— Обезьяна? — закончила фразу Колибри.

— Не-не, я совсем не то хотел сказать. Очень ловко. Как у тебя так получается?

— Обычная фибральная техника второго типа только немного видоизменённая. С детства увлекаюсь бегом с препятствиями. Но мне действительно нужна помощь. Я слишком долго готовилась к этому моменту и не могу допустить, чтобы план сорвался. Хочу подстраховаться. Паук — высший, он обладает значительной силой.

— Высший?

— Ну да. А чему ты удивляешься? Не будь он высшим, он вряд ли бы поднялся с самых низов и получил бы столько власти.

— Э… Ладно, допустим. А он работает на какой-то клан? Или сам по себе?

— Южная астиномия — это земля клана Птолемеев. Здесь власть держит красный бык, и все, кто ведут серьёзные дела, так или иначе подчинены им. Разумеется, Пауку тоже покровительствует эта фила.

— А откуда у этого Паука столько вооружённых людей? У него же целая армия.

— Это сложно объяснить в двух словах. Видишь ли, Паук — часть незаконного банд формирования, которое существует на юге Византия, винтик огромного механизма. Вещи, которые тут происходят, ужасны. Наркоторговля, работорговля, торговля оружием, возможно, даже кое-что посерьёзнее. И всё это покрывается филой Птолемеев, которая представляет собой закрытое общество с крайне жёсткими внутренними порядками. Басилевсы закрывают на них глаза, не желая разжигать старый конфликт, но боюсь, чем дольше это продолжается, тем больше шансов, что снова рванёт.

— Так, я кажется, понял, — я с прищуром посмотрел на Колибри. — Ты из каких-нибудь спецслужб, да?

— Я не имею ни малейшего отношения ни к спецслужбам, ни к другим властным структурам, — категорично ответила она.

— Кажет, мне придётся тебе поверить.

— Можешь верить, можешь нет — это меня не касается. Теперь твоя очередь. Какое у тебя дело к Пауку?

— Что ж, ладно скажу. Моего отца убили. Исполнителями были Паук и его люди. Я хочу узнать, зачем он это сделал и кто отдал приказ. Ну и естественно, поквитаться.

— У нас действительно много общего. Да, я слышала, что его головорезы не гнушаются заказными убийствами. Что ж, значит, мы поможем другу. Мне нужно время, чтобы составить план. Уже почти всё готово, остались детали. Теперь молись, чтобы Паук не узнал, что я слежу за ним и его людьми. Сегодня мне пришлось сыграть в открытую. Если он что-то заподозрит, придётся опять выжидать.

— Хорошо. Я позвоню тебе, как буду свободен. Видишь ли, я немного занят обычно по будням.

— Гимназия?

— Как ты догадалась?

— А то не вижу! — Колибри скривила рот в ухмылке. — Ты же, наверное, только эфебом стал недавно?

— Э… да, — соврал я. — Недавно.

Эфебами, кажется, назывались молодые люди с семнадцати до двадцати одного года. Не хотелось признаваться, что мне даже семнадцати ещё нет.

Домой я ехал на такси.

Зелёный седан с шашечками, как две капли воды похожий на «Копейку», вёз меня с юга на север через весь гигаполис. Каким же огромным оказался Византий! Никогда бы не подумал, что город может быть столь велик. Часа три ехали. Вначале толкались в пробках на тесных улочках Западной Агоры, затем выбрались на автостраду, а через два часа снова оказались на городских улицах. Здесь, ближе к морю раскинулись наиболее благополучные районы. Повсюду были высотки, бизнес-центры и офисы огромных компаний.

Я же всю дорогу думал над словами Колибри. Напоследок она написала мне свой телефон, просила позвонить, когда соберусь заняться делом. А я никак не мог раскусить её. Что в её словах правда, а что — вымысел? Кто она такая? Какие реальные цели преследует? Не хочет ли затянуть меня в какую-нибудь авантюру? Всё это выглядело чертовски подозрительно. И в то же время Колибри стала моим единственным шансом найти Паука — единственным, если не считать семьи, конечно же, к которой по ряду причин я пока не хотел обращаться.

