Ах, да, вокруг ночь, все спят… Сквозь ресницы слежу за маньяком, который никуда не спешит.

Медленно поднимает голову, и я узнаю эти кроваво-красные глаза. Глаза монстра…

Это Балин! Мой ненавистный кошмар…

Губы вампира растягиваются в ехидной ухмылке, и я замечаю кровь на его зубах и испачканный в ней же подбородок.

— Привет, игрушка! Долго же я тебя ждал! — злорадно шепчет вампир, и я понимаю — он знает, что я не сплю.

Вампир обжигает плотоядным взглядом и медленно встаёт. Набираю полную грудь воздуха, чтобы закричать, позвать на помощь, привлечь внимание людей, но могу только, как рыбка, открывать беззвучно рот. Напрягаю связки ещё сильнее, но изо рта вырывается лишь хрип. На глаза наворачиваются горячие слёзы, когда я понимаю, что в этом мире меня некому больше защитить…

Вампир неспешно приближается с издевательской улыбкой, его глаза гипнотизируют, подчиняют воле хозяина, затягивают, лишая воли. Злорадное удовлетворение в его глазах, с каким предвкушением он облизывает свои окровавленные губы… Я всё так же не могу пошевелиться и беззвучно кричу, прижимаясь к кровати. Он тянет ко мне свои длинные руки, на которых отрастают когти размером с медвежьи. Я чувствую, как волосы шевелятся на моей голове. Клыки вампира вытягиваются, а горящие злобой глаза пылают адским пламенем. Монстр наклоняется надо мной, его ледяные губы находят мою шею, ледяное дыхание обжигает меня… Шепчет, ледяным тоном лишая воли:

— Попалась! Аня…

— Аня! Аня! Проснись! — кто-то кричит над самым ухом. Я мотаю головой, прикрывая лицо, выставляю локти. Крупная дрожь бьёт тело. Я не соображаю, где нахожусь, кто рядом со мной.

— Доченька моя! Да что же с тобой такое! — причитает кто-то рядом. Мама?

Открываю глаза…

Палата залита солнечным светом. Лихорадочно кручу головой. Никакого кровожадного монстра нет. Рядом мама, на соседней койке пожилая женщина под аппаратом ивл. Напротив ещё две кровати, но они пусты. Чисто. Следов крови нет. Всё ещё не доверяя своим глазам я спросила:

— Мамочка, это правда ты?

— Да, доченька, это я, — мама ласково погладила меня по голове.

— А монстр? — недоверчиво всмотрелась в родные глаза.

— Какой монстр, милая? — у мамы на глазах выступили слезинки. Она, наверное, решила, что дочь сходит с ума, и старалась не показывать своего волнения, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы.

— Здесь только что был убийца, — прошептала доверительно.

— Господи, доченька! — мама в удивлении прижала ладони к щекам. — Здесь никого не было! Милая моя, тебе всё приснилось!

— Его правда здесь нет? — всё ещё не могла поверить, что то я видела всего лишь кошмар. Такой реалистичный сон. Моё лицо до сих пор мокрое от слёз. Глаза застилала мутная пелена.

— Конечно, нет! Монстров не существует! — мама ласково улыбнулась и снова погладила меня по волосам. — Милая моя, ну и напугала же ты меня! Хочешь пить? — я кивнула.

Мама поднесла к моим губам стакан с водой. Медленными глотками я выпила всю предложенную воду, успокаивая саднящее горло. Одновременно с этим ещё раз придирчиво осмотрела палату.

— А где папа?

— Доченька, он скоро придёт. Увидитесь ещё.

— Хорошо. Мам, я так соскучилась, — прошептала, снова почувствовав, как защипало глаза. — Хочу домой.

— Мы тебя обязательно заберём! Только сначала тебе нужно поправиться! — с оптимизмом заявила мама.

— А нельзя ли это сделать как-то поскорее? Я не хочу здесь оставаться! — закапризничала я. Казалось, что кошмар приснился мне потому, что всё окружение напомнило мне о вампирах. Скорее домой! Подальше от монстров. Там мне станет лучше. Дома стены лечат.

— Когда тебя переведут в общую палату, мы переговорим с лечащим врачом, милая. Если твоё здоровье будет вне опасности, думаю, тебя не будут держать в больнице. А пока ты должна поправляться и хорошо кушать, доченька. И витаминов побольше! — мама перевела свой взгляд на прикроватную тумбочку, где лежало несколько мандаринов.

