— Ну ты герой! А нас только на третьем курсе, помню, в пустыню отправили… — он открыл дверь, и мы вошли в пристройку.

В тесной прихожей я оставил на вешалке куртку, разулся. Мы прошли по коридору до самой дальней комнаты. Теперь мне предстояло жить в крохотной каморке, где едва помещались кровать, комод, шкаф и маленький столик со стулом. В таких комнатах обычно селились одинокие слуги. Те, у кого были семьи, жили либо в городе, либо в квартирах на втором этаже пристройки.

Из чемоданов я ничего вытаскивать не стал, так всё оставил, чтобы если придётся внезапно переезжать или убегать, долго с вещами не возиться. Марине позвонил сразу, убедившись перед этим, что в коридоре никто не шатается и не подслушивает. Наставница трубку взяла моментально, словно только и ждала моего звонка.

— Я уже в Екатеринбурге, — сообщил я после обмена приветствиями. — В отцовском особняке. Меня поселили в пристройку к слугам. Отец сказал, что я должен буду отработать все деньги, которые он на меня потратил за восемнадцать лет, и паспорт отобрал. Вытаскивайте меня отсюда.

— Так, это понятно. Что с охраной?

— Дежурят сменами по одному в будке возле ворот, но если что-то случится, могут и другие приехать. По периметру сада стоят камеры.

— Значит, будем ждать удобный случай. Телефон держи при себе, — напомнила Марина. — Скуратов сказал, какую будешь выполнять работу?

— Нет, он ничего не сказал. Намекнул, что будет использовать мои способности. Сколько мне ждать?

— Имей терпение. Как только мы посчитаем нужным, тебя вытащат.

— Да-да, понятно. Когда посчитаете нужным… Жду. Пока.

Я закончил вызов. Интересно, что задумала Марина? Как она меня хочет вытащить? Сбежать незаметно не получится. Даже если перелезть ограду в дальней части усадьбы, охранник сразу увидит это и сообщит отцу. За усадьбой — лесопарк. Надо пересечь его, чтобы выбраться в городские кварталы. Если туда подогнать машину, можно успеть уехать раньше, чем меня поймают. Но бежать придётся быстро, в любом случае.

Мне нравился этот план. Подумал, надо рассказать Марине. Да, отец узнает о моём побеге, но какая разница, если не сможет меня найти?

Пока я размышлял над побегом, отцовский лимузин куда-то уехал — я из окна видел всё, что делалось возле ворот. А потом в дверь постучала Марфа, жена дворецкого Прохора и по совместительству старшая горничная, и позвала меня есть.

Никогда прежде мне не доводилось обедать вместе со слугами. Они обычно собирались за столом на кухне после того, как хозяева заканчивали приём пищи, а если были какие-то неотложные дела, ели когда придётся.

Сегодня за столом присутствовали почти все: повар Иван с помощником, дворецкий Прохор и три горничные. Не было только садовников и шофёра, ну и охранника, разумеется, который редко покидал свою будку.

Супруга Прохора являлась старшей горничной и кем-то вроде экономки. Вторая горничная — сухопарая, тощая, с длинным носом. Она была женой нашего шофёра. Третья — толстая рябая женщина лет тридцати, которая, поговаривали, до сих пор в девках ходит. Я слышал от одноклассников, что в некоторых домах горничные молодые и симпатичные — это было точно не про отцовский особняк.

Мне не нравились наши горничные, но не столько внешне, сколько из-за их привычки трепать языками. Эти сплетницы, казалось, знали всё, что происходит в особняке. Каждый чих становился предметом их обсуждений.

Слуги не удивились моему приезду. Оказалось, они уже знали, что отец возвращает меня домой и заранее подготовили комнату.

Когда я сел за стол, Марфа произнесла молитву — у нас в доме все были ужасно набожными — и мы приступили к еде. Никто меня ни о чём не спрашивал, словно я уезжал на пару часов в город, а на четыре месяца к чёрту на кулички. За столом царило неловкое молчание. Кажется, прислуга ещё не привыкла к том, что я — один из них.

Не успел я допить чай, как Прохор заявил, что есть одно дело, и нам надо идти наверх. Мы отправились в хозяйский дом, поднялись на второй этаж.

