— Понял!

— Лады. Готовьтесь, парни. Мы уже почти на месте… Да, слушаю… — заговорил он по рации, нажав кнопку связи. — Есть! Приступаем, — он обернулся к мехводу. — В линию стройся. Уже близко. Сотый, на крышу!

Капитан встал ногой на кресло и вылез через люк наружу, я последовал за ним.

Броневик мчался по пустыне, направляясь к виднеющимся вдали объектам — машинам, судя по всему. Впереди ехали две БТМ-5, обдаваясь нас жёлто-серыми клубами, ещё один двигался позади. Я закашлялся и закрыл маской лицо, чтобы не дышать пылью и выхлопами.

Первая БТМ стала притормаживать, вторая поравнялась с ней, мы поравнялись со второй, четвёртая — с нами. Теперь броневики ехали в линию на расстоянии метров тридцать-сорок друг от друга. На крыше каждого сидели по два человека, и мне показалось, что на крайней «коробке» вижу крупную фигуру директора Меншикова, хотя это мог быть кто-то ещё. Доспехи у всех одинаковые — не различишь.

Вскоре объекты стали видны отчётливее. Несколько гусеничных и колёсных машин были расставлены квадратом, ограждая пространство внутри. С передней к нам стороны находились «Кочевник», грузовик на дутых колёсах и здоровый гусеничный вездеход с четырёхдверной кабиной и закрытым брезентом кузовом.

Вездеходы замедлились. По нам никто не стрелял. Возможно, охотники даже не думали, что их могут атаковать вот так с наскока. А мы неумолимо приближались, неся смерть всем, кто был в лагере.

До цели оставалось метров двести, и тут капитан крикнул:

— Огонь!

Я стал стрелять по машинам впереди. Прицелиться почти не получалось, поскольку вездеход ужасно трясло, хоть скорость была небольшая. Одной рукой я схватился за ручку возле люка, второй держал ружьё, нажимая спуск. Капитан умудрялся стрелять с колена.

С большим опозданием по нам открыли ответный огонь. Сквозь гул моторов, я еле-еле мог расслышать редкие хаотичные хлопки.

— Стоп! — заорал капитан Толстосумов, и «коробочка» так резко остановилась, что я чуть было не завалился вперёд.

Аппарель опускать не стали. В ней была дверца, через которую Бурдюков и остальные бойцы выбрались наружу. То же сделал десант других трёх машин. Я и капитан не прекращали пальбу. Со стороны противника тоже звучали частые хаотичные выстрелы. Раздался звук ударов по броне, что-то зацепило моё плечо.

— Поехали! Медленно! — крикнул капитан. Бронетранспортёр пополз вперёд, бойцы зашагали следом.

Четвёрка чёрных стальных ящиков на гусеницах неумолимо приближалась к вражескому лагерю, удары по корпусу машин участились, как и тычки в тело. Скользнув взглядом по своему нагруднику, я заметил два небольших отверстие. Уже умудрились пробить.

Расстояние до противника было метров пятьдесят.

— В линию! В линию! — заорал капитан, оглядываясь на парней, что шли следом, и те, выбежав из-за броневика, рассредоточились между двумя машинами и тоже открыли огонь.

Батарея моей винтовки опустела во второй раз. Я зарядил её и продолжил стрелять, а лагерь противника был совсем близко. Мы уже могли разглядеть корпуса машин, изрешечённые импульсами.

Две «коробки» — наша и та, что ехала левее — шли в лобовую атаку, другие две заходили сбоку, беря лагерь в полуокружение. С третьей стороны текла мелкая речушка. У противника для отступления оставался лишь один маршрут, но даже им ему вряд ли получится воспользоваться, ведь мы были совсем близко.

Броневик зарычал, прибавил ходу и, протаранив грузовик, въехал на территорию лагеря, где и затормозил. В центре небольшой площадки, огороженной транспортными средствами, раскинулась длинная зелёная палатка, рядом с ней стояли пластиковые ящики, валялись два трупа в пробитых доспехах. Я заметил людей, которые стреляли по нам. Они отходили за вторую линию машин: гусеничный микроавтобус «Бульдог», ещё один «Кочевник» и большеколёсный внедорожник, выстроившиеся по задней границе.

Теперь всё моё внимание было направлено на противника. Исчезали страх и мандраж, иной вновь овладел моим сознанием, и в голове не осталось ничего, кроме неутолимой жажды энергии.

