— Странно это… — бросила я взгляд на часы. Мы договорились, что утром за мной заедет Сэм.
— Что именно: странно? — непонимающе посмотрела на меня матушка.
— Нет, ничего, — качнула я головой.
И ведь не обманула. Мысли бурлили, выталкивая на поверхность имена, даты, события, предположения, но ничего конкретного, связного, из них не получалось.
— Мне кажется, не стоит подвергать Фариха таким испытаниям, — отодвинув почти пустую тарелку, потянулась я за пирожным. — Он не заслуживает игр за своей спиной.
— Знаю, — легко улыбнулась, — потому и хочу, чтобы привела его ты, заранее объяснив, через что именно ему предстоит пройти.
— Коварная вы женщина, Елизавета Николаевна! — довольно хмыкнула я, радуясь, что удастся обойтись без обмана.
Я любила матушку, уважительно относилась к господину Соулу….
— Ты меня простишь за Даниила? — совершенно неожиданно для меня, спросила она. Негромко, неуверенно….
— За то, что вы меня ему все-таки сосватали? — слизнув воздушный крем, подбадривающе улыбнулась я в ответ.
Мой задор Елизавету Николаевну не успокоил. Она смотрела не то, что бы требовательно, но настойчиво — точно. Смотрела и молчала, закутавшись, как в защитное плетение, в свое самообладание.
— Иногда мне кажется, что вы с отцом знаете меня лучше, чем я сама… — отложив остатки пирожного, пожала я плечами. — Люблю его, знаю, что любима, но все как-то не так… совсем непросто.
— Тебе нужно научиться ему доверять, — не без облегчения вздохнула она. — Позволить быть тем, кто он есть.
— Вы хотите сказать, что мне не хватает женского лукавства и податливости? — засмеялась я.
— Скорее, той слабости, которая способна стать силой… — поправила она. — Я не скажу, что князь — особенный, но таких, как он, немного. Человек чести и долга. — Я хотела вставить свое слова, но матушка не оставила такой возможности: — Ты должна понять одно: то, что он делает для своей империи, значительно больше, чем делаешь ты. Это не умаляет твоих заслуг, — поторопилась произнести она, видя, что последние ее слова мне совершенно не понравились, — но последствия плохо выполненной работы в одном и другом случае настолько разительны, что и сравнивать невозможно.
— Я люблю то, чем занимаюсь….
— И он — любит, — она опять меня перебила. — Так же безмерно, как и ты. И чувствует ответственность, и осознает, что если придется сделать выбор между тобой и тем, что взвалил на себя, он откажется именно от тебя. Не потому что так хочет, потому что будет обязан это сделать. И ни разу не усомнится в своем решении, запрятав свою боль так глубоко, что и не отыщешь, и будет жить с этим, и даже, возможно, встретит ту, что сумеет стать смыслом жизни. А вот сможешь ли ты не сожалеть о потерянном шансе?
— Не ожидала услышать от вас такого, матушка… — вздохнула я, не просто чувствуя правоту, увидев наши с ним отношения, но уже ее глазами. Глазами знавшей жизнь женщины, которой через много пришлось пройти, чтобы получить подобный опыт.
Я не была капризной, навязчивой или заносчивой, не терзала его ревностью, не требовала большего внимания, чем он мог оказать, но и не давала того, что способна была дать в ответ на его чувства.
Я. Моя служба. Мое расследование. Моя матушка….
— Рано или поздно, но жажда материнства в тебе обязательно проснется, — на этот раз ее улыбка вышла грустной. — Тебе захочется посмотреть в милые, полные любви глазенки. Поцеловать крошечные пальчики, прижать к себе крошку, радоваться, когда эти маленькие, обжигающие своей искренностью ручонки, обнимут тебя не потому, что ты хороший следователь, а потому что ты — мама….
— Я боюсь… — воспользовавшись паузой, чуть слышно произнесла я. — Боюсь стать ненужной….
— Глупенькая! — поднимаясь, засмеялась Елизавета Николаевна. Подошла, прижала меня к себе, ласково провела по волосам. — Эта проблема решается проще, чем все остальные — стань единственной, к которой он будет стремиться, где бы ни был!
— Всего-то?! — подняла я голову.
Матушка улыбалась, но в глазах у нее была… тоска. Бесконечная серость без малейшей надежды на рассвет.
— Вы его не любите! — вздохнула я, догадавшись о том, о чем она предпочла бы ни говорить.
