Я усмехнулся, не до конца поняв её шутку.

— И да, в наше время, чем тупее, тем лучше. «Надолго ли герою завод? Приходи сам, чтобы не пропустить». Не. «Дымят ли трубы у Державина?» Уже лучше!

Виолетта разговаривала сама с собой, попутно всё ещё чертя что-то в блокноте.

— Ладно, — сказала она, наконец, вырывая из блокнота листок и протягивая его мне. — Я сегодня ночью ещё посижу и подумаю.

Я взял протянутый мне лист и, мягко говоря, обалдел. На нём карандашом был изображён я сам. Такой, как был сейчас. Фокус был в том, что картинка двигалась. Сначала она показывала меня в профиль, затем поворачивалась, являя меня анфас, и потом чуть-чуть приближалась.

— Вы — маг? — спросил я.

— Увы и ах, — сказала Цыпочкина. — Бабка моя точно с аристократом переночевала. Но я могу только это.

— И это прекрасно у вас получается, — сделал я комплимент и увидел, как засияли глаза у моей собеседницы. — Не откажите же ещё в одной просьбе.

— Внимательно слушаю.

— Разумеется, она будет оплачена отдельно, — сказал я. — Вы же по-любому всё про всех знаете, да? Архивы, материалы. Особенно про тех, кто на виду.

— Конечно, — заверила меня Виолетта. — Только с оговоркой. Особенно про тех, кто не на виду. Мы знаем всё. Но полощем избранных. Подписывайтесь на газету «Будни трущёб» или заходите на наш сайт, — она откровенно засмеялась, увидев непонимание на моём лице. — Боги, какой вы ещё наивный юноша.

— Ладно, — сказал я, улыбаясь. — Посмеялись и хорошо. А мне бы не помешала информация по некоей баронессе. Матильде фон Боде.

— А, ядовитая сучка, которая свела в могилу первого мужа и его мать, — у меня глаза сразу полезли на лоб. — Нет-нет, — увидев мою реакцию, поспешила сказать Виолетта. — Никто ничего доказать не смог. Естественные причины, мать их. Но мы-то знаем…

— Мне нужно всё о ней, — тихо проговорил я, выделяя каждое слово. — Чем больше, тем лучше.

— Будет исполнено, ваше сиятельство, — с улыбочкой проговорила Виолетта, прикуривая новую сигарету. — «Иди работать на завод, там нынче маг деньжат даёт».

— Отличный слоган, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Над проходной повешу.

«8.0.1. — Сезар, ты должен удалить записи видеокамер, отслеживающих картинную галерею в небоскрёбе младших Державиных».

Стас Громобой, проверявший до этого периметр вертолётного завода, вдруг потерял всяческий интерес к этому занятию. Его взгляд потускнел и сосредоточился в одной точке. Про таких людей обычно говорят, что он смотрит внутрь себя. Впрочем, за тактическими очками, которые он стал носить в последнее время, этого никто не заметил.

Безопасник покинул территорию завода, сел в свою машину и направился в небоскрёб младшей ветви рода Державиных. По пути он составлял подробное обоснование всех своих действий.

— Расскажи хоть, как у тебя-то дела? — развалившись в кресле отцовского самолёта, спросила Карина.

Я видел её улыбающейся впервые за последние пару дней. Да уж, прошлась по нам «фон биде», как мы называли баронессу между собой. Или попросту — попугаиха.

Что же касается самолёта, то ему, конечно, далеко было до министерского. Но всё-таки — отличный вариант для передвижений по стране.

Мы летели в Крым на Ялтинский специальный аэродром. Им же пользовалась и императорская семья для своих вылазок на Чёрное море.

— Честно говоря, забегался, — ответил я и покосился на Ван Ли.

Тот сидел в противоположном конце салона и изо всех сил делал вид, что не слушает наш разговор. А я подумал, что он бы сказал мне: чувство загнанности появляется тогда, когда исчезает осознанность. Когда перестаёшь обдумывать свои действия, катясь по накатанной колее и выполняя одни и те же действия. Стоило бы присесть, подумать, помедитировать над каждым своим шагом. Но он, конечно же, ничего не скажет, так как очень воспитанный. Если только в части очередного урока.

