— Это и есть твоя судьба! — закричал в ответ отец. — Хочешь ты этого или нет, ты ничего не сможешь изменить! Нельзя отказываться от дара.

— Но ты смог отказаться, значит и я смогу! Я хочу быть человеком! Не нужно никакого дара! — сорвался я на крик, чувствуя, что не смогу долго сдерживать свой гнев, и вскочил с места.

— У тебя нет выбора, — сказал отец, медленно вставая с табурета и нависая надо мной.

С превеликим трудом глядя ему прямо в лицо, я, уже не вполне уверенный в том, что утверждал, слабо возразил:

— Выбор бывает всегда!?

Некоторое время мы стояли так: отец буравил меня взглядом стальных глаз, и я чувствовал, что едва выдерживаю этот давящий взгляд.

— Никогда не спорь со мной! — почти прорычал отец, и меня это просто взбесило.

— Что? — резко возразил я. — По твоей милости я являюсь монстром! А ты отнимаешь у меня право голоса?

Я чувствовал, что едва справляюсь с собой, моё тело била крупная дрожь, на лбу выступили капли холодного пота, заливая глаза, кожа горела. Ощущения те же, что и в тот раз, когда я впервые обратился, только не было адской боли. Ещё немного, и я мог снова совершить оборот. Срочно надо было успокоиться, иначе я мог натворить бед. Изо всех сил вцепившись в столешницу, которая трещала под пальцами, словно её сдавили прессом, я пытался совладать с собой.

— Ты ничего не знаешь… — проговорил отец уже более спокойно, и в его взгляде мелькнуло сострадание. — Я твой отец, и никогда не пожелаю тебе зла. А теперь возьми себя в руки! Дыши глубоко. Следи за ударами сердца, старайся мысленно их замедлить. Ты должен обуздать свой гнев. К нашему дому кто-то приближается.

Я повернул голову, взглянув в окно. Несколько человек с ружьями отделились от леса вдалеке и шли в направлении нашего жилища со стороны тропы, ведущей в посёлок.

"Люди! Идут люди! Только держи себя в руках! Превратишься — убьёшь! Станешь убийцей! Только не это!!!" Волна ужаса прошла сквозь тело, унося с собой гнев. Я глубоко вздохнул, потом ещё раз, прислушиваясь к бешеному ритму сердца. Холодный пот полился по спине и выступил на лице. Разжав руки, медленно сел на скамью. Мой разгорячённый разум стал успокаиваться, жар отступал, и когда я снова взглянул в лицо отцу, понял, что моя ярость испарилась. Больше не испытывал желания кого-то убить. Отец удовлетворённо кивнул и сказал:

— Ну, вот! Молодец! Быстро учишься! Теперь вместе подойдем к охотникам.

Вслед за отцом я вышел из дома и, спустившись по ступеням крыльца, подошёл к пришедшим людям. Никого из них я не знал, но поздоровался со всеми за руку. Мужчины рассказали, что прошли по следу волка и обнаружили множество следов, ведущих в чащу. Решив, что зверь наверняка прячется в глубине леса, они попросили отца пойти с ними, так как он хорошо знал эти места. Тому ничего не оставалось, как согласиться. Захватив ружьё и охотничий рюкзак, Святослав ушёл, оставив меня одного.

Приготовив обед из купленных отцом продуктов, я поел и снова улёгся на своё импровизированное ложе. Тяжёлые мысли одолевали несчастную голову. Пытаясь в них разобраться, я только увязал в них всё глубже и глубже. Катастрофически не хватало информации, а значит, предстоял ещё не один тяжёлый разговор с отцом. Как бы это ни было трудно, но я, всё же, хотел довести начатое до конца.

Отказаться от проклятия.

Когда отец вернулся, не слышал. Проснулся утром от звона кухонных тарелок. Он готовил завтрак. Я поднялся и пошёл на кухню, поздоровался, умылся холодной водой и уселся за стол. Святослав приготовил кашу и сделал бутерброды с сыром. Всё это уже стояло на столе. Он не смотрел на меня и молчал, садясь за стол, начал завтракать. Я тоже принялся за еду, время от времени поглядывая в его сторону. Как и в прошлый раз, Святослав не проявлял никакого желания заговорить, сидел, уставившись в свою тарелку.