Как только броневик встал, я прыгнул вперёд, оказавшись между машиной и отступающими противниками. Сразу несколько импульсов ударились в доспехи, причём один довольно сильный, но мне было плевать. Нельзя упустить добычу, нельзя отдать её другим.

Левее в лагерь въезжает второй бронетранспортёр, сталкивая с пути вездеход. За спиной слышится нескончаемая пальба — это наступают наши, но я их не вижу, они идут сзади, а всё моё внимание сосредоточено на тех, кто впереди.

Тяжёлый удар в грудь заставляет меня отшатнуться — кто-то выстрелил мощным импульсом, но безрезультатно. Вижу рослого мужчину в силовом костюме с золотистым принтом на кирасе. Лицо закрыто железной маской с двумя прорезями для глаз и небольшим фильтром сбоку. Мужчина выхватывает тесак, что-то кричит своим и бежит на меня. Его примеру следуют ещё человек пятнадцать, что выскакивают из-за машин и тоже несутся в атаку.

Отбрасываю винтовку, тоже выхватываю тесак. Оказавшись в моей руке, он светится синим. Бегу навстречу охотнику в доспехе с золотым принтом. Он него исходит мощная энергия. Знаю одно: я должен убить его и поглотить.

Пытаюсь воздействовать телекинезом — бесполезно. Охотник не поддаётся. Да и времени мало, даже сосредоточиться как следует не успеваю.

Мы сталкиваемся возле палатки, размениваемся ударами. Мой клинок попадает охотнику по стальной, золочёной маске, его тесак — по моему нагруднику. Бью ногой в корпус — ощущение, будто в стену ударил.

Нырком ухожу от стремительной атаки, клинок противника проносится над моей головой. Выпрямляюсь, одновременно пробивая хук левой, и снова бью ногой в корпус.

Чтобы сохранить равновесие, мужчина делает три шага назад, но тут же прёт вперёд, размахивая тесаком изо всех сил. Я то отклоняю корпус, то пригибаюсь, одновременно пытаясь бить в ответ. Попадаю по руке, по плечу, по маске противника. А тот продолжает теснить меня. Ставлю блок и опять пробиваю ногой в живот, а затем рублю сверху вниз по голове.

Отклоняюсь в бок с одновременным хуком в лицо. Маска ломается под моим кулаком. Размениваемся сильными рубящими ударами, от которых лопаются нагрудники наших костюмов. Они уже потеряли часть заряда и теперь режутся, словно бумага. Блокирую руку, рублю по шлему и ударом колена в живот отталкиваю противника.

Охотник замахивается тесаком — бью ногой в корпус на упреждение, он пытается снова достать меня клинком — ловлю его запястье и ввинчиваю кулак в челюсть. Разворачиваюсь, перекидываю руку противника через плечо — и тот летит на землю. И пока он лежит, рублю тесаком, не давая опомниться.

Противник вырывает запястье из моих пальцев, откатывается и поднимается на ноги. Мощным хуком в голову отбрасываю его на ящики. Он вскакивает и бросается на меня, замахивается, но я встречаю его прямым в челюсть, и ударом ноги с разворота снова валю на землю. Враг не успевает подняться, и я, сцепив руки замком у него на шее, начинаю душить.

Охотник дёргается, пытается то ударить меня, то разжать мои руки, но всё оказывается бесполезно, я направляю в свои плечи и предплечья столько энергии, сколько возможно, и тиски становятся всё крепче и крепче с каждой секундой. Доспехи противника трещат, да и мои — тоже ломаются. Продолжаю давить, пока охотник не перестаёт сопротивляться. Резко дёргаю его голову назад, и та безвольно виснет на сломанной шее.

Срываю маску — под ней лицо мужчины средних лет, угловатое, грубое, поросшее короткой бородкой. Глаза выпучены, рот застыл в яростном оскале с кровавой пеной на губах. Прикладываю руку к физиономии, и энергия вливается в меня мощнейшим потоком, от которого рябит в глазах.

Пока я дрался, остальной мир словно перестал для меня существовать. Были только я и враг — добыча, которую иной в моей голове жаждало поглотить. Теперь же, когда цель оказалась достигнута, я обратил, наконец, внимание на то, что творится вокруг.

Охотников оказалось меньше, чем нас. Наши бойцы быстро смяли сопротивление. Повсюду валялись тела в пробитой броне, где-то за машинами ещё слышалась возня, но похоже, основное действо закончилось одновременно с тем, как я убил человека с золотистым принтом на доспехах.