Я устроился на заднем сиденье второго «Гектора». Рядом сидел лысый усатый мужчина с солидным пузом, на котором бронежилет еле-еле застёгивался.

— Константин Златоустов, если не ошибаюсь? — проговорил мужчина густым утробным басом. — Александр Семирецкий, глава первой опергруппы отдела внутренние работы ГСЭБ. Благодарю за помощь при задержании. Не волнуйтесь, я доставлю вас обратно к спортивному учреждению.

— Не стоит благодарности, — ответил я, чувствуя, как после неимоверного напряжения на меня накатывает усталость. — Хорошо, что поймали. Надеюсь, надолго упрячете?

— С этим будет разбираться следственный комитет. Мы давно ведём дело Григория Мономаха и его приятелей. Убийства, в том числе представителей высших сословий, членство в запрещённой организации, возможно, антиправительственная деятельность. Вы нам очень помогли, в том числе когда обратились в полицию в день убийства женщины из эскорта. Это тоже будет подшито к делу. Видите ли, многие не заявляли на него, поэтому точное количество жертв ещё предстоит установить.

Машина поехала по узким городским улицам.

— Запрещённые организации, говорите? «Ахейский союз»?

— Вижу, вы знаете довольно много. Да, к сожалению, данная террористическая организация пустила корни повсюду. Наша задача — ликвидировать вредоносные ростки. Но должен предупредить, чтобы в будущем вы были более осмотрительны. Я знаю, что у вас есть сила и не малая, но как говорится, Господь хранит осторожных.

— Буду стараться, — пожал я плечами. — Однако для меня война не закончена. Те кто убил моего отца, возможно, и меня попытаются убить.

— Дело вашего отца расследуется на высшем уровне, — отрезал Семирецкий, показывая, что не намерен обсуждать данный вопрос.

«Гектор» заехал на территорию акрополя, и вскоре мы снова оказались возле спортивного комплекса «Кросс». Тут стояли ещё несколько чёрных машин с гербами ГСЭБ. В автозак грузили задержанных друзей Григория Мономаха. Среди них я заметил и Мурата.

— Скоро потребуются ваши показания, поэтому, пожалуйста, не уезжайте пока из города, — объявил Семирецкий и пожелал напоследок. — Удачи и хорошего вечера.

Выйдя из машины, я тут же встретился с дядей Андреем и Инессой. На лице дяди до сих пор читалось недоумение, а сестра была испугана. Она кинулась мне на шею.

— Ну и дела у нас творятся, — покачал головой Андрей. — Кто бы мог подумать.

— Да. Всё-таки спецслужбы работают, — проговорил я. — Всех повязали, кого надо. Надеюсь, и с другими разберутся.

Когда на следующий день я поведал Зое о том, что произошло, та была изумлена до глубины души. Мы сидели в гимназическом «ресторане» за столиком у окна.

— Что, реально? Приехала ГСЭБ и всех повязала? — удивлялась она. — Ну вот, а я опять всё пропустила. Если бы отец не запретил, я тоже пошла бы смотреть вашу драку и всё увидела бы.

— Да что там смотреть? Обычная возня. Мой противник, правда, оказался довольно сильным.

— Ну расскажи поподробнее, что было? — требовала Зоя. — Ты побил того парня?

— Да, конечно. Давай потом расскажу. А то… — я посмотрел на часы, — скоро урок начнётся.

— У вас последний урок? А у нас последний отменили, поэтому я через час тоже освобожусь. Мы могли бы посидеть где-нибудь часик.

— Отличная идея, — согласился.

Тем временем три девушки за соседним столиком тоже обсуждали случившееся. Я прислушался. Говорили, будто ГСЭБ даже в акрополе начала хватать людей по ложным обвинениям. Они считали, что Григория и его друзей арестовали только за то, что они состояли в каком-то клубе. Уж не знаю, кто распространил такой слух, но молодёжь охотно подхватила его.

— Ну да, — говорила одна из девушек, — а завтра кого арестуют? Теперь уже и клубы посещать нельзя? Басилевс совсем охренел. А все молчат.

Я обернулся к ним.

— Извините, дамы, но эти ребята, которых арестовали, занимались убийствами и ещё чёрт знает чем.

— И ты этому веришь? — девушка поморщилась. — Как можно верить тому, что говорят главные эфоры? Они что угодно на кого угодно повесят.