— Я поняла, мамуль. Не переживай, я обязательно поправлюсь. Только, скажи пожалуйста, почему мне сделали кесарево? И что случилось с моим малышом. Он жив?

— Доченька… — мама замялась, снова заметно напрягаясь. — Я не знаю… Ты всех так напугала!

— Мамочка, скажи всё как есть! — чётко проговорила, уставившись в глаза. — Кому, как не тебе, сказать мне всю правду.

— Хорошо, милая. Правда в том, — мама замялась не зная, как лучше преподнести информацию, — что при поступлении в больницу ты… не была беременна.

— Как не была? — насторожилась я. — Мам, я точно знаю, когда забеременела. Это было в июле на мой день рождения. Прости, что вам с папой не говорила, я боялась вас огорчить. Но Света может подтвердить. Она заботилась обо мне всё это время. Если сейчас январь, то уже шесть месяцев, как я беременна, мам.

— Да никто и не спорит, что была, — махнула рукой мама, — ты не дослушала…

— А… в каком смысле? Ничего не понимаю.

— Лечащий врач установил, что беременность была, но тебя прооперировали…

— Кто прооперировал? — мама молчала. — Мам?

— Тебе надо самой поговорить с врачом, милая. Я не знаю все эти термины, не могу объяснить…

— А ребёнок? Он жив? — старалась выпытать главное.

— Милая моя, я не знаю.

— Как такое может быть? — я снова занервничала, уже ничего не понимая.

— Анечка! Только не кричи, пожалуйста! Выслушай. — мялась мама. — Ты должна знать, что мы бы с папой приняли бы тебя с ребёнком, мы очень тебя любим, и внука, о существовании которого узнали только недавно, тоже полюбили бы, но, понимаешь…

— Он умер? — испуганно прошептала я.

— Никто не знает, что произошло. Кто-то сделал тебе операцию и забрал ребёнка, понимаешь? Никто не знает, кто это был. Ребёнок пропал… Когда тебя нашли, ты была совсем одна.

Осознание обрушилось на меня с мощью пятидесятитонной бетонной плиты.

В глазах резко защипало. В сердце разлилась адская боль. Всё, ради чего я жила, исчезло в один миг. Я всё потеряла… И мужа, и ребёнка… Ничего уже не исправить.

Я не кричала… Молча зажмурила глаза, судорожно пытаясь хоть как-то примириться с тем, что произошло. Когда-то мне Алекс сказал, что я сильная. Я должна быть сильной. Должна выздороветь и со всем разобраться. Обязательно!

Услышала, как осторожно приоткрылась дверь, затем тихие осторожные шаги.

— Она ещё спит? — тихий голос отца.

— Я не сплю, пап! — прошептала, открывая глаза и встречаясь взглядом с голубым взглядом, полным боли. В глазах щипало всё сильнее, заволакивая их пеленой слёз. Сморгнув слёзы, я с любовью разглядывала родное лицо.

— Как ты, дочь? — голос отца был хриплым, а сам он как-то ссутулился и похудел, в волосах появилась проседь, лицо осунулось.

— Уже лучше, пап.

— Хорошо, — сказал он усаживаясь на стул рядом с кроватью. — Ты жива, и это главное.

— Да. Я жива, — предательские слёзы не верили, что я могу быть сильной и ручьём хлынули из глаз, — папа.

Папа вдруг вскочил и вышел из палаты. Я проследила за ним, а потом сквозь слёзы спросила:

— Ма, куда он?

— Папе тяжело всё это переживать, милая. Ты не представляешь себе, что нам пришлось перетерпеть, пока тебя не нашли. А дальше, когда твоя жизнь была в подвешенном состоянии, папа был сам не свой. Я даже боялась, что он что-нибудь натворит…

— Простите меня пожалуйста!

— Это не твоя вина, доченька. Мы практически дневали и ночевали сначала в полиции, потом под дверью больницы. Единственно, хоть Ваня отвлекал от тоски. Папа подал заявление о похищении, а полиция… ты же знаешь, как они работают… Никто ничего не знал. Ни одной зацепки, кто бы мог выкрасть тебя из общежития, никаких звонков и требований. Ничего, понимаешь?

— Понимаю. Но, видишь, полицейские меня всё-таки нашли.

— Нет. Это какие-то жители глухой деревеньки. Я даже не знаю, где это. Никто их не видел. Доставили тебя в больницу. Из больницы сообщили в полицию, что поступила девушка из ориентировки. Знаешь, папа снова сегодня ходил в участок. Он требует расследования.