Неужели он не замечал, как я страдала?

Неужели не понимал, сколько боли мне причинял?

Конечно же, звезда превзошла всех, постоянно держась рядом с Алексом, как приклеенная. Заглядывала в глаза, липла, увязывалась следом. Однажды даже поцеловала его прямо у меня на глазах, специально, чтобы больнее ранить. Я опешила от этой неожиданной наглости, что даже не смогла сдвинуться с места и отвести в сторону взгляд. Когда она повернулась ко мне, то со всей страстью произнесла:

— Что смотришь? Ты, ведь, не ценила его! Теперь жалеешь?

— С чего ты взяла? — скрепя сердце, проговорила я сквозь зубы.

— Неважно. Я знаю, что ты жалеешь.

— Так ты у нас Всезнайка! — отрезала я, со злостью глядя на неё. — Считаешь, ты оценишь его по достоинству? Ну, попробуй!

"Неужели ты не догадываешься, что причиняешь мне боль?!"

Он вдруг посмотрел на меня, словно услышал мысленную фразу, и во взгляде тёмно-серых глаз промелькнуло сочувствие, словно он понимал мою боль, а затем произнёс одними губами, так что никто, кроме меня, не мог этого заметить: "Прости…"

Это был единственный раз, когда он посмотрел в мою сторону, единственный раз, когда он мог потерять контроль над собой, но тогда я этого не знала, не догадываясь, что больше он на меня не посмотрит ни при каких обстоятельствах.

Опустив взгляд, он повернулся, чтоб уйти, но в дверях столкнулся с Антоном. Вернее тот стоял там уже давно и с хмурым видом наблюдал за поцелуем Элины и Алекса и последующей перепалкой меня с Элиной. В парня будто чёрт вселился, он схватил Алекса за плечо, когда тот собирался выйти из класса, и развернул к себе лицом.

— Эй, полегче! — рыкнул Алекс. — Ты что творишь?

— Это ты что творишь, придурок? — зарычал в ответ Антон.

— Тоха, ты ничего не перепутал?

— Я-то нет! А вот ты попутал что-то! Ты вообще думаешь, что делаешь?

— Ты о чём?

— С Анькой так нельзя!

— Как?

— Ты, моральный урод, перестань её обижать!

— Тебе-то что?

Они стояли напротив друг друга, здоровенные парни, с широченным разворотом плеч, рычали друг на друга и готовы были вцепиться каждый другому в глотку. Я не ожидала, что поддержку получу именно от непризнанного лидера класса. Когда-то он был ко мне неравнодушен, но я выбрала не его, из-за этого в на Алекса начале учебного года разгорелась настоящая травля, но всё же Антон это принял, успокоился до поры. Но теперь он готов был меня поддержать. Не Вера, не одноклассницы, а парень, которому я отказала. Парни сверлили друг друга гневными взглядами.

— Ты точно урод! — заявил Антон, и они сцепились, вот только друзья не позволили им подраться, растащили в разные стороны, и Алекс ретировался.

После, успокоившись, Антон подошёл ко мне и сказал:

— Ань, не обращай на этого придурка внимания! Пусть творит, что хочет! Он просто пытается тебя задеть. Но он не достоин тебя. Ты если что, обращайся, ну, там, доставать кто — то будет или ещё чего, поняла?

— Хорошо, спасибо, Антон, — ответила я. Мне было приятно, что хоть кто-то оказал мне поддержку. Конечно, Антон не знал о нашей с Алексом договорённости, и в его интерпретации выглядело всё так, словно Алекс пытался мне досадить. К счастью, он не стал снова предлагать себя в качестве молодого человека. Всё-таки дураком он не был и понимал, что девушка должна сначала пережить разрыв предыдущих отношений.

Я должна была его пережить, но иногда мне казалось, что я просто успокаивала себя этим, убеждая в том, что всё происходящее имеет всего лишь одну цель — сохранить мою жизнь. В другие же моменты я понимала, что пережить разрыв будет непросто и, если я не буду каким-то образом отвлекаться от того, что больно ранило моё бедное сердце, то могу просто сойти с ума.

