— Льстец! — слегка зардевшись, добродушно отозвалась она. — Сразу видно, сын своего отца….

— Неужели граф был таким же? — недоверчиво воскликнула я, заглянув в узкую щель, оставшуюся между дверью и косяком.

— Сердцеедом? — лукаво приподняв бровки, уточнила Елизавета Николаевна. Потом посмотрела на младшего Шуйского. — Ни одна красавица не могла устоять перед его обаянием.

— Одна смогла, — распахивая дверь, заговорщицки заметил Александр. — Прошу… — протянул, позволяя нам войти внутрь.

Кабинет, в котором мне доводилось бывать и раньше, было не узнать. Пусть и на скорую руку, но из него сделали вполне себе уютную палату, способную удовлетворить даже самому привередливому вкусу.

На стенах несколько гобеленов, скрывавших довольно затертую обивку. На полу — ковер. Широкая кровать заправлена изысканным бельем. Две вышитых диковинными птицами ширмы закрывали ведущую в туалетную комнату дверь. На столе темного дерева были выставлены несколько хрустальных флаконов и амулеты, один из которых, как мне показалось, защищал от подслушивания.

Сам граф полулежал, опираясь на высоко поднятые подушки. Лицо было бледным, напоминая цветом украшенную кружевом рубашку, но глаза смотрели твердо, не позволяя слабости.

— Мне кажется, или при смерти вы были более покладистым? — вместо приветствия полюбопытствовала я, успев заметить, как закаменел при нашем появлении Северов. Похоже, все происходящее ему очень не нравилось.

— Ну, хоть кто-то не возится со мной, как с умирающим, — пробурчал в ответ граф, приподнимаясь выше. — Прошу простить за такой вид….

— Вам стоило подумать об этом раньше, — перебила я его, тут же 'смущенно' потупившись.

— Настенька… — укоризненно протянула матушка, 'поддержав' мою игру.

— Ах, Елизавета Николаевна, — отмахнулась я от нее. — Граф вряд ли думал, как он будет выглядеть с кинжалом в груди. А уж о том, что о нем будет кто-то беспокоиться….

— Настенька… — матушка сделала очередную попытку меня увещевать.

Зря старалась! Достаточно было закрыть глаза, чтобы вновь оказаться у той дороги.

— А что, Настенька?! — подошла я ближе к кровати. — Граф же у нас одиночка! Все сам….

— Я попросил вас с Елизаветой Николаевной прийти, потому что должен признаться кое в чем, — перебил он меня. Смотрел при этом так, словно это была его последняя воля.

— Мне выйти? — сбивая какую-то мрачную, тягучую тишину, спросил Северов. Жестко. Холодно.

— Тебя это тоже касается, — Шуйский поморщился от неосторожного движения.

— Вы уверены, что это стоит делать именно сейчас? — сглотнув вставший в горле ком, хрипло поинтересовалась я.

Предчувствие! Это опять было оно. Липкое, лишающее покоя….

— Уверен! — твердо ответил он. Бросил взгляд на стол — среди флаконов стоял стакан и кувшин с питьем, но просить не стал и даже качнул головой, когда Александр младший попытался шагнуть в том направлении. — Это касается событий, произошедших двадцать лет тому назад.

— Что?! — отступила я, мгновенно догадавшись, о чем шла речь.

Тот самый помощник отца Северова, который должен был доставить императору Владиславу признания Юлии Вертановой. Тот самый помощник, которому сестра Юлии — Ольга, моя мама, отправила вестника с одни только словом: игрушка…. Игрушка, в которой хранилась правда о двух сыновьях императора.

— К месту схватки я прибыл практически одновременно с Ибрагимом Аль Абаром и его отрядом, — не ответив на вопрос, произнес Шуйский. Бледен был и так, сейчас же кровь отлила и от губ, сделав их совершенно безжизненными. — Место стоянки у колодца в степи было выжжено. Павшие верблюды, уже обглоданные шакалами трупы лошадей. Несколько почерневших в пламени скелетов. Мужские, с рубленными следами на костях. Женский. Детские….

— Это может подождать… — Северов решительно подошел к графу. Положил ладонь ему на плечо.

