— А не жалко машину, барин? Если кузов снимем, обратно уже не поставим.

— Пахать и сеять важнее. Ну так что, сможете?

Мужики между собой переглянулись, еще покумекали каждый по-своему, а затем хором сказали:

— А попробуем.

На этом закончилось мое первое производственное совещание в деревне Лучково. Мужики даже выразили сдержанный оптимизм, что если выйдет по моей задумке, то в этом году еще можно успеть вырастить знаменитый лучковский лук, мол он тут растет как на дрожжах… мол в прежние времена его тут снимали по шесть урожаев за год. Только успевай снимать и заново засевать.

На следующее утро проснулся под звон молотков, бьющих по металлу. Потянулся на взбитой перине и вызвал из интерфейса часы. Шесть утра! Ну да, я ж в деревню приехал. Здесь позднее утро.

Окунек видимо ждал за дверью. Как только услышал, как я встал, заходил, забрякал умывальником, он тут же стал стучать в дверь. Ладно хоть не вбегает бесцеремонно, как Анюта. Хотя… по своим уже соскучился, в том числе и Анютиной бесцеремонности.

— Входите.

Мишка тут же ввалился внутрь. На нем новая рубаха. Он важен и горд собой, как черт знает что.

— Барин, я тебе оладьи принес… и земляничное варенье.

— Отлично, сейчас будем завтракать.

Пока я умывался, одевался, Окунек разложил безумно пахнущие оладьи на столе.

— Еще кисель, барин, он густоватый. Разводить будем?

— Не, сойдет.

Мы сели за стол.

— Кто там с утра молотками бухает?

Я и сам давно догадался, но вижу, Окуньку не терпится мне рассказать.

— Папка с дядь Борем кузов снимают, — выпалил он с гордостью за родителя.

— Молодцы… сейчас доедим, сходим, посмотрим.

После завтрака заглянули вместе с Окуньком в гараж. Я уже смирился, что Окунек назначил себя моим неизменным проводником, секретарем и помощником в одном лице. Пусть сопровождает, плохого в этом нет. Помимо Окуня старшего и Бори тракториста в гараже обнаружились еще двое деревенских мужиков. Ну, я только рад. В четыре пары рук дело быстрей пойдет.

Задача поставлена, исполнители трезвы и деятельны. Не вижу смысла болтаться в гараже и стоять у них над душой. Лучше меня знают, что делать нужно. Автовладельцем я недолго пробыл. Выхожу в пеший обход деревни в сопровождении личного, хотя и сопливого ординарца.

— Барин, мы куда теперя?

Мне нравится это «мы». С детской непосредственностью ничего не поделаешь.

— Пройдемся по деревне. Я ведь еще не всю посмотрел.

— И чего там смотреть? — приуныл Окунек, но от меня не отстал.

Все встречные со мной здороваются. Я тоже здороваюсь. Но не столько пытаюсь запомнить лица людей, сколько сканирую окрестности через радар. С прорывами Изнаночных тварей надо что-то решать.

— А скажи, Окунек, часто твари с Изнанки в деревне появляются?

— В самой деревне не бывало. В каждой избе оберег имеется.

— Что за оберег?

Мишка достает из под рубахи какую-то самодельную висюльку: «очень слабый артефакт стабилизации пространств».

— Ух ты, это кто такие обереги делает?

— Да все делают. Там ничего сложного.

— А почему только в деревне они действуют?

— Только там, где людей много, они помогают. А в лес один пойдешь, уже не поможет.

Понимаю, эти поделки имеют смысл, только когда их много в одном месте, дают накопительный эффект. Хотя и это удивительно. Мне в деревне попадаются одни нулевки, а поди ж ты, умудряются делать слабейшие артефакты, видимо, руководствуясь принципом, жить захочешь, не так раскорячишься…

— Значит, все деревенские такие носят?

— Все.

— А у той малявки почему не было?

— Малым детям не положено. К тому ж она в камыши полезла. Тварь могла и раньше там поджидать.

Доходим до реки. Я снова захожу в камыши, проверить точку прорыва. Никакого провала на Изнанку больше нет. Пространства «разошлись», портал исчез. Продолжаю обход. Деревня оказалась больше, чем я подумал поначалу. Дворов больше сотни. Приличная такая деревня.

Вдруг Окунек одергивает меня за рукав.

— Барин, там.

— Чего?

— Конники.