— Только сегодня, — продолжал я, пустив свои мысли фоном, — я уже съездил в академию и сдал теорию. Затем двинул на завод. Там всё хорошо, но пока жуткий дефицит сотрудников. Оборудования и людей кое-как набрали на два цеха. Недостающее уже выслал дед, но это примут и распределят без меня. Там исполнительный директор — мировой человек.

— Ты научился здорово ладить с людьми, — заметила сестра. — Раньше такой вспыльчивый был. Чуть что не по-твоему, уйду из дома, буду бродячим музыкантом. А сейчас со всеми договариваешься, уговариваешь. Так здорово! Но иногда мне всё-таки кажется, что тебя подменили тогда.

— Может быть, так и происходит взросление? — я пожал плечами. — Я почувствовал ответственность, смог расставить приоритеты. Увидел цели, наконец.

— Наверное, — согласилась Карина. — Я тоже за последние недели сильно изменилась. Раньше я эту попугаиху там бы и оставила, а тут — одна-единственная молния, и та даже до мозга не достала.

— Кондратий по секрету мне сказал, что там можно ломом череп проломить, а до мозга всё равно не достать, — передал я слова врача, вспоминая, как тот пытался сдерживаться, но всё равно засмеялся в кулак.

— Аха-ха! Серьёзно? Кондратий? — сестра откинулась в кресле. — Никогда бы на него не подумала. А теперь я от него просто в восторге! Смотри, эта фон Биде никому не нравится… кроме отца, — добавила она со вздохом. — Кстати, он с бабушкой связался? А то как-то неудобно, мы её и не видели никогда. И знать про неё не знали.

— Да, связался, — ответил я.

И вспомнил лицо отца, когда он об этом говорил. Его аж всего перекосило.

— Эта сумасбродная старуха, — с пренебрежением проговорил Александр Игоревич, — сначала заявила, что сплавлять бабке внуков через столько-то лет — натуральное свинство, но затем сказала, что примет и даже встретит в аэропорту.

Я поинтересовался, не сложно ли ей будет, но отец от меня отмахнулся, показывая, что не хочет разговаривать на эту тему.

— Уж не знаю, что за кошка там между ними пробежала, но они друг друга терпеть не могут, — сказал я сестре.

Она-то последние сутки просидела взаперти на своём этаже и не знала деталей.

— Если мне там понравится, — мечтательно произнесла Карина, — попрошусь остаться у бабушки.

— И отдашь отца этой захватчице? — я поднял бровь.

— Что? Стрибог стремительный! Нет конечно! Вот умеешь ты все мечты псу под хвост пустить!

Я ухмыльнулся.

Выйдя из самолёта, мы искали глазами какую-нибудь старушку. Возможно, в кресле-каталке. Возможно, в сопровождении санитаров и машины с мигалкой. Но ничего подобного не увидели. В ВИП-терминале стояла лишь темноволосая женщина в солнцезащитных очках.

Увидев нас, она направилась навстречу.

— Державины? — уточнила она.

— Да, — ответил я. — А где бабуля?

— Я за неё, — весело усмехнулась женщина и сняла очки. — Изабелла Марковна Донатова, к вашим услугам.

— Что? — у меня открылся рот и никак не закрывался.

У Карины вообще дар речи пропал.

— То есть… — попытался я выразить мысль, глядя на встречающую нас особу.

А посмотреть было на что. Это была женщина, наполненная красотой, элегантностью и чувственностью. В каждом её движении сквозил неповторимый шарм. Тёмные, проникновенные глаза, казалось, прожигают тебя насквозь. Притом, черты её были мягкие и женственные. Стройная, длинноногая, в подчёркивающем изгибы тела платье, — вот такой нас встретила бабуля. Добавьте к этому бокал с шампанским в одной руке и небольшой мундштук в другой.

— То есть, да, — сказала Изабелла Марковна и, подойдя, аккуратно закрыла мой рот, приподняв нижнюю челюсть. — Я — ваша бабушка.

«Вот это женщина! — высказался давно уже не подававший голоса Архос. — Чёрт, кажется, я влюбился!»

«Она же двуногая!» — удивился я.

«Да что бы ты понимал, — буркнул мой ментальный наставник. — Опять судишь по внешности».

«Так, — подумал я, — кажется, у меня появилась ещё одна проблема».