— Да почему ж? Я всё-таки спас принцессу, — Скуратов поднял голову. — Она меня даже поблагодарила.

— Это было до того, как вы вместе с лошадьми вверх тормашками с обрыва полетели?

— Ну, да, когда остановились, — задумчиво потёр подбородок Скуратов.

— Дык, это не считается. Потом вас Державин обоих спас. Вот он-то теперь и герой! — Разумовский расхаживал по кабинету из стороны в сторону. Так лучше думалось.

— Ну он и правда меня спас, хотя мог ограничиться принцессой, — пришлось признать очевидное благородство соперника Скуратову.

— Да уж, — Разумовский остановился у окна и принялся что-то рассматривать в тёмно-серой дали. — Подозрительный тип этот Державин. Он, вообще, как вас спасал?

— В смысле? — не понял Скуратов.

— Руками или магией?

— Я, по правде говоря, в отключке был. Но Никита Александрович весь грязный, как нечисть был. Так что, полагаю, руками. Да и какая там магия? Он же из этих, из нулевиков со спецкурса.

— А как он без магии Люберецкого так филигранно подстрелил? — удивился Разумовский.

— Стреляет он вообще классно. Перед охотой состязания были, так он десятки чуть ли не с закрытыми глазами выбивал, — ответил Скуратов.

— Прям жаль такого устранять, — задумчиво проговорил Разумовский. — И стрелок, и герой.

— Так и не надо его устранять тогда, — Скуратов тоже подошёл к окну и встал рядом с хозяином кабинета.

— Как не надо? А принцесса?

— Да она ему даром не нужна, — горячо сказал Скуратов. — У него был шанс заполучить свидание с ней, но он сделал так, что на это свидание пойдёт его друг. У оврага он случайно очутился. Я спрашивал его потом и проверил, не врёт. Мозгов у него хватает не лезть в пекло политики, образно выражаясь, — он улыбнулся собственному каламбуру. — Ведёт себя максимально нейтрально. Я наблюдал за ним: спокойный, уверенный, вызывающий симпатию и уважение. Опасности в нём не вижу, скорее, наоборот. Столь здравомыслящие люди потом мне очень сильно пригодятся. А вот найти их крайне тяжело.

Скуратов замолчал, а Разумовский смотрел на него немного снизу вверх с явным уважением.

— Слова не мальчика, но мужа, — проговорил он. — И что мешает тогда тебе подружиться с ним? И намерения его всегда на виду будут. И на перспективу. И убирать не надо, раз уж он тебе понравился.

Скуратов гордо поднял голову, словно только что спас человека от неминуемой гибели. Возможно, так оно и было.

Я проснулся от сигнала телефона. Пришло сообщение от Олега.

«Мы уже на подходе, встречай».

«Друзья никогда не бросят, — подумал я, — даже, если тебе надо побыть одному».

Рука не ныла совсем. Архос предложил залечить паутиной. Мол, три дня, и ты как новый. Но я решил, что у императорского лекаря Лаврентия возникнет множество ненужных вопросов, если я вдруг приду на процедуры без дырки в руке. С перманентно ворчащим наставником сошлись на том, что уж обезболить рану точно не мешает.

Как только ощущение, что руку изнутри разрывает на кусочки, прошло, я моментально задремал. Но непрекращающийся поток людей, желающих меня посетить, заставлял то и дело открывать глаза.

Приходил Николай и говорил какую-то длинную и пространную речь. Скорее для себя самого. Из неё я понял, что род наш, благодаря нам с дедом, возвысился до небес. Что мы — надёжа империи и вообще главные герои России на данный момент. И что он очень горд, что в его жилах течёт такая же кровь. И ещё много-много разных пафосных слов. За это время, мне кажется, я несколько раз просыпался, но он убаюкивал меня своим голосом, и я засыпал опять.

Сестра Карина долго-долго сидела рядышком, почти не дыша. Но улыбалась мне, когда я открывал глаза, и спрашивала, как я.

— Отлично, — отвечал я. — Жить буду. Скорее всего, недолго, но интересно.

Она смеялась, поправляла одеяло и продолжала сидеть рядом.

Пару раз заглядывал отец, и, нахмурившись, смотрел на меня. Кажется, заходил дед, но он не стал навязываться. Видимо, ещё и сам до конца не восстановился.

