- Вы – дочь блистательной Стаси? – действительно искренне удивился Раевский.

      Дочерью блистательной Стаси, как называла театральная публика Анастасию Лазареву, выступавшую на сцене императорского театра, я не была. Все наше сходство – цвет волос. Ну, может еще, разрез глаз, но я надеялась, что для этого случая вполне достаточно.

      - Вас это удивляет? – я чуть склонила голову.

      - Прошу меня простить, - пошел Раевский на попятный.

      - Это значит, что мы может мило распрощаться и следовать дальше? – я чуть приподняла бровь.

      - Не смею вас задерживать, прекрасная барышня, - капитан даже снизошел до легкого поклона.

      - Вам не кажется, что вы – забываетесь, - добавила я в голос металлических ноток. – Ты отправил дяде вестника? – обернулась к Трофиму.

      - Не счел нужным… - «повинился» маг. Смотрел при этом спокойно, но мне показалось, что я заметила мелькнувшее в его глазах беспокойство.

      Я и сама волновалась. Все шло не совсем так, как я предполагала….

      Если быть честной, то все шло совсем не так, как я предполагала.

      - Значит, будем обходиться своими силами, - беспечно дернула я плечами. – И какие к тебе претензии у этого господина? – вновь обратилась я к Трофиму, только теперь заметив, что не вижу Ивана.

      - Он хочет осмотреть багаж, - не затянул с ответом маг.

      Не знаю, как бы он разговаривал с настоящей Алевтиной….

      Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

      - Любите копаться в женском белье? – тут же многозначительно ухмыльнулась я.

      Заметив, как он напрягся, играючи, переложила хлыст в правую руку.

      Уж если придется….

      Все внутри противилось этому, но я была уверена, если потребуется, ударю!

      – Вас это возбуждает? – я чуть наклонилась вперед, чтобы выглядело более… интимно.

      - Госпожа Сундарева! – вскинулся Раевский. Зубы заскрипели, ладонь крепче сжала эфес шашки. – Вы забываетесь!

      - Мне кажется, это вы забываетесь, господин капитан! – раздалось от двери почтовой станции.

      - Дядя? – несколько удивленно протянула я и присела в скромном реверансе.

      - Господин граф, - низко поклонился ему Трофим.

      - С тобой мы поговорим дома, - довольно жестко бросил граф мне. – Садись в карету, - кивнул в сторону почтового экипажа, где все это время находилась моя дочь.

      - Но, дядя… - попыталась я возразить, продолжая играть роль взбалмошной, но любимой племянницы.

      - Алевтина! – свел он брови к переносице.

      Спорить я не стала, но посчитала, что имею полное право оставить последнее слово за собой. Подмигнула Раевскому, тяжело вздохнула и, отдав хлыст Трофиму, с его же помощью поднялась в карету.

      И только когда за мной закрылась дверца, позволила себе рухнуть на сиденье и закрыть лицо руками, хоть на миг отгораживаясь от всего происходящего.

      Быть смелой оказалось значительно тяжелее, чем я себе представляла….

      - Алексей Степанович, - получив разрешение, вошла я в кабинет графа, - я могу с вами поговорить?

      Добрались мы до Виноградова лишь к обеду следующего дня. Ехали практически без остановок, не считая коротких передышек, когда меняли лошадей. Подставы были по всей дороге, слуги действовали очень расторопно, так что все, что удавалось – удовлетворить некоторые потребности организма, да чуть пройтись, позволяя ногам почувствовать землю.

      Имелись на то реальные основания или граф предпочел считать угрозу нам более серьезной, чем она была на самом деле, я не знала, но и на этот раз посчитала, что мужчинам виднее, тем более что к ночи этот вопрос вообще перестал меня интересовать. У Аленки вновь начался жар, она куксилась, плакала, требуя внимания и особой заботы.

      Чуть успокоилась она только к утру и опять на руках у Владислава.

      Я не ревновала. Этот мальчик….

      Были в нем искренность и чистота, не позволявшие в его присутствии проявляться ни грязным мыслям, ни нехорошим чувствам.

