— Ох, не топчитесь на больном, капитан! — тяжко вздохнул инспектор. — Наша юрисдикция исчерпывается портом, а со здешней городской стражей мы словно на разных планетах живем! Добро хоть друг в друга не стреляем, а когда-то и такое случалось! Здесь, у нас, этот ваш мнимый Ваал Комм иль Дарра — презренный преступник, а за периметром он добропорядочный гражданин, еще, небось, и налоги платит с награбленного в порту. С другой стороны, сюда ему теперь уже возврата нет — а это для таких как он наказанием едва ли не похуже тюрьмы будет: там отсидел пару витков — и за старое, а так где он станет отныне промышлять? В городе мелочь по карманам тырить? У них там, не поверите, металлическая монета до сих пор в ходу! А настоящие-то деньги — все здесь, внутри периметра, прилетают и улетают с кораблями…

Ну да, где деньги — там и преступники: коридор комиссариата, куда я вышел, простившись с инспектором, был полон народу: ожидавших приема потерпевших да вызванных на допрос свидетелей. Двое полицейских вели сквозь толчею задержанного, безносого ушастого бриммчанина, скованного силовыми наручниками — должно быть, видавшими виды: при каждом шаге арестанта они неимоверно искрили, заставляя бедолагу болезненно кривиться. Хотя какого там бедолагу — тоже ведь, небось, кого-то ограбил, а то и чего похуже отмочил!

Как и недавно в баре на Бака, при виде выходца с Бриммы меня не к месту посетила дурацкая мысль: интересно, а хвост у него есть? Или отрезал?

И в этот момент толпа в коридоре, только что с большой неохотой пропустившая полицейских при исполнении, стремительно расступилась — словно ее лучом бластера рассекли — и в освободившемся проходе я узрел кое-кого, у кого этот самый хвост уж точно имелся. И не куцый лысый обрубок, вроде того, что мог сохранить себе бриммчанин, а длинный, пушистый, гордо вздернутый трубой… По комиссариату шествовала фелида.

Название это всплыло у меня в мозгу почти мгновенно, с пояснением моя наложенная память также на сей раз не замедлила:

«Нечеловеческая раса, колонизировавшая ряд планет Приграничья. Координаты материнской звездной системы неизвестны. Технологически развита, при этом неконфликтна. Внешне представители весьма похожи на…»

Это мне, собственно, можно было уже не напоминать — на что похожи фелиды, я сейчас видел собственными глазами. Сквозь расступившуюся толпу шла рыжеволосая человеческая девушка лет шестнадцати, эталонной, что называется, изначальной внешности — если, конечно, не считать мохнатых треугольных ушек на макушке (кстати, вовсе не в цвет волос — серых) и уже упомянутого мной шикарного хвоста, также серого. При этом ни на лице, ни на обнаженных ниже локтей изящных руках, ни на точеных стройных ножках, открытых от самых туфелек и до нижнего края более чем легкомысленной юбочки, ни малейших следов серой, рыжей или какой-то иной шерсти не наблюдалось.

«За характерный облик в обиходе фелид называют “кошкодевочками”, — подгрузилась мне новая порция общеизвестной информации. При этом генетически что с человеком, что с известными на многих планетах представителями так называемых “кошачьих” они имеют весьма мало общего. Ни в каком смысле не являются они и “девочками”, представляя собой расу синхронных гермофродитов, способных одновременно продуцировать и мужские, и женские половые клетки. Несмотря на это, в популярной человеческой литературе, живописи и стереокинематографе образ фелиды неизменно носит подчеркнуто сексуальный характер».

Ну да, и последнее — ни разу не удивительно…

Между тем «кошкодевочка» чинно проследовала по затаившему дыхание коридору, равнодушно миновала меня, едва не задев качнувшимся в сторону хвостом, и скрылась за одной из дверей.

— Отмечаться пошла, — пробормотал кто-то у стеночки. — Им положено по прилету!

— Я бы такую тоже… отметил, — выдохнул другой голос.

— Даже не мечтай! — заявили ему сразу с двух или трех сторон.

— Я слышал, у них там зубы растут! — добавил какой-то знаток.

