намечались очередное судебное заседание и встреча с Елагиным.

В суд на этот раз подал не Михаил, а я. Мой адвокат, господин Фёдоров, нанятый мной специально для этого дела, уже несколько месяцев готовил материалы, чтобы обжаловать долг, который повесил на меня Михаил. Заседание прошло в пятницу, но я не присутствовал, как и отец — это было не обязательно.

По его итогу долг удалось сократить в два раза, и теперь вместо трёхсот тысяч я оказался должен сто пятьдесят. Я даже такую сумму выплачивать не хотел, но Фёдоров посоветовал всё же сделать это, поскольку долг будет увеличиваться от года к году, а в один прекрасный момент Михаил потребует деньги через суд, и мои счета тогда просто арестуют.

Поэтому я сразу перевёл Михаилу все сто тысяч и оказался ничего ему не должен, хотя Михаил, скорее всего, так не считал. Но это уже его проблемы.

Я же в этот день, пока проходило заседание суда, встречался с Елагиным. Тот приехал ко мне домой с юристом и ящиком документов. Его повреждённая рука висела на перевязи, замотанная в бинты. Вероятно, целители пытались восстановить конечность, вырастив вместо мёртвых тканей живые. Я слышал, что даже такое в теории возможно, но сил на это потребуется столько, что далеко не каждый врачеватель возьмётся.

Целый день Гаврилов со своим помощником-бухгалтером разбирали документы, пока не установили, какую сумму Елагин мне задолжал. Не сказать, что цифра была огромной — чуть больше ста тысяч, но тоже деньги. Ещё сотку я накинул в качестве штрафа. Елагин, разумеется, клялся и божился, что всю сумму вернёт летом вместе с квартальной выплатой дивидендов.

В общем, до окончания отпуска оставалось совсем немного, и я даже подумывал, а не метнуться ли мне в Омск, тем более, Света не раз зазывала меня в гости, но потом всё-таки решил отложить поездку до следующего раза. И причина была не только в том, что я минимум день потеряю в дороге, но и в желании проверить, по какому принципу разверзаются бездны в имении. Действительно ли моё присутствие служит катализатором данного процесса?

А пока делать было нечего, подумал, не встретиться ли с Олей напоследок перед отъездом. Нам было, о чём поговорить, что вспомнить, мы прошли почти через одно и то же, и понимали друг друга. Мне нравилось с ней проводить время, хотелось снова увидеться. Тем более девушке, возможно, требовалась помощь после того, что произошло, возможно, даже финансовая: хорошие лекари стоят дорого. Но я не торопился предлагать деньги. Семья у неё тоже не нищая, и кто знает, как воспримется мой поступок?

Я позвонил Оле — телефон её оказался недоступен. Позвонил её отцу, Владимиру Фёдоровичу, тот сказал, что отправил дочь на Урал в Александровск, где положили на лечение в какую-то очень хорошую клинику. А не отвечала Оля, потому что номер сменила.

— А что случилось? Что-то серьёзное? — забеспокоился я.

— Об этом можете не волноваться. Просто последствия ранения дают о себе знать, — объяснил Владимир Фёдорович, — Слышал, что клиника та очень уж хорошая. Стоимость услуг, конечно, выше, чем в обычных лечебницах, но это вовсе не проблема. Здоровье — прежде всего.

— А в чём именно проблема, если не секрет? Я знаю, что одной ноги она лишилась. Со второй какие-то проблемы?

— Так ведь сухожилия пострадали, а восстанавливать их тяжело. Впрочем, я тут подумал, может, заглянете как-нибудь? Там и поговорим, а то по телефону, знаете ли — не то всё.

— Несколько свободных дней у меня ещё есть, и я с удовольствием загляну к вам в гости, — пообещал я.

В итоге договорились на четверг на вечер. А номер Оли я тоже выпросил, и сам ей позвонил. Она, как обычно, источала оптимизм, шутила, что ей ногу новую отращивают. И это было недалеко от истины: речь шла о неком «энергетическом протезе», которая, как объяснила Оля, даже ощущался, как собственная конечность. Вот только у нас в Сибири такие не устанавливали.

Со Скавронскими я тоже встретился. Поужинали все вместе, даже наследник присутствовал за столом — наконец, мне с ним удалось познакомиться. А когда мы с Владимиром Фёдоровичем пошли пообщаться наедине в его кабинете, глава семейства завёл разговор в неожиданном ключе.

