Мне опять пришлось описывать события вчерашнего дня, но на на этот я придерживался той версии, о которой договорились с Гаврюшиным, дескать, ножа у меня не было, а унтера порезал кто-то из охотников, а кто именно, в пылу драки не заметил.

Директор слушал с каменным выражением лица, подперев голову пальцами правой руки и не отрывая от меня немигающего взгляда, а когда я закончил, произнёс:

— Потерпевшая сторона утверждает совсем другое.

— Ваше превосходительство, это вполне закономерно, — объяснил я. — У меня давний конфликт с несколькими курсантами из этой компании, и вероятно, они договорились сказать, что нож был у меня. Но это не так. Кроме того, должен напомнить, что в их компании у двух человек тоже были ножи.

— Угу. Ты знаешь тех охотников?

— Никак нет, ваше превосходительство. Я видел их впервые в жизни. Один представился князем Бельским.

— Нож был у князя Бельского?

— Никак нет, у другого. Я его не знаю.

— Ты сказал, что драку остановила некая графиня, владелица заведения, так?

— Верно, графиня… э… Сумарокова, кажется, — я действительно, забыл, какой фамилией представлялась моя кураторша. — Прошу прощения, ваше превосходительство, точно не помню.

— Она может подтвердить твои слова?

— Не могу знать, ваше превосходительство. Она подошла позже. Вам лучше обратиться к ней самой.

Пожалуй, это будет хорошо, если директор обратится к Марине с данной проблемой. Она ему и разъяснит, как надо поступить. Тогда все вопросы ко мне отпадут автоматически.

— Я понял, — генерал-майор важно кивнул. — Что могу сказать. Если увечье унтер-офицера Голенищева твоих рук дело, Князев, тебе грозят трибунал и штрафное подразделение. Поднять руку на офицера — серьёзное преступление. А из-за чего у тебя конфликт с курсантами?

— Я столкнулся с двумя третьекурсниками в Царицыно ещё до того, как оказался в спецшколе. Они были выпивши и приставали к девушке. Я заступился. Когда они узнали, что я тоже учусь здесь, попытались мне отомстить. Унтер-офицер Голенищев — их друг.

— Фамилии?

— К сожалению, не знаю, ваше превосходительство.

— Точно? — он прищурился. — Не должно скрывать подобную информацию.

— Ваше превосходительство, когда мы с ними подрались, у меня не было времени спросить ни имён, ни фамилий.

Генерал-майор покачал головой и грозно посмотрел на меня:

— Не хорошо это, Князев. В школе чтоб драк никаких не было, да и за пределами — тоже. Вон есть у вас турнир, там и деритесь. Здесь не кабак, чтобы кулаками махать. Надеюсь, это понятно?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Пока свободен. Когда понадобишься, тебя вызовут.

Я приложил руку к козырьку, развернулся и вышел. Поверил директор в мою версию или нет, пока было непонятно. Оставалось надеяться, что либо он найдёт Марину, либо она сама с ним свяжется и разъяснит ситуацию. Иначе, кажется, ничего хорошего мне не светит.

А сейчас следовало сосредоточиться на предстоящем поединке. Выступление шестой категории было назначено на послеобеденное время. Да только как об этом думать? Все мысли мои крутились вокруг унтер-офицера Голенищева с его злосчастным глазом.

Перед нами выступал тот самый здоровый малый с квадратной челюстью — один из «филинов», который вчера был в посёлке вместе с напавшей на меня компанией. Он имел восемнадцатый уровень. Против него сражался незнакомый мне подпоручик.

Оба бойца имели примерно одинаковый уровень подготовки и два раунда держались на равных, без какого-либо существенного перевеса в одну или другую сторону. Но в последнем парень с квадратной челюстью внезапно начал теснить подпоручика и вырубил его ударом в голову. Этот бугай оказался не только сильным, но ещё и дрался хорошо. У меня были все возможности встретиться с ним в финальном поединке.

Затем вышли я и унтер-офицер Фёдор Кабанов, который благодаря своей фамилии носил позывной Кабан. Его я знал, он был из нашего клана. Впрочем, несмотря на свой позывной, он не отличался могучим телосложением, имел рост ниже среднего, был сухопарым и жилистым. Уровень он, как и я, имел семнадцатый.