Когда всё было съедено, я поднялся из-за стола, взял свою и его тарелки, вымыл и поставил в сушилку, затем налил две чашки кофе, поставил перед отцом его чашку и снова сел напротив него на своё место. Не дождавшись, когда он заговорит, я задал ему вопрос:

— Чем закончились поиски "зверя"?

Он поднял глаза и пристально поглядел мне в лицо, ответив только через несколько секунд:

— Ничем. Вдоволь побродив по лесу, люди очень устали и разошлись по домам. Думаю, что некоторое время в лесу появляться опасно, а в посёлок лучше вообще не ходить. Понять не могу, что тебе там было нужно?

Я промолчал. Не мог же я сказать ему, что мне на самом деле было там нужно. Допив свой кофе, отец поднялся и повернулся к выходу, намереваясь отправиться по своим делам. Когда он коснулся дверной ручки, я тоже встал, окликнув его:

— Отец!

— Да, — сказал он приостановившись.

— Прости…

Он повернулся и смотрел на меня любящим взглядом, я же не смог выдержать этого, как совсем недавно не сумел вынести его гневный взор. Опустив глаза, продолжил обречённо говорить:

— Я понимаю… что не оправдываю твоих надежд. Но… всё это не для меня…

Отец внезапно шагнул ко мне. При его приближении, с трудом оторвав взгляд от пола, я заставил себя посмотреть в его глаза. Они не осуждали, светясь отцовской любовью и пониманием. Отец сказал:

— Я прекрасно понимаю, что тебе трудно. Мы все рано или поздно проходим через это. Вдобавок, ты оторван от стаи, совершенно одинок, так как рядом нет таких же, как ты, волков, которые могли бы поддержать тебя в трудные времена. Но ты сильный, Александр, и с каждым днём будешь становиться только сильнее. Мне хотелось бы, чтоб ты стал ещё и мудрей и не принимал опрометчивых решений. Но в любом случае, ты мой сын. И я буду всегда и во всём поддерживать тебя.

У меня не было слов, чтобы выразить свою благодарность, глаза вдруг стали мокрыми, я вздохнул, чтобы справиться с нахлынувшим волнением. Облегчение от того, что давно натянутые отношения с отцом, наконец, стали налаживаться, бальзамом пролилось на мою душу и расслабило тело. Отец, глядя прямо в глаза, мягко продолжил:

— Ты ещё совсем ребёнок, Александр. Сейчас, когда с тобой происходят удивительные вещи, ты не принимаешь их, противишься, потому что многого не понимаешь, но я больше, чем кто бы то ни было, понимаю тебя, твои чувства. Я когда-то сам был таким. Когда-нибудь я тебе всё расскажу, если захочешь знать, а теперь мне надо идти.

Я был очень взволнован, в голове путались мысли, никак не складываясь в логическую цепочку. Хотел о многом расспросить отца, но не мог решить с чего начать, что было более важным сейчас.

— У меня дежурство, — сказал отец. — Не покидай сегодня дом.

— Чем же мне заняться? — спросил я. — И как же школа? Я уже столько пропустил.

— Я думаю, что в школу ходить пока небезопасно. Пока ты не научишься хорошо владеть собой. Ненароком ты можешь навредить кому-то из людей, а этого делать ни в коем случае нельзя. А чтобы догнать программу, советую прямо сейчас взяться за учебники.

Посоветовав начать догонять школьную программу, отец вышел из дома. Я видел через окно, как он вывел из сарая вороного, оседлал, вскочил в седло и направил коня в сторону посёлка. Когда он скрылся за деревьями, я снова уселся за стол, так как намеревался всё же выпить кофе, который так и оставался нетронутым в моей чашке. Поднеся чашку к губам, почувствовал сильное отвращение и не смог сделать ни одного глотка. Кофе вселившемуся в меня зверю явно не нравился.

Напившись холодной воды, принялся разыскивать свой школьный рюкзак, который обнаружился в комнате отца. Я подхватил его и пошёл в свою комнату. Вытряхнув содержимое прямо на пол, прилёг на своё ложе и стал складывать ужасно растрёпанные учебники и тетради в стопку. Между кипой школьных принадлежностей обнаружился мобильник. Я быстро его схватил, желая проверить непринятые звонки, в надежде, что, может быть, звонила Аня, но мобильник был безнадёжно испорчен. Скорее всего, во время приступа бешенства досталось не только мебели, но и моему рюкзаку. Учебники устояли, хотя и выглядели изрядно потрёпанными, но телефон не выдержал такого испытания и издох.