— Алексей Михайлович, вижу, что вы с Ольгой уже давно… так сказать, водите знакомство. Моя дочь очень хорошо о вас отзывается, да и вы тоже проявляете участие. Это меня и натолкнуло на мысль. Если у вас появятся какие-либо намерения насчёт вашего общего будущего, то я, не раздумывая, дам согласие. Не настаиваю ни в коем случае. Как сами решите.

— А у неё жениха сейчас нет?

— Был, но у них разногласия возникли. Ну и разошлись. Ольга у меня с характером, самостоятельная, принуждать я её к чему-либо не хочу. А вам я просто сообщаю, что бы имели в виду: если вдруг надумаете, никаких препятствий для этого нет.

— Мы не так уж и тесно общаемся. За полгода раза два встречались. Могли бы и почаще встречаться, получше друг друга узнать, принять какое-то совместное решение, но, видите, как получается: она на Урале, а я скоро еду на рубеж и неизвестно, когда вернусь. Нас вон по три месяца держат в областях тьмы.

— Само собой, — улыбнулся Владимир Фёдорович, — служба есть служба. Между прочим, я тоже на днях отбываю в расположение части. Как знать, быть может, свидимся ещё. Хотя, вряд ли: вы же в гвардии, а мы — обычные пограничники.

Ну вот и предложил мне Скавронский свою дочь в жёны. Наверное, следовало ожидать такого шага. Но я сказал ему правду: слишком редко мы с Олей общаемся в последнее время. Я-то в целом был не против. Оля мне казалась отличной девчонкой, она могла бы помогать в делах или с охраной. И опять же, со Скавронскими мы в хороших отношениях. Я не видел ничего дурного в том, чтобы породниться.

Тем не менее, судя по всему, данный вопрос предстояло решить во время следующего отпуска, ведь до отъезда оставался день. Тогда же станет понятно, как быть с дочерью Вероники.

А вот с Полиной у нас отношения, кажется, охладевали. После того, как у нас не получилось встретиться во время её отпуска, Полли почти мне не писала в соцсетях, да и по телефону мы больше не созванивались. Но я тоже не сильно стремился к общению. У меня своих дел полно, а у Полли — своя жизнь, и далеко не факт, что наши пути однажды снова сойдутся.

Не успел я распрощаться с родителями Оли, как позвонил Сатир и сообщил, что ещё одна яма открылась. А я-то уж переживать начал. Четыре дня тенебрисы не давали о себе знать. Но надолго их не хватило, очень уж жаждали твари встречи с моей тёмной магией.

Но солнце уже давно закатилось за горизонт, шёл одиннадцатый час, поэтому я, как и в прошлый раз, решил заняться проблемой утром и со спокойной совестью отправился домой спать, приказав своим людям вести наблюдение за местностью.

Меня разбудил звонок.

— Ваше сиятельство, тёмные к вашему особняку движутся, — объявил Сатир. — Что прикажете? Остановить?

— Много их? — я вскочил с кровати. Сон как рукой сняло, хотя за окном ещё не рассвело толком. — Почему думаешь, что к моему дому?

— А то я не вижу! Целая толпа прямо в направлении вашего дома прёт. У меня разведчики еле удрать успели. Даже коптер бросить пришлось.

— Так… я понял тебя. Поднимай всех по тревоге. Я уже бегу.

Вот, значит, как получается, существа уже и путь к моему дому нашли. Это хреново. Мне таких гостей не надо. Я быстро облачился в свою камуфляжную одежду для боевых вылазок, кинул в рюкзак «убийцу тьмы» и, кое-как найдя ключи от машин, которые почему-то лежали на кухне, выбежал из дома.

В саду, где уже начала пробиваться зелень, я заметил что-то мелкое и чёрное. Пошёл туда, оказалось — бегун. Он каким-то образом добрался до моей усадьбы, тогда как остальная стая была в пути. Но бродил он тут не один: поблизости обнаружились ещё три четвероногих особи. Наведя на них взглядом небольшие дымчатые шары, я уничтожил незваных гостей, а потом побежал в гараж заводит свой «Рубин». Уже за рулём я набрал номер Сатира, чтобы узнать, где конкретно сейчас находится стая.