Теперь и сам вижу поднимаемую копытами пыль. К нам несется десяток всадников.

— Степняки? — спрашиваю Окунька.

— Кто ж еще… уйти бы лучше, барин. Ничего хорошего от них не будет.

— Ну хоть не убьют?

— Не убьют, а пограбить могут. А иногда, если девка приглянется, так девку утащат.

— Ну мы-т не девки. Нас не утащат.

Конники доскакали до нас. Разгоряченные кони фыркают, кружат вокруг. Сразу запахло конским потом, слепни поналетели непонятно откуда.

— Эй, русс… что там звонит?

— Чего звонит? — я не понял.

— Дурака не показывай. Коней куете?

— Трактор чиним.

— Мы проверим.

Куда уж без вас, морды луженые. Услышали, как мужики бьют молотками, прискакали.

— Чего смотришь? — вскинулся старший, — Кто такой?

— Новый барин.

— А я Балакбай, оброк давай, — степняки загоготали.

Я решил промолчать. Хамоватого дурака лучше не злить, а злить его может, что угодно.

— Что молчишь, новый барин? Почему лук не сеешь? Руссы ленивые. Тьфу, — он сплюнул, изобразив презрение.

Я снова промолчал. Больше всех о трудолюбии почему-то любят рассуждать паразиты.

— Вы руссы ни на что не годный народец. Почему вас все еще не извели? А? Терпеть привыкли, да? Вы руссы только терпеть и умеете.

Узнаю старую забаву всех времен и народов: отобрать у людей все, что только можно, а потом удивляться, почему они до сих пор не передохли.

Внешне на оскорбления никак не реагирую, и конникам быстро наскучило меня доставать. С горделивым видом хозяев всей округи, они поскакали к гаражу. Мы с Окуньком отправились следом. Но прежде, чем дошли, конники уже проскакали обратно на встречу.

— Вы совсем тупые, руссы! — крикнул мне Балакбай, — Коня с бараном не скрещивают. Оброк готовь или дома попалю…

Всадники скрылись в полях. Вот и пусть катятся. Без них проблем хватает.

— Барин, о чем это он? Про коня и барана?

— Про машину и трактор.

— А как связано?

— Я и сам не знаю.

В гараже мужиков набилось уже под десяток человек. Не все пристроены к делу, но все горят желанием помочь. Этак они быстро тачку в трактор переделают. Вот и хорошо, мешаться не буду. Выхожу на улицу и вижу подъезжающий грузовик. На пассажирском сидении рядом с водителем узнаю усатую физиономию Комаринского.

— Здравствуйте, граф, — приветствует он, высовываясь из кабины.

— Здравия желаю, подпоручик. Какими ветрами в нашей деревне?

— Вы говорили про прорыв с Изнанки. Решил лично убедится, все ли в порядке.

— Спасибо, прорыв закрылся.

— А вы умеете это определять? — заинтересовался Комаринский.

— Умею. Я же картограф.

— Слушайте, Кротовский. Не в службу, а в дружбу. Съездите с нами в соседнее село. Там скот пропадает. Все указывает на то, что лезут где-то с Изнанки, а найти не можем.

— А чего не съездить. Поехали.

В деревне мне пока заняться нечем. Залажу в грузовик. Подпоручик сдвигается, давая мне место.

— Как, граф, осваиваетесь?

— Понемногу… так вы говорите, скот пропадает… а, может, причина прозаичней? Я смотрю, тут без тварей Изнанки хватает охотников до чужого скота.

— Уже столкнулись с Балакбаем? — сочувственно спрашивает Комаринский.

— Вот только что был перед вами. Оброк требует. На него хоть какая-то управа существует?

— Увы, граф. Арифметика простая. У меня тридцать сабель, а у Балакбая триста. А если он свиснет в степь, примчится еще два раза по столько.

— Понимаю. Против него надо войска отправлять.

— Так в том и дело, — горячится Комаринский, — Балакбай — хитрая тварь. Не заступает за ту черту, чтобы против него армию отправили. Гадит по-мелкому… но дома подпалить может.

— Значит, проще откупиться?

— Выходит, что проще, — подпоручик морщится и замолкает.

Приехав в соседнее село, подпоручик выходит из грузовика, чтобы потолковать с местным барином. А я пытаюсь осмотреться, как тут быт устроен. Село не на самой границе со степью, как моя деревня, но наверно сталкивается с теми же проблемами. И степняки навярняка так же докучают.