— Нет! Не может! — сипло, но все так же твердо отрезал Шуйский. Посмотрел на меня… на Александра…. — Будь огонь обычный, мы сумели бы определить, кто именно погиб, но магический стирает, не оставляя зацепок. Все, что нам оставалось — похоронить всех и, поклясться найти виновника, чтобы покарать, кем бы он ни был. Следующим утром я отправился обратно в Ровелин. Мальчишку, — граф кивнул на сына, — нашел вечером. Ему оставалось совсем ничего, чтобы добраться до колодца, но сил уже не хватило. Несколько часов и он бы умер….

— Отец… — Александр подошел, встал неподалеку.

— Тогда я не связал эти два события, в степи такое часто случается, — граф смотрел на нас, соединив невидимой, но такой крепкой нитью, что и захочешь, а не разорвать. — Даниил, — неожиданно сменил он тон, — я прошу тебя проверить их на родство. Сам не смогу….

— Что?! — отступила я еще, не в силах поверить в то, что стало для меня уже очевидно. Та легкость, с которой приняла Александра в свой круг. То тепло, которое испытывала рядом с ним….

— Настенька… — матушка, не сдержавшись, прикрыла ладонью рот. В ее глазах стояли слезы….

Слезы надежды!

— Я ничего не помню… — Александр был не менее растерян, чем я.

— Последствия сильного магического воздействия, — Шуйский, как мне показалось, держался из последних сил. — Вы, Анастасия Николаевна, не помните по той же причине.

— И ты молчал? — не сказать, что укоризненно, но качнул головой Северов.

— Я должен был убедиться, — Шуйский шевельнулся, пытаясь приподняться еще. Опять поморщился. — Должен был!

— Убедился… — как-то… излишне резко протянул Даниил и… подошел к Александру-младшему. — Руку!

— Что? — непонимающе посмотрел на него… брат. Потом оглянулся, словно ища у меня поддержки.

Меня бы сейчас кто поддержал!

— Руку дай, — требовательно повторил Северов. И ни взгляда в мою сторону…

Лезвие кинжала скользнуло по пальцу, слизнуло выступившую каплю крови….

Момент, когда Даниил коснулся металлом моей руки, я пропустила. Ойкнула, скорее от неожиданности, чем от боли и… замерла, глядя, как извивается в воздухе заклинание. Как выписывает разноцветные кольца, собирая их в цепочки. Как складывает из них узоры, сначала похожие на стекающие по стеклу капли дождя, потом напоминающие распускающиеся бутоны.

А потом они застыли на одном уровне, контуры лиц: его и мое, соединенные линией кровного родства.

Граф Шуйский не ошибся. Мы с Александром были братом и сестрой.

— Отец воспитывал меня, как воина, — теперь уже не Александр — Сашка вздохнул, заканчивая свой рассказ. — Когда предложил служить под его началом, я ни минуты не размышлял, согласился сразу. Для меня он всегда был примером. Честь и долг!

— Он воспитал тебя, и этого не изменить, но и от родной крови отказываться не стоит, — матушка поднялась, подошла к Александру, встала рядом. — Ты и Настя, единственное, что осталось от той, которую полюбил Ибрагим.

— Я не думал, что когда-нибудь увижу ее, — в голосе Сашки послышался стон, — но все-таки надеялся. Не на словах надеялся, где-то в душе продолжая верить в чудеса. Ведь одно — случилось, я остался жив.

— Чудес было значительно больше, — матушка тронула Александра за плечо. — Теперь у тебя есть сестра. И еще один отец. И — я. И неважно, что не могу заменить мать, для меня ты — сын. Как Настенька — дочь.

— Елизавета Николаевна… — Сашка развернулся, порывисто прижал ее ладони к груди. — Вы простите, что не могу подобрать слов….

— И не надо их подбирать, — дрогнувшим голосом отозвалась Елизавета Николаевна. — Твои глаза, твое сердце, говорят больше.

Справа тяжело задышал Петро, слева зашмыгала носом Любочка….

Я и сама с трудом сдерживала рвущиеся рыдания, но кто-то должен был взять ситуацию в свои руки, пока все окончательно не расчувствовались:

— Бедный Ибрагим… — протянула я, задумчиво посмотрев на свесившуюся к самому окну ветку. — Не знал, как с одной безрассудной справиться, а тут сразу двое.

— Что? — не сразу понял сбитый с толку моими интонациями Александр.