Была ночь. Сидя на заднем кресле машины, я зевал и глазел в окно на жилые двухэтажные дома, спящие в свете фонарей. Район, который мы сейчас проезжали, оказался не самым оживлённым. Навстречу проехала пара авто, людей не было вовсе. Водитель — мужичок арабской наружности с усиками — ощутимо нервничал, барабаня пальцами по рулю и оглядываясь по сторонам, пока мы на перекрёстке ждали зелёного сигнала светофора. Я посмотрел на него с подозрением. Он что, боится ночью ездить?

— Всё в порядке? — спросил я.

— А? — таксист отвлёкся от своих мыслей. — Да-да, нормально. Скоро приедем уже.

— Точно? — я посмотрел ему в глаза через зеркальце над лобовым стеклом.

— Надеюсь, будет всё хорошо. Просто полночь уже. А сегодня первая шестерница боэдромиона.

— Чего-чего? Кого? Э… В смысле, и что? — я до сих пор не мог привыкнуть к названию здешних месяцев и дней недели.

— Так первая шестерница учебного полугодия. Молодёжь ихняя развлекается.

— Звучит, как что-то опасное, — я невольно посмотрел по сторонам.

— Всякое бывает. Когда охоту устраивают, лучше не попадаться.

— Охоту? Блин, да говори уже конкретнее.

— А ты как будто сам не знаешь? Не местный что ли? Не византийский? — таксист вдавил газ, поскольку загорелся зелёный. — В ночь первой шестерницы боэдромиона нельзя показываться вблизи акрополей. У княжеских детей одно из развлечений — выпускать рабов на улицы и охотиться на них. В это время лучше им на пути не попадаться.

Очередной светофор. Таксист затормозил.

На перекрёсток перед нами выехал роскошный белый кабриолет с высокой хромированной решёткой радиатора, как у старых Роллс-Ройсов. Верх был откинут, в машине сидели двое молодых людей и одна девушка. Она и высокий светловолосый парень расположились на спинке заднего кресла. В руках их я заметил какие-то предметы. Все трое были одеты в однотонную военную форму.

— Вот же шайтан! — выругался таксист.

Кабриолет преградил нам путь, молодые люди стали вглядываться в лобовое стекло такси, а водитель не двигался с места.

— Езжай, чего ждёшь? — потребовал я, нащупывая в рюкзаке рукоять пистолета.

— Нельзя, — прошептал он. — Стрелять начнут. Не дёргайся. Может, не тронут. Им не мы нужны.

Парень и девушка, что сидели сзади, выпрыгнули из кабриолета. Девушка оказалась невысокой, её кудрявые волосы были собраны в пышный хвост. У парня был расстёгнут ворот кителя, на шее поблёскивала цепочка. В руках оба держали тесаки.

Парень подошёл к пассажирской двери такси, открыл, заглянул.

— Нет, это горожанин, — сказал он громко. Несмотря на высокий рост, лицо его было смазливым мальчишеским, а голос — ещё не до конца огрубевшим.

— Что они тут делают ночью? — спросила девица.

— Поехали, — крикнул парень, сидевший за рулём кабриолета. — Вы что, хотите проиграть? Давайте быстрее.

Парень, что стоял возле такси, хотел уже уходить, но его что-то остановило.

— Что у тебя в рюкзаке? — спросил он меня, поскольку правую руку я держал на рукояти пистолета, спрятанном в сумке.

— В рюкзаке? Да ничего, — ответил я.

— Ты чего прячешь? А ну доставай!

— Всего лишь ствол, — я достал оружие.

— У него ствол! — заорал парень.

В следующий момент пустую улицу огласили четыре выстрела. Парень попятился и сел на дорогу. Я выскочил.

— Не двигаться! — я навёл ствол на девушку.

Она замахнулась, и следующая пуля попала ей в лоб. Девушка вскрикнула и отпрянула, схватившись за голову.

Белобрысый парень вскочил и бросился на меня, прижав к машине. Я треснул ему лбом в нос, обхватил шею и принялся лупить коленом по рёбрам, а потом отшвырнул в сторону.

Девушка опять замахнулась тесаком, я двинул ногой в живот на опережение, а рукоятью пистолета — по голове. Из кабриолета выскочил водитель, у него тоже был ствол. Я выпустил по парню последние пули. Тот одним прыжком перемахнул через капот своего авто. Спрятался.

Шины завизжали, такси резко сорвалось с места. Водила, гад, решил не дожидаться исхода боя, свалил. Впрочем, стоило ли его винить?