— Я своим глазам верю, — я поднялся со стула. — Эта тварь на моих глазах человека убила из прихоти.

— Да ладно? — не поверила девушка.

— Вот тебе и «да ладно». Этого скота мало посадить — таких надо стрелять, как бешеных собак.

Мы с Зоей ушли, оставив девушек дальше обсуждать данную тему.

Встретились мы, как и договаривались, после следующего урока. Побродили немного вокруг поля перед главным корпусом, но Зое явно хотелось чего-то большего (как, собственно, и мне), и она предложила уединиться. Сказала, что знает укромное место.

Мы отправились в главный корпус. На последнем этаже оказалось пусто. Зоя объяснила, что здесь находятся творческие мастерские и подсобные помещения. Обстановка тут была попроще, чем внизу — паркет старый, нет ни ковров, ни штор на окнах, да и картина на стене попалась только одна.

Проверили несколько дверей. Зоя уже начала досадовать, что всё заперто, но тут попалась открытая комнатушка, заставленная стульями и столами. Изнутри она закрывалась на щеколду.

Мы протёрли от пыли два стула и уселись у окна, выходящего во внутренний двор. Тут было очень тихо. Казалось, что во всём здании никого нет. В пятницу уроки у многих заканчивались раньше обычного, поэтому половина гимназии действительно уже разошлась по домам.

Я рассказал подробнее о том, что произошло вчера возле спортивного комплекса. Не упомянул только о встрече с офицером из ГСЭБ, как, впрочем, скрыл и наше общение с Никой Гордеевной, и последнюю ссору с Григорием Мономахом. Рассказал лишь в общих чертах: дескать, он меня оскорбил, а я плюнул ему в лицо.

Зоя с интересом слушала, а когда я закончил, она задумалась.

— Всё будет хорошо, — пообещал я. — Надеюсь, Гришку упекут надолго, хотя как по мне, тюрьма для него — слишком мягкое наказание.

— Я тут подумала… — проговорила Зоя.

— О чём? — я заглянул в её прекрасное лицо, которое стало очень серьёзным.

— Ты ведь меня всё равно однажды бросишь.

— С чего ты вязал? — меня удивила такая резкая смена темы и настроения.

— Тебе придётся на ком-нибудь жениться. Правильно? Ну вот.

— Так это ещё нескоро будет, — пожал я плечами.

— Всё равно. Это будет.

— Откуда ты можешь знать, что случится? Ты и сама, может, разлюбишь меня через год-два. А женитьба — это дело нескорое. У меня и помолвки-то нет. И у тебя нет.

— Пока нет, — помотала головой Зоя. — Но отец намекал, что собирается уже с кем-то договариваться. А я тебя никогда не разлюблю.

Она обхватила мою руку и положила голову мне на плечо.

— В жизни всякое бывает, — рассудил я. — Бывает такое, что люди встречаются и всю жизнь вместе. Но это редко. Чаще наоборот — сходятся, расходятся. Это же обычное дело. Сперва типа любовь, потом надоедают друг другу начинаются ссоры, обиды и прочая хрень. В таком случае, лучше не тянуть, разойтись по-хорошему.

Я вспомнил знакомых из армии и с гражданки, вспомнил собственную жизнь. Хватало там всякого. Я хорошо знал, как обычно происходит, и что эти «чувства» только по молодости что-то значит. А с годами и чувств уже никаких не остаётся, жизнь тускнеет, становится пресной как варёная рыба. Зоя пока ничего этого не ведала в силу малого опыта.

— Обычно родители устраивают помолвку, а потом приходится всю жизнь жить с тем, на ком женили, — проговорила Зоя. — И никуда от этого не деться. Даже любовника официально нельзя завести, как вам.

— Ну и такое бывает. А почему ты об этом заговорила?

— Да из-за отца всё. Он сказал, чтобы мы с тобой не общались. Боится, что я… в общем, что будут проблемы.

— Какие проблемы?

— Что наши семьи поссорятся.

— А зачем нам ссориться? Наоборот, надо дружить… особенно в такое время. Не вижу смысла.

— Я тоже не понимаю, зачем ссориться, но у него своё на уме. Я вообще хотела отучиться и устроиться служить в этерию, желательно клановую, и только потом думать о браке. И ещё акробатикой хотела заниматься. Но это же неприлично для княжны! — последнюю фразу Зоя произнесла с сарказмом.