При всей их сложности и запутанности главным было то, что последнее слово принадлежало действующему правителю.

– Но ведь…

– Я сказал больше, чем мог, – оборвал меня князь. – И будет лучше, если вы забудете об этом разговоре, помня лишь об одном: мне вы можете доверять. Хотя бы в том, что касается вашей жизни.

Мы с минуту играли в переглядки, я сдалась первой. Противопоставить князю мне было нечего.

– Хорошо, – подкрепив свой ответ еще и кивком, я взялась за ручку двери своей комнаты. – Но вы уверены, что она здесь? – все-таки не удержалась я еще от одного вопроса.

– Двадцать лет тому назад была здесь, – снизошел он до моего следственного любопытства. – И Марикард она не покидала.

– Спасибо, – вполне искренне поблагодарила я князя. – И за вечер, и за предупреждение.

– Главное, чтобы вы ему вняли, – не без насмешки улыбнулся он мне. Склонил голову, выражая свое почтение: – Спокойных снов, Анастасия Николаевна.

– Спокойных снов, Даниил Федорович, – ответила я любезностью на любезность.

Расслабилась я, лишь закрыв за собой дверь. Опасность из абстрактной стала вполне реальной, осязаемой и… весьма серьезной. Если в этой истории действительно замешан князь Ринат, считая, что эта барышня является угрозой для его будущего правления, то двумя покушениями я не отделаюсь.

Я прошла по небольшой, но очень уютной гостиной, вошла в спальню. На кровати лежала приготовленная ночная рубашка из тонкого арлейского кружева и домашний халат. Матушка любила красивые вещи, всячески приучая к ним и меня. Не сказать, что она не преуспела в этом стремлении, но красоте я все-таки предпочитала удобство.

Сняв платье и оставшись в одной сорочке, заглянула в ванную комнату. Похожая на раковину ванна была уже заполнена водой, два кристалла – пенный и согревающий, лежали на широком бортике.

Все было просто прекрасно, если забыть… Забыть я не могла. Если хотела жить. Князю я верила, но…

– Вам помочь? – заглянула ко мне Светлана.

Улыбнувшись, отказалась. Не только потому, что привыкла к самостоятельности. Хотелось просто побыть одной.

Воду разогрела, чтобы кожа едва терпела, вторым бросила пенный кристалл. Он забурлил, выбивая на поверхность крупные пузыри. Помещение тут же наполнилось ароматом луговых трав. Не тем ярким, тяжелым, который одурманивает в жаркий полдень, а нежным, завораживающим, наполненным предвкушением начинающегося дня.

В этом доме знали мои вкусы.

Медленно, привыкая, опустилась в ванну. Резко выдохнула, когда горячая вода сомкнулась у меня на груди, заставив на мгновение замереть.

Какое же это блаженство расслабиться, позволив себе пусть и на чуть-чуть, но отвлечься от проблем…

Шорох был едва слышным, но его хватило, чтобы я моментально выскочила из ванны и, схватив вешалку, на которую бросила ночную рубашку и халат, застыла в дальнем от двери конце комнаты.

Пена, облепившая меня густыми хлопьями, сползала вниз, и без того осложняя ситуацию. Влажный пол… Кричать я не торопилась, понимая, что все это может оказаться лишь реакцией взбудораженных последними событиями нервов.

С последним я ошиблась. Дверь медленно приоткрылась… Щель стала шире…

– Тебе не стоит меня бояться. – Голос был тихим и… капельку насмешливым. – Я – кунай-то.

– Кто? – переспросила я, стараясь не представлять себе, как все это выглядит со стороны.

– Кунай-то, – повторила она, только теперь входя в ванную комнату. – Та, что защищает.

Сегодня на ней были узкие черные брючки, заправленные в невысокие сапожки, и длинная туника с разрезами по бокам.

– Что-то я не заметила вас там, в саду у дома графа Джакса, – иронично фыркнула я, подходя к полке, на которой стопкой лежали полотенца.

Взяв самое большое, замоталась в него. С грустью посмотрела на осиротевшую без меня ванну.

– Там моя помощь не требовалась, – улыбнулась она, прикрывая за собой дверь.