Дворецкий был уже немолод. В волосах виднелась проседь, а от носа к уголкам рта тянулись глубокие складки. Он и раньше никогда не выказывал ко мне пренебрежения, да и сейчас общался вполне уважительно, хоть и перестал выкать и называть меня «ваше сиятельство».

— Его сиятельство велели измерить твои показатели, — сказал Прохор. — Его сиятельства сейчас нет дома, и это сделаю я.

— Да пожалуйста, — буркнул я.

Ну вот, теперь папаша узнает, какой у меня уровень. Наверное, потребует ответа, как я смог так быстро прокачаться. Я ему, понятное дело, ничего говорить не собирался, но он и сам мог догадаться. Болховская же догадалась.

Часть этажа занимали отцовский кабинет и оружейная, куда мне никогда не дозволялось заходить, часть отводилась под личные покои. Дворецкий повёл меня в комнату, расположенную рядом с оружейной. Здесь стоял прибор для измерения энергетики.

Я сел в кресло, Прохор включил компьютер и надел мне на голову обруч, соединённый проводами с прибором, а затем устроился во вращающемся кресле за столом и стал щёлкать мышкой, глядя в экран.

— Интересно… Новая модель ИК, — сразу же отметил дворецкий, он в этом кое-что смыслил. — Помнится, у тебя был «Луч», а сейчас «Нейрон»… А7. Седьмого поколения? Тебе новый установили?

— Да, старый барахлил, поменяли.

— Интересно-интересно… Они ведь совсем недавно на рынке появились. У его сиятельства тоже ИК седьмого поколения. Буквально в прошлом году установили. Только фирма другая… Так, что тут у нас… Поразительно! Кирилл, откуда у тебя столько энергии? Не могу понять, то ли программа сбоит, то ли…

— Всё нормально с программой. У меня пять тысяч шестьсот единиц, двадцать третий уровень.

— Надо же… А тут у нас что? Да, Кирилл, ты сильно вырос за эти месяцы. Очень серьёзный прогресс, я бы даже сказал, невероятный! Не поверил бы, если б не увидел собственными глазами.

— Да, прогресс есть, — согласился я.

— Сейчас информацию скопирую, так… — дворецкий ещё долго вглядывался в экран и вчитывался к массу различных параметров, фиксируемых моим ИК, но ничего больше не говорил. Наконец, он закрыл программу. — Ну вот и всё, процедура окончена. Можешь отдыхать.

Архип снял с меня обруч, и мы отправились обратно в пристройку.

— Пока поживёшь здесь, — сказал дворецкий. — Мне неизвестно, какие у его сиятельства на тебя планы. Сейчас тебе велели помогать по дому и в саду, если понадобится.

— По дому? Я что, теперь слуга?

— Я лишь передаю указания его сиятельства. А ещё тебе не велено покидать территорию усадьбы без его личного разрешения. Если понадобится что-то в городе, говори мне или Артуру.

— Ну обосраться!

— Грубость вовсе ни к чему, Кирилл. Не стоит так выражаться в доме.

— А тебе не стоит указывать мне, что делать, — вспылил я. — Я в слуги вам не нанимался.

— Кирилл, — сдержанно проговорил дворецкий, — я всего лишь следую указаниям его сиятельства, и твоё нынешнее положение так же обязывает тебя к этому. Ты должен понимать, что…

— Я всё прекрасно понимаю, и хватит об этом.

— Хорошо, Кирилл, рад, что понимаешь.

Мы зашли в пристройку, и дворецкий хотел идти наверх, но я остановил его.

— Погоди, Прохор.

— Да, я тебя слушаю

— Можно тебя на два слова наедине? Только не здесь. На улице.

— Придётся одеваться. Холодно нынче. Давай лучше на второй этаж поднимемся, там сейчас всё равно никого нет.

— Ладно, без разницы, пошли.

Мы поднялись на второй этаж пристройки. Возле лестницы находился небольшой холл с диванами и телевизором, остальное же пространство занимали три квартирки, в двух из которых размещались семьи дворецкого и шофёра. Третья, кажется, пустовала.

Я заглянул в коридор и, никого не обнаружив, заговорил:

— Слушай, Прохор, ты же знаешь, что тогда произошло.

— Прости, Кирилл, я не понимаю, о чём идёт речь. Что именно я знаю?

— За что отец убил мою мать? И почему он меня ненавидел всю жизнь? Этому же есть какая-то причина, верно? Ты давно служишь, ты знаешь всё, что происходило в этом доме.