— Уж не настолько я прячусь от Мышкина, чтоб переходить на нелегальное положение… рассказывай, как тебя сюда занесло?

— Ты же сам вчера дал телеграмму… ну про моторы…

— То есть еще вчера ты была в Питере?

— Конечно. Я сразу пошла к Хоромникову, но он сказал, что в машинах плохо понимает и отправил меня к Орлову.

— Анюта, ты что, уже и с Орловым на короткой ноге?

— Ну нет. Я сопровождала его один раз. Показывала фабрику. Вот и познакомились.

— Сильна. И ты прям пошла к Орлову?

— Просто удачно сложилось. Он сам заехал. Ну я спросила его в лоб про моторы.

— А он что же?

— А он сказал, что автомобильные моторы в России делает одно единственное предприятие, Челябинский Моторный Завод. Их, эти моторы, так и называют — чумазики. А еще сказал, что добрые две трети поставок этих мотором идут на нужды армии. Так что, он там всех знает и может дать мне протекцию.

— Просто отлично. Но как ты так быстро сюда добралась?

— Тоже с подачи Орлова. Сказал, что у него как раз в ночь летит до Челябинска аэроплан… там чертежи какие-то нужно было доставить… вот, и сказал, в аэроплане есть свободное место на пассажира… знаешь, по-моему он ждал, что я испугаюсь лететь и откажусь.

— Х-хэ… нашел кого пугать. Ты у меня не из робких.

— Ой, чего там пугаться? Села и полетела. Так что уже и в Челябинске побывала. И с директором завода поговорила. Он обещал, что поставит моторов сколько нужно, еще и скидку даст.

М-да, Анюта у меня быстро превращается в крепкого управленца. Даже не ожидал. Ум, смекалка, деловая хватка… все это в ней сразу было видно. Но ведь опыта ноль… хотя, уже не ноль… она хорошо чувствует людей. Плюс красота, что тоже немаловажно. Красивым женщинам все двери открываются с легкостью.

— И когда ты едешь обратно?

— Сережка, я не собираюсь обратно.

— Вот те раз. А за фабрикой присматривать кто будет?

— Там без меня глаз хватает. Орлов охрану выставил из армейцев. Это тебе не сонный сторож. Кто заходит, кто выходит, каждого проверяют и чуть не собаками обнюхивают. В цеху постоянно приемщик находится. От Хоромникова проверяльщики, от Орлова проверяльщики. Строгость такая, что даже клопы без инвентарных номеров не бегают. Сережка, мне там просто нечего делать. От нас Гребенкина с Ершовым за глаза хватит.

— Вот как. Значит, все по серьезному.

— Серьезней некуда. Сережка, там воровства, как с Гадюкиной было, точно не получится.

— Да, пожалуй… тут ты права. Все заинтересованны в стабильной работе, в четких и отлаженных схемах, в регулярных поставках. Мутить воду тут просто невыгодно и глупо… ладно, убедила.

Собственно, примерно этого я и ожидал. Фабрику переводят в статус режимного объекта. А для армейских средств связи и систем сигнализации иначе быть не должно.

— Кстати, Сережка, взгляни на эту вещицу, — Анюта достает из саквояжа мобилу, только не в деревянном, а пластиковом корпусе.

— Ого. Откуда?

— Называется импорт.

— Я знаю, что такое импорт.

— Представляешь, с такими вся Москва ходит, весь юг страны. Здесь и связь, и можно газеты читать, и письма писать. Только стоят очень дорого. А в Питере почти никто не пользуется. Наша Питерская военная аристократия импорту не доверяет. Думают, через них шпионить можно.

— Правильно делают, что не доверяют.

— Только Орлов сказал, сам Кречет его вызвал к себе по поводу этих импортных мобилетов.

— И что хочет Кречет?

— Хочет, чтобы мы тоже начали корпуса из… из этой… — Анюта защелкала пальцами.

— Из пластмассы?

— Да, из нее. Говорит, мол не желает позориться, если в русской армии деревянные мобилеты. Мол не хочет быть посмешищем. Так что Хоромников срочно приказчика в Самару отправил. Вроде бы там есть завод пластмасс. Чтоб нам отливали корпуса.

— Понимаю. Это даже лучше. На фабрике будет меньше ручного труда. Это выгодно.