— Я сделала свой выбор, — наклонившись, поцеловала она меня в лоб. — Тебе пора, — произнесла, отстранившись.
Она была права — мне стоило поторопиться. Защита, которую установила вокруг дома, как раз предупредила о появлении гостя, которого я ждала.
* * *
— Мне не нравится твоя задумчивость, — посетовал Сэм, когда мы проехали половину пути. — Если тебе нужна помощь….
Разговор с матушкой никак не отпускал, заставляя вновь и вновь возвращаться к сказанным ею словам. И не только о чести и долге, но и о предназначении. Предназначении быть женой и матерью….
Вчера я об это даже не думала, считая чем-то далеким и не имеющим ко мне никакого отношения, сегодня же все изменилось, сдвинулось, заставив окунуться в то, что и не забывалось, но осталось где-то там… в прошлом.
Приют. Малышня. Сказки перед сном. Смех по утрам. Сброшенные на пол одеяла. Летающие по спальной комнате подушки. Радостный, ликующий визг. Шлепанье босых ног по полу…. Непослушные вихры. Косички, в которые мы, старшие воспитанницы, вплетали цветные ленты.
Мелочи, которые сейчас воспринимались счастливыми воспоминаниями, затмевая и горечь детских обид, и накатывавшее время от времени чувство одиночества, и тоску… ставшую особенно острой в тот миг, когда я осознала, что больше не стоит ждать ту, настоящую маму, которая если и существовала где-то, то точно не для меня.
— Нет, не нужна, — открыв глаза, посмотрела я на Самюэля.
Карета мягко качнулась… как колыбель….
— Как прошла помолвка? — зашел он с другой стороны.
— Все оказалось не так уж и страшно, — усмехнулась я, давая понять, что и эта его попытка оказалась безуспешной.
Сэма неудача не остановила. Он наклонился вперед, взял мою ладонь, легко сжал и произнес… проникновенно:
— Ты ведь помнишь, что я был первым?
— Тьфу на тебя! — засмеялась я, не сразу сообразив, что это была всего лишь шутка в его духе. — Напугал!
— Главное, что ты вновь улыбаешься, — отпустив мою руку, удовлетворенно протянул младший Джакс. Насладившись моим… наигранным гневом, откинулся на спинку сиденья: — Вильен прислал вестника. Задержится. Кто-то из осведомителей намекнул, будто знает напавших на Катарин Ками.
— Надеюсь, что так оно и есть, — бросила я взгляд в окно кареты.
Жила бы я в своем доме….
Мысль о доме тут же породила другую. Тоже о доме, но уже ином, которому предстояло стать нашим: моим и Даниила….
— Я тебя не узнаю… — в выражении лица Сэма появилась подозрительность. — И если ты….
— Меня беспокоит Джейн, — перебила я Джакса, на мой взгляд, найдя лучший аргумент для оправдания собственной рассеянности. — Даже не понимая всей подоплеки дела, я уверена: она — его ключевая фигура. Только не спрашивай, почему.
— Спорить тоже не буду, — он вскользь погладил родовой перстень. — Ты сегодня занимаешься 'Птичкой'?
— Скорее всего, да, — кивнула я. — Надо поговорить с барышнями. Да и господину Ги не мешает напомнить, что спокойствие заведения зависит в первую очередь от его откровенности.
— Не будешь против, если я навещу тетушку Джейн? — Сэм тоже посмотрел в окно.
Ограда Департамента. Мы уже практически приехали.
— Один справишься? — не без труда отвлеклась я от пейзажа.
Живости в зелени почти не осталось. Она была бледной и блеклой, возвращая к размышлениям о приближающейся осени и… зиме, которая обязательно последует за ней. Стылый холод, пронзительный ветер и секущий лицо ветер….
— Возьму кого-нибудь из дежурных, — понял он, о чем я беспокоилась. — У тебя тоже дурное предчувствие?
Я вздохнула, тут же поморщившись — Сэм, как всегда, угадал. От задора, с которым проснулась, мало что осталось.
— Зайди к боевикам, — открывая дверь кареты, бросила я, сдавшись перед тревогой, которая не отпускала несмотря на уверенность, что мы все предусмотрели. Спустилась, тут же направившись в сторону здания. Когда Сэм догнал, продолжила, словно и не было этой недолгой, но все-таки паузы: — Князь сказал, что Око вернулась в Ровелин.