Единственным утешением в моей жизни было то, что в школе хоть иногда я видела Александра. Я уже привыкла к тому, что вижу его мельком, не позволяя себе задержать на нём свой взгляд дольше положенного времени, чтобы никто не заподозрил меня в том, что я всё ещё неравнодушна к нему. Стараясь не показывать свои истинные чувства, иногда лениво бросала редкий взгляд в его сторону, очаровываясь красотой его лица, обрамлённого чёрными, как смоль, волосами, и глазами цвета неба перед грозой.

Терзающая меня постоянная боль, становилась особенно острой, будто пронзая моё сердце раскалённой докрасна острой иглой, в груди нестерпимо жгло, и это повторялось снова и снова, когда я видела его. Но привыкнув не замечать той боли, которая сжигала моё сердце, знала, что если не взгляну, не увижу его хоть на миг, в моей груди поселится ледяная пустота, словно чёрная дыра, поглощающая все мои чувства и эмоции, пожирающая душу.

Особенно тяжело было в те дни, когда я не могла видеть его по не зависящим от меня причинам, тогда я готова была бросить всё и бежать к нему, и только разум не позволял мне сделать этого, поскольку я пообещала Александру, что не приближусь к его дому на расстояние километра. Чувствуя расширяющуюся в груди ледяную пустоту, я успокаивала себя тем, что вскоре снова увижу его и получу новую порцию жгучей боли, которая не позволит моей душе покрыться толстой коркой льда, и в то же время отвергала даже мысль о том, что буду делать, когда он покинет мой мир навсегда.

Это было так мучительно, но он принял такое решение — таким образом защитить меня от вампиров, которые постоянно будут доставать его и искать любые зацепки. Я знала, что он твёрдо решил уехать, и уехать очень далеко, таким образом, надеясь отвести от меня и моей семьи любые подозрения о связи с ним. Поэтому и вёл себя именно так, а не иначе, можно сказать запутывал тех, кто, может быть, будет распутывать его связи. Главной целью было то, чтобы вновь пришедшие даже не обратили своего внимания на меня. Разумом я всё это понимала, но сердечная боль всё не утихала, заставляя меня страдать всё сильнее день ото дня.

В тоже время мне необходимо было учиться, готовиться к неизбежным экзаменам, только благодаря которым я смогла хоть как-то отвлекаться от своей боли, загоняя её на задворки сознания, ведь полностью отключить её не получалось. Поэтому во время всего, что делала, чем занималась, будь то подготовка к экзаменам или работа по дому, занятия в школе или прогулка с Ванечкой, ни на секунду не смогла забыться, отключиться от того, что мучило меня, что не давало расслабиться даже во сне. Как бы мне ни было тяжело, нельзя было показывать этого никому, даже самым близким людям. Я старалась изо всех сил не проявлять своих чувств даже при родителях. Но моя мама очень проницательный человек. Она первой заметила, что со мной что — то не так.

— Доченька, у тебя всё хорошо? — спросила она как-то раз, когда мы убирали посуду после обеда.

— Да… — протянула я, но видимо мой ответ её не удовлетворил.

— Может, тебя кто обидел?

— Нет, мам, никто, — тихо ответила я.

— Что-то мы твоего Алекса давно не видели, — добавил отец, который после обеда читал на кухне газету. — Даже странно, ведь я уже привык к тому, что приходится постоянно тебя от него оберегать. Куда он пропал?

— Никуда он не пропал, живет как всегда на своём хуторе, — выпалила я, а потом в сердцах добавила: — И к тому же, никакой он не мой!

— Неужели, он оставил тебя в покое? — удивился отец, поднимая от газеты округлившиеся глаза. — Вот это новости! Прямо скажем поинтересней, чем пишут в первой колонке! И это как-то сразу поднимает мне настроение, неожиданная радость для меня!

— Папа, не надо злорадствовать! — буркнула я, собираясь выйти из кухни, но отец окликнул меня:

— Постой, Аня! Подойди и расскажи нам с матерью всё.

Я подошла к столу, за которым он сидел, всё ещё держа в одной руке газету, в которой были уже не такие важные новости.

— Что рассказать? — начала я, придумывая на ходу те слова, которые позволили бы мне избежать откровенности.

— Он тебя обидел? Или произошло что-то ещё похуже этого, то, чего я боялся? Ты можешь нам всё сказать сейчас, не нужно ничего скрывать, я всё пойму, ведь не такой уж я монстр, как ты себе навыдумывала.