      - Да, конечно, - Горин поднялся из-за стола, приглашающе указал на диван, стоявший у стены. Когда я присела, сам опустился в кресло напротив. – Надеюсь, вас хорошо устроили? – в его голосе послышалось беспокойство.

      Я чуть смутилась, лишь теперь заметив, насколько нелегко далось ему это путешествие, но тут же взяла себя в руки, вспомнив слова мамы Лизы, что мужчины этого рода не терпят жалости к себе:

      - Да, благодарю вас, все просто прекрасно! – заверила я его, улыбнувшись.

      В этом доме оказалась своя хранительница - совсем уже старенькая нянька Алексея Степановича, так и она не успокоилась, пока все наши вещи не были разложены, а сами мы накормлены и отправлены спать.

      - Тогда слушаю вас, Эвелина Федоровна, - откинулся он на спинку кресла, приготовившись меня слушать.

      А я даже забыла, зачем пришла, невольно залюбовавшись.

      Графу Горину было далеко за пятьдесят, но слабенькие магические способности продлили ту часть его жизни, когда яркая, взрывная молодость переходит в сдержанную зрелость. Среднего роста, он был сбит, как говорила мама Лиза, из крутого теста. Все в нем было крепким: и дух, и тело, в чем я могла убедиться во время почти суточной скачки – на отдых в карету он перебирался лишь дважды, да и то ненадолго.

      Отсутствие одного глаза, закрытого черной повязкой, и шрама, пересекавшего наискосок все лицо, его совершенно не портило, лишь добавляло чего-то неукротимого, безудержного.

      - Я гожусь вам в дочери, Алексей Степанович, - скупо заметила я, вновь собираясь не только с мыслями, но и решимостью.

      - Предлагаете называть вас просто Эвелин? – мягко улыбнулся он, глядя на меня с присущей ему проницательностью.

      - Да, - кивнула я, бросив короткий взгляд за окно. Кусочек неба, цветным панно проглядывавший сквозь листву, пылал оттенками алого. – В детских вещах находились письма князя Изверева, адресованные моему мужу, - перевела я взгляд на графа. – Сейчас их там нет.

      - Они находится у меня, - абсолютно безмятежно произнес он и поднялся с кресла. Отошел к столу… - Вы кому-нибудь говорили о них?

      - Их нашла Катерина, кормилица Алены, - не стала я скрывать правды. – Кроме нее и меня о них никому не известно.

      - Это – хорошо, - кивнул Алексей Степанович, заставив меня слегка напрячься. – И будет лучше, если вы забудете об их существовании, - добавил он, твердо посмотрев на меня.

      - Мой муж в чем-то замешан? – нахмурилась я.

      - Вы мне ответьте на этот вопрос, - чуть прищурился Горин, глядя на меня испытующе.

      - Нет! – ни мгновенья не помедлила я. – Кто угодно, но только не он!

      На лице графа было все то же спокойствие, но я видела, насколько приятны ему мои слова.

      Подтверждение ждать себя не заставило:

      - Я рад, что вы не сомневаетесь в Георгии…

      - … но… - продолжила я, прочувствовав короткую паузу.

      - То, чем он занимался последние месяцы…. – Граф замолчал, рассматривая меня как-то по-новому. Потом качнул головой, словно не соглашался с собой, отошел к окну, встал, повернувшись ко мне спиной.

      Сбит из крутого теста…. С этого ракурса слова матушки Лизы обрели иное звучание.

      Улыбка, время от времени трогавшая его губы, какая-то мальчишеская хитринка в единственном глазу, которую я замечала несколько раз, все это добавляло его образу некоторую легкость и мягкость. Со спины же он был одной мощью, затянутой в идеально сидевший на нем военного образца мундир.

      - Алексей Степанович, - я тоже поднялась, подошла ближе, остановившись всего лишь в трех шагах от него, - я должна знать.

      - Зачем вам это, Эвелин?! – довольно резко развернулся он ко мне.