Да, я горячо любил, так любил, что готов был сгореть в пламени этого чувства.

Но имел ли я на это право?

Имел ли право вообще появляться в жизни самого прекрасного существа на планете?

Имел ли право пускать её жизнь под откос?

Сердце подсказывало, что в любви все средства хороши, но разум твердил обратное.

Возвращаясь, я нёс Анюту на руках. Девушка была очень лёгкой, почти невесомой. На подходе к посёлку, я опустил её на землю, чтобы она могла идти сама, мы подобрали школьные рюкзаки и двинулись в сторону её дома.

Пролетело ещё несколько минут, как мы были на месте, возле её дома и остановились у калитки. Но я никак не мог отпустить её, оторваться хоть на миг, и, не совладав со своими чувствами, не в силах расстаться, я крепко держал её в своих объятьях и до умопомрачения целовал её прекрасные глаза, нежные щёки, коралловые губы.

О том, чтобы выпустить её из своих объятий, не могло быть и речи. Я купался в синеве её прекрасных глаз, не в силах оторвать от неё своего взгляда, ничего вокруг не слыша и не видя, словно только в ней заключалась вся моя вселенная, всё то, что имело смысл, вся моя жизнь.

Вдруг в спину упёрся холодный ствол охотничьего ружья. Я сразу догадался, что это было ружьё по специфическому запаху ружейного масла и пороха в заряде. Послышался резкий голос Андрея Ивановича:

— Так, парень, убери руки от моей дочери!

Я опустил руки, но всё ещё смотрел в синие глаза Анны, которые потемнели и раскрылись ещё шире.

— Отойди от неё! — скомандовал её отец. — Ты, видимо, забыл, о чём я тебя предупреждал?

— Нет, не забыл, — ответил я спокойно и, не делая резких движений, повернулся к Андрею Ивановичу лицом. — Вы обещали меня пристрелить.

— Папа, что ты делаешь? — взмолилась Анюта. — Оставь его в покое, пожалуйста!

— Анна, иди в дом! — заорал на неё отец.

— Нет, я никуда не пойду! Опусти ружьё немедленно! — воскликнула она, внезапно становясь между мной и охотничьим стволом, закрывая меня своим телом.

— Анна! Брысь! — прогремел грозный голос Андрея Ивановича. — Что ты сделал с моей дочерью? Отвечай!

— Ничего, — ответил я, и, нежно взяв за плечи, отодвинул Анну в сторону.

— Я тебя пристрелю, как собаку! — прогремел её отец, направляя на меня ствол нарезного ружья.

— Стреляйте! — воскликнул я, сделал шаг к нему и, схватив ствол, приставил его к своей груди там, где билось моё горячее сердце. — Давайте! Чего же вы ждёте? Только цельтесь прямо в сердце, чтобы было наверняка! Убейте сразу, чтоб не мучить!

— Да ты чокнутый! — прорычал Андрей Иванович, опуская ствол. — Мозги набекрень! Где были мои глаза? Немедленно проваливай отсюда, и чтобы я больше тебя не видел!

— Я уйду, но вы должны знать: я Анюту люблю и никогда не обижу! Я берегу её, как величайшее сокровище.

— Я не желаю этого слышать, щенок! Молоко на губах ещё не обсохло, а всё туда же. Оставь её в покое, слышишь?

— Папа, прекрати, пожалуйста! — попросила Аня. Она стояла, прижавшись к забору, и слёзы, крупными каплями стекали по её щекам.

— А ты не влезай! С тобой я ещё разберусь, где ты была весь день. Прогуляла школу, обманула родителей. Думала, что всё сойдёт с рук?

— Это ты не позволяешь нам встречаться! Если бы ты был нормальным отцом, мне не пришлось бы тебя обманывать! — закричала она, резким движением смахнув слёзы.

— Вот как? Я, значит, ненормальный отец! А ты, значит, хорошая послушная дочь?

— Андрей Иванович, позвольте нам встречаться, и увидите — всё будет хорошо, ни один волосок не упадёт с её головы, пока я рядом! — попросил я.

— Это всё твоя вина! — пробасил он. — Раньше моя дочь такой не была. Значит, ты плохо на неё влияешь!

— Как вам объяснить, как она мне дорога?

— Проваливай!

— Пока вы не поймёте, что я ей ничего не сделаю, я не уйду. А если сомневаетесь, не доверяете, лучше сразу убейте! Мне без неё никак!

Вдруг Андрей Иванович бросил оружие на землю, а потом с размаху ударил меня правой прямо в челюсть.