— Нет у них вообще никакого «там» — они как амебы, делением размножаются! — горячо возразил другой доморощенный специалист по фелидам.

Тут толпа и вовсе загалдела наперебой, я же, воспользовавшись так и не успевшим сомкнуться пустым пространством посередке коридора, поспешил к выходу — но, надо признать, тоже под глубоким впечатлением.

— Простите, капитан, это все моя вина! — понуро заявила Ксен. Кажется, ее все еще самую малость пошатывало, но голос звучал уже ровно, да и голубые глаза хоть и моргали смущенно-покаянно, но болезненным взгляд не казался.

Когда суперкарго и ее сестра вошли в кают-компанию, я рассказывал Дику и Аран о своем визите в комиссариат — и как раз дошел до встречи в коридоре с фелидой, но с появлением близняшек разговор как-то сам собой лег на новый курс.

— Не подведи я вас в тоннеле, всего этого кошмара бы не произошло, — смиренно продолжила Ксен, покосившись на фингал под глазом юнги.

Тут, очевидно, мне следовало незамедлительно уверить расстроенную блондинку, что она, типа, вовсе ни при чем, и если чья-то вина в случившемся в порту и есть — то исключительно моя… Но пока я мысленно подбирал нужные формулировки, меня опередил Дик.

— Нет, это все только из-за меня! — вздохнул он. — Нужно мне было, как и велел капитан, при первых же подозрениях звонить Аран и бежать в полицию! Сразу, едва стало ясно, что ложный корпоративщик не идет на свой корабль, а втихаря следует за капитаном, да еще и на пару с сообщником! И потом, с этим орденовым перстнем я тоже не в тему полез — и подставился по-дурацки…

Удивительно, кстати, как вдруг поменялся его настрой! В ангаре, несмотря на куда худшее самочувствие, после ретирады негодяев парнишка держался бодрячком и, похоже, был собой весьма горд.

— Ну, ты у нас прям отпетый головорез! — заметил я тогда юнге — понятно, после слов благодарности, которую, замечу, мальчик принял как должное. — Откуда такие нетривиальные навыки?

— Учителя были хорошие, — пробормотал Дик, пытаясь выпрямиться — более-менее ему это удалось лишь с моей помощью, но почти тут же паренек вновь был вынужден скрючиться.

— В трущобах Бака?

— На Бака нет трущоб, — патриотично заявил юнга. — Но да, типа того, — признал он затем.

— А вот насчет идеи компенсации за беспокойство… — в этот момент я заметил на полу тот самый перстень и, не договорив, наклонился, чтобы его подобрать.

— Ну, нельзя же было дать им уйти просто так, — воспользовавшись возникшей паузой, веско заметил мальчонка. — Прокололся — отвечай!

— Еще один урок трущ… прости: улиц Бака?

— Угу… А вот у вас, капитан, по ходу, школа была так себе, — поднял он тут на меня глаза — вернее, один глаз, левый: правый у него к этому моменту уже не открывался. — Простите, но вы неправильно держите игольник! Поэтому и промазали!

— Покажешь мне потом, как надо, — тепло улыбнулся собеседнику я.

— Хорошо… — преисполненный достоинства — несмотря на совсем непрезентабельную позу, согнувшись — выдохнул юнга.

…— Так, хватит мериться, кто виноватее! — звонко хлопнул я наконец ладонью по столу, невольно заставив Ксен и Дика вздрогнуть — Аран и Брин сохранили невозмутимость. — Все хорошо, что хорошо кончается! Все живы и, в общем-то, здоровы, — шестисолнечница заверила меня, что никаких внутренних повреждений у юнги нет, ну а фингал — ерунда, скоро сойдет. — Деньги наши тоже при нас. По сути, мы даже в некотором прибытке, — в первую очередь я имел в виду трофейный игольник, но парнишка, кивнув, демонстративно потеребил перстень, который висел теперь у него на шее на тесемочке — для пальцев мальца тот был заметно велик. — Кроме того, каждый из нас, прямых или косвенных участников последних событий, получил урок, который, надеюсь, пойдет нам на пользу…

— А у Ксен-то что за урок? — тут же с пылом вступившись за блондинку, перебил меня что-то снова осмелевший юнга.