Мы вышли в центр просторного зала, устланного матами. Со всех сторон на нас уставились взгляды сотен курсантов, пришедших поглазеть на бой. Они ждали очередное представление. Шёл второй день турнира, но народу на трибунах было по-прежнему много. Для парней состязания стали отличным развлечением, за которым даже в город ехать не надо.

Судья свистит в свисток. Поединок начинается. Трибуны затихают.

Я и Кабан долго кружимся посреди зала. Я полностью сосредотачиваюсь на противнике, отстранившись от всего, что происходит вокруг.

Для меня это — не первый поединок. Прежде я участвовал в школьных и городских состязаниях, только, разумеется, в первой категории.

Ещё одно отличие нынешней ситуации заключалось в том, что в этой разновидности рукопашного боя, который здесь практиковался, допускалась только ударная техника. Броски и захваты отсутствовали. Для меня это было непривычно, поскольку прежде я занимался вольным стилем, где использовалось почти все приёмы, кроме смертельных, и потому приходилось себя контролировать, чтобы на автомате не заломать противнику руку.

Кабан держит кулаки перед собой, то и дело атакует джебом, пытаясь улучить удобный момент. Я отклоняюсь, но дистанцию не разрываю и не сокращаю, тоже выжидаю. Внезапно за очередным джебом следует прямой удар правой. Моя реакция не подводит, отбиваю руку и бью в ответ в голову. Кабан от неожиданности теряется, и я добавляю хук в челюсть.

Кабан отвечает прямым и хуком. Отклоняю корпус, и кулак проносится перед самым моим носом. Следующий прямой удар блокирую предплечьем, поднимаю голень, блокируя боковой удар ногой. Снова пробиваю хуком в лицо противнику и ногой в корпус. Кабан пятится, а я наступаю, сыплю ему на быстрые удары, заставляя уйти в глухую оборону.

Потасовка продолжается долго. Я работаю кулаками и локтями, время от времени пробиваю лоукик. Противник закрывается руками и пытается провести то апперкот, то хук, но я успеваю среагировать почти на каждое его движение. Пару раз всё же пропускаю. Но соперник пропускает несоизмеримо больше, а значит, по очкам я пока иду впереди.

Публика неистовствует. Кто-то кричит: «Князев, давай, бей!», кто-то: «Кабан, уделай его! Чего толчёшься?» Я не обращаю на них внимания. Я полностью сосредоточен на драке. Даже иной в моей башке подключился. Он снова жаждет крови (а точнее, энергии) и пробуждает ярость, какую прежде я в себе никогда не чувствовал.

Наконец, Кабан всё же разрывает дистанцию. Теперь нападаю я уже, гоняюсь за ним по рингу, но соперник не хочет сближаться. Раздаётся свисток, и мы расходимся в разные углы.

Ко мне подходит один из наших с полотенцем и бутылкой воды. Рядом стоит Якут. Он тоже сегодня сражался, но только в пятой категории, и победил.

— Нормально ты Федю лупцуешь, — хвалит он меня. — Давай, надери ему задницу. Я на тебя поставил.

— Посмотрим, — коротко отвечаю я. Не люблю, когда давят.

Я более чем уверен, что иду по очкам впереди него. Нокаутировать Кабана почти без шансов. Вряд ли за семь минут он так устанет, чтобы я его смог вырубить. Если только повысить концентрацию энергии в руках, но это следовало делать лишь под конец, чтобы самому не вымотаться раньше времени. Скорее всего, противник прибегнет к такому же приёму в последнем раунде. Почти все это делали, кто умел. К этому надо морально готовиться и стараться увеличить разрыв по очкам.

Через три минуты мы с Кабаном снова сходимся. Опять раздаётся свисток, и мы продолжаем нашу боевую «пляску».

Следующий раунд идёт по тому же сценарию. Вначале — пробные атаки, джебы, затем сходимся, обмениваемся ударами руками и ногами. Кабан опять пропускает больше, чем я, хотя на этот раз чаще разрывает дистанцию, из-за чего мне сложнее его достать.

На отходе он бьёт длинный хук, я блокирую и наношу удар ногой, но тут же получаю лоукик по опорной ноге и чуть не падаю. Досадная оплошность чуть не приводит к нокадауну. Но я удерживаю равновесие и тоже пробиваю лоукик. Кабан припадает на колено, тут же вскакивает, отходит, получает удар ногой в прыжке с разворота. В этот раз свалить его не удаётся.