И вот это всё при том, что чувствовал я себя совершенно нормально. Мне надо было лишь выспаться как следует, и всё.

Но тут пожаловали друзья. Тройка: Чернышёв, Громова, Кропоткин — стала неразлучной. А должен быть квартет ещё и с моим участием.

— Никита, — вместо приветствия сказал мне Фёдор. — Ты в корне неверно понял концепцию охоты. Это ты должен стрелять в дикого зверя, а не он в тебя.

Олег с Катериной сразу хохотнули. Было видно, что эти трое не расставались с самого утра и, походу, отлично наладили общение. По крайней мере, понимали они друг друга с полуслова.

Глядя на них, я тоже засмеялся. Сначала тихо, но, поняв, что рука не отзывается болью, перестал осторожничать.

На звуки смеха прибежала Карина. И тут я увидел, как смотрит на неё Кропоткин. Значит, там на балу это была не случайность. Юноша действительно запал на мою сестру. Что, собственно, неудивительно. Девица она фактурная и весьма харизматичная. А с тех пор, как научилась контролировать свои силы, ещё и спокойная, и уверенная в себе.

— Своего зверя я всё-таки достал, — ответил я, предпочтя сделать вид, что ничего не заметил. — Правда, он оказался уже поджаренным до меня.

Все снова закатились. Даже Катерина несмотря на то, что она не видела самого происшествия на балу.

— Вот поэтому я и не люблю стейки прожарки блю рейр, — задумчиво проговорил Кропоткин. — Сбежит ещё, рогами накостыляет. Или артефакт какой раздобудет.

К концу его фразы все уже тихонько хрюкали, едва сдерживая смех. Мне кажется, он мог читать состав какого-нибудь лекарства, и это всё равно было бы смешно. Такой уж у него дар.

— Ты как себя чувствуешь-то? — спросила Громова, отсмеявшись со всеми.

— Потрясающе, — ответил я и не соврал. — Врачи тут творят чудеса. Показать не могу, но под повязкой всё уже рубцуется. Боли нет. Так что хоть сейчас на новую охоту.

— Но-но-но, — Кропоткин поднял палец. — Эдак на тебя никаких принцесс не напасёшься, охотничек.

— Вот я, как чувствовала, хотела с тобой ехать, — сказала Карина.

— И что бы ты сделала? — спросил я. — Разнервничалась бы и начала всех молниями лупить? Эффектно, конечно, но в той ситуации излишне.

Сестра слегка покраснела. Что не укрылось от Кропоткина. Так, надо будет потом с ним поговорить на эту тему.

— Олег, — сказал я. — А ты чего молчишь? Почему не сказал, что тоже не поедешь охотиться? Мы бы с тобой вдвоём дурака валяли бы.

— Тогда бы у тебя вряд ли вышло бы так эпично геройствовать, — ответил друг. — Да и потом я там кое-какие корешки собирал. Тебе бы не было интересно со мной. И погеройствовать не удалось бы.

«Корешки? — подумал я. — В такое время? Ладно, решил я, и с этим надо будет поговорить».

Я приказал организовать чаепитие, и мы ещё долго сидели, попивая горячий чай, играли в игры и постоянно шутили на самые различные темы. На моей памяти это был один из самых тёплых вечеров. Такие всегда вспоминаешь потом со светлой грустью и хочешь в них возвратиться.

Когда ребята ушли, а сестра удалилась к себе, я ещё некоторое время не мог заснуть, прокручивая события сегодняшнего дня. Что-то тревожило меня в них, но что именно я понять не мог.

И, когда я уже почти совсем уплыл в сон, вдруг снова тренькнул телефон.

Сообщение пришло с неопределяемого номера.

«Ну что, герой, — гласило оно. — Когда идём в библиотеку?»

И ниже номер, на который следует прислать ответ.

День выдался на удивление не осенний и не питерский. С самого рассвета стояла ясная погода. Лёгкий ветерок приятно ласкал лицо и мягко перебирал волосы. В такие дни верится, что всё будет хорошо, и никакие расстройства в них не проникнут.

Я приехал в лазарет к девяти утра. Мне должны были сделать перевязку, а Лаврентий обещал лично убедиться, что заживление идёт по плану. Я-то знал, что благодаря Архосу оно идёт даже с опережением графика. Но для поддержания легенды врачам показываться надо было обязательно.