– А сейчас? – внимательнее разглядывая свою гостью, поинтересовалась я.

Не знай я, что это просто невозможно, дала бы ей лет пятнадцать-шестнадцать. Девушка была не просто щупленькой – тоненькой, угловатой, что только подчеркивала стеганая жилетка, надетая поверх туники. Длинные черные волосы заплетены в несколько косичек, туго стянутых тонкими лентами.

Темные раскосые глаза, небольшой острый носик, тонкие губы, четко очерченные скулы…

– Когда мы встретимся вновь, ты не должна меня узнать, – произнесла она вместо того, чтобы ответить на мой вопрос. – Это очень важно. – На ее лице не было ни тени улыбки.

– Только я? – Моя ирония была неуместна, но иначе я могла не сдержаться. Тут же качнула головой, давая понять, что обойдусь без откровений. – Кто меня защищает?

– Твой отец, – равнодушно бросила она, разворачиваясь. – Помни, ты меня никогда не видела, – повторила она, замерев вполоборота ко мне. – Никогда!

Продолжить наше общение мне не удалось, она исчезла за дверью раньше, чем я осознала, что именно она сказала. Мой отец был жив… И он знал, где я нахожусь…

Ночь была наполнена кошмарами, утро принесло не только облегчение, избавив от вопросов, которые лишали нормального отдыха, но и уверенность. Жизнь продолжалась, оставляя право на надежду и позволяя верить, что у отца имелись веские основания все это время сохранять свое инкогнито.

Вниз я спустилась за десять минут до восьми. Стол в гостиной уже накрыли к завтраку, но в комнате, кроме служанок, никого не было.

Ковер, который вечером исчез вместе с матушкой, лежал на месте.

– Елизавета Николаевна встала? – поинтересовалась я у Любочки, старшей горничной, которой госпожа Волконская безмерно доверяла.

– Она на террасе, – с уважением ответила та. – Господин Соул и князь Северов там же.

Поблагодарив, я вышла из гостиной, направившись в обратную сторону. Поворот событий выглядел неожиданно – матушка не относилась к ранним пташкам, но имел вполне разумное объяснение. Как и влюбленные мужчины, влюбленные женщины тоже были способны на необременительные мелочи во имя своего чувства.

Любочка оказалась права, но не во всем. На террасе находились только матушка и глава Следственного Департамента, а дипломат Ровелина в саду демонстрировал бой с тенью. В одной руке – кривая сабля, в другой… очень похожий на мою пару нож.

– У него был хороший учитель, – заметил Фарих, когда я встала рядом с ними. И это вместо пожелания доброго утра.

Северов на мое появление никак не отреагировал, продолжая отражать удары невидимого противника.

– Разбираетесь? – мило поинтересовалась я, наблюдая за князем.

Я не была знатоком воинских искусств, чтобы оценивать с этой точки зрения, но «танец», который исполнял Северов, завораживал своей кажущейся легкостью.

Мой вопрос остался без ответа. Князь сделал шаг вперед, лезвие сабли пронзило воздух, прочертив в нем плавную линию, и… замер, олицетворяя собой неотвратимое возмездие, потом развернулся, наши взгляды встретились…

Я не зря подумала про неотвратимость. Северов хоть и стоял довольно далеко от меня, но не ощутить того, что жило в его глазах, было просто невозможно.

Уверенность и… спокойствие.

Запредельная уверенность и столь же невообразимое спокойствие.

– Анастасия Николаевна! – склонил он голову, приветствуя меня. Выпрямился, передал оружие подошедшему к нему Петро и, поднявшись по ступенькам на террасу, обратился к матушке: – Через пять минут я к вашим услугам.

Он был здесь, с нами, но словно все еще находился в той схватке, не продолжая – нет, проживая, чтобы вновь поставить в ней точку и выйти победителем.

– Мы будем ждать тебя в столовой, – как-то… по-доброму, искренне радуясь его присутствию рядом, улыбнулась в ответ матушка, заставив вновь вернуться к вопросу о тех отношениях, которые их связывали.

Родственные – да, но именно в том счастливом варианте, когда взаимное уважение и готовность при необходимости оказать любую поддержку были не менее важны, чем общая кровь.