— Хоромников тоже так считает. И мне в дорогу с собой такой дал. Только связи тут нет.

— Увы. Чтоб связь появилась, одних мобилетов мало. Надо ставить передающие вышки.

Водитель довез нас с Анютой до барской избы в Лучково. Мы пытались его уговорить на ужин или хотя бы на чай с ватрушками, но тот отказался. Время и так позднее. Я занес в дом Анютин саквояж.

Наверно, Комаринский со своей компанией очень бы удивились, если бы узнали, что «молодая фабрикантша» способна переодеться в простенькое ситцевое платье и взяться за ведро и тряпку. Только наведя чистоту, Анюта признала помещение пригодным для жизни.

Ближе к полуночи я отправил ее спать, благо кровать в доме не единственная. А сам уселся за стол, засветив лампадку. Стрелка на циферблате пошла отщелкивать последнюю минуту дня «по времени моего мира».

Ровно в полночь я снова очутился в храме тысячи богов. К оружию, сапогам и шлему пустынного воина на выходе какой-то служка добавил холщовые штаны и рубаху: в одежде своего мира здесь ходить не положено, извольте соответствовать местному «дресс-коду». Пришлось переодется прямо там. За ширмочкой. А потом упрятать форму гимназиста и обувь в ячейку «камеры хранения».

Выхожу на улицу. Тут как было раннее утро, так и осталось раннее утро. Похоже, что пока я отсутствовал в этом мире, время здесь с места не стронулось. То что происходит «там», не считается «здесь». А то, что происходит «здесь», не считается «там». Ничего, привыкну. Всего-то делов: пока обычный человек проживет одни сутки. Я в двух мирах успею прожить вдвое больше.

Сейчас мне нужно понять суть игры. Потому что общие слова про достижение ста ступеней — это не суть, это некая система учета прогресса в игре. И я уже понял, мне не предоставят на блюдечке свод игровых правил. Боги предпочитают, чтоб игроки сами проявляли смекалку и сообразительность, чтобы сами до всего доходили.

Направляюсь вдоль по улице. Первое, что бросается в глаза, игроки четко отличаются от местных жителей. В отличие от местных игроки вооружены, это раз, игроки носят те же холщовые дресскоды, это два.

Некоторые игроки имеют по одной-две вещи из храмового комплекта, как я. Некоторые не имеют ни одной, а только оружие, но есть отдельные «запасливые» ребята, что сразу хапнули себе полный комплект. Как им это аукнется, пока не знаю, но тут справка вдруг разражается скупым пояснением: «им придется набирать слишком много очков роста, чтобы преодолеть первые ступени. С высокой долей вероятности они растратят запас жизней».

«Запас жизней?»

«На старте вам даны пять запасных жизней, — поясняет справка, — за каждые пять пройденных ступеней, игрок получает еще одну жизнь»

Ого. Пять запасный жизней. Игра подразумевает, что я буду здесь умирать… и довольно часто.

Продолжаю прогулку по деревне. Большинство игроков каким-то образом уже включилось, если не в игру, то в общение с местными. Внимание привлекла одна колоритная парочка: местная старушенция маленькая и согбенная что-то втолковывает игроку, похожему на акулу. Рядом со старушкой немалых габаритов игрок выглядит форменным зубастым великаном, способным раскусить божий одуванчик как огурчик. Однако тем комичнее смотрится, как он склонился в уважительном поклоне, выслушивая старушачий щебет. Подхожу поближе:

— …в лесу, милай, в лесу она потерялась. Одна рожка спиленая, другая целая. На боку черное пятно, а холка белая.

Выслушивая этот бред, игрок сосредоточенно и хмуро кивает, как репортер, берущий интервью с места событий. Будь у него при себе блокнот, наверное записывал бы. Но у него нет блокнота, у него только огромная секира, похожая на гильотину.

— Не горюйте, бабушка, — успокаивающе гундит акулоподобный, — Поищем вашу козу.

Лично я на месте той бабки не стал бы доверять поиск козы такому типу. Он если и найдет, то сам сожрет ее вместе со «спиленой рожкой». Но по всему видно, на то она и игра, что здесь возможен подобный абсурд.

Отдельные местные жители пользуются у игроков какой-то невероятной популярностью. Не успел один игрок отойти, уже другой подходит. Судя по деловому настрою договаривающихся сторон, эти жители тоже раздают задания.