Этого удара я совсем не ожидал, но вполне мог бы его избежать, но делать этого не стал и получил хороший такой хук справа. Челюсть моя устояла, зубы тоже, но тонкая кожа на губах лопнула, и брызнула алая кровь. Я едва устоял на ногах, такой силы был удар.

— Ты сам напросился, — сказал мужчина и, одной рукой подняв с земли ружьё, а другой, схватив свою дочь за руку, буквально потащил её во двор, не давая подойти ко мне.

— Вам стало легче? — крикнул я вслед, но он не ответил, даже не обернулся. Последнее, что я увидел — глаза Анюты, полные слёз.

В голове моей был полнейший сумбур, мысли путались, я не знал, что делать. Прислонившись к забору дома Колесниковых, я стал ждать следующих действий отца Анны. Я надеялся, что он не выдержит и выйдет поговорить.

Тогда я мог бы попытаться убедить Андрея Ивановича, что никогда не причиню Анюте зла, потому что очень сильно люблю. Но время шло, а из дома так никто и не появился. Стемнело. Мобильник Анны не отвечал. Ждать далее смысла не было, и я отправился домой.

Дома меня ждал отец, который был не в самом лучшем расположении духа. Когда я вошёл в дом, отец спросил меня строго:

— Александр, где ты сегодня был весь день?

Лгать я не умел. Бросив школьный рюкзак на пол, и стаскивая куртку, ответил честно:

— Весь день я провёл с Анной. Мы гуляли в лесу.

— Вы просто гуляли? — недоверчиво спросил отец. — Ты ничем не обидел её, не перешёл границу дозволенного?

— Отец, ты о чём?

— Андрей Колесников каким — то образом узнал, что его дочки и тебя не было в школе, и устроил мне в лесничестве такой разнос, какого тебе и не снилось. Он высказал мне всё, что думает о тебе и о ваших с ней отношениях.

— Он и мне устроил очень тёплую встречу возле своего дома, — сказал я тихо, немного помолчал, обдумывая слова отца, и спросил: — Ну, и что же он тебе сказал?

— Он считает, что ты плохо влияешь на неё. Скажи мне, между вами уже что-то было? — резанул слух резкий голос отца.

— Ты о чём?

— Не прикидывайся. Её отец сказал мне, что вы спали вместе.

— Это ещё ничего не значит.

— Так спали или не спали?

— Спали. Но ничего такого, в чём вы все нас подозреваете — не было. Я же не идиот!

— Ладно, — сказал отец уже более спокойно. — Значит, Колесников ошибся. Знаешь, Александр, на всякий случай держись от неё подальше. Не ровен час, он и стрелять начнёт.

— Но я не в силах. Разлука равносильна пытке.

— Ничего, к этой пытке можно привыкнуть. К тому же, тебе нужно больше времени уделять тренировкам, а то ты и вовсе их забросил. Необходимо развивать инстинкты, силу и скорость. Без этого ты ни на что не годен.

— Мне это не нужно, — произнёс я резко. — Я не собираюсь подчиняться зверю!

— Ладно, я вижу, что толку с тобой спорить нет никакого. Но знай — всё это мне очень не нравится. Так не должно быть. Ты — волк. Это дано тебе на всю жизнь, независимо от того, хочешь ты этого или нет! Перерождение произошло, и оно не убило тебя. Конечно, если бы всё случилось раньше, когда тебе было лет двенадцать, у нас бы не стояла сейчас эта проблема. В семнадцать психика уже полностью сформирована, поэтому ты не принимаешь дар.

— Отец, я не считаю это даром, — резко высказался я. — Это проклятье, и оно мучает меня, разрывает мою душу, мешает мне жить так, как я хочу. А хотел бы я жить просто по-человечески и всё бы отдал, только бы не обрекать на страдания любимую девушку.

— Почему именно на страдания?

— А как ты представляешь себе жизнь прекрасной нежной девушки с оборотнем?

— Тебе только кажется, что это страшно.

— Нет, отец, Это постоянный самоконтроль, чтобы ненароком не вывихнуть или не дай бог, не сломать ей что-нибудь. Это невозможность расслабиться ни на секунду. А что дальше?

— Не такие уж они и хрупкие, эти нежные создания, — проговорил успокаивающе отец. — И как-то живут с оборотнями, рожают им детей, и бывают счастливы, потому что волк никогда не обидит и не предаст, каждая суженая волка знает, что жизнь любимой оборотню дороже своей собственной, и ценит это.