– Он – хороший мальчик. – Взяв под руку, матушка потянула меня за собой к шкафу, в котором стояли привезенные из Ровелина книги. Та, в которой было изображено генеалогическое древо рода Волконских, тоже находилась там. – А то, что иногда бука…

Договорить ей не дала ворвавшаяся в гостиную Любочка:

– Елизавета Николаевна, там…

На ее белом передничке алели свежие следы крови…

– Поддержите его со спины, – приказным тоном попросила я матушку, когда Петро помог мне довести князя до кровати в его покоях. – Я вызову оперативную группу и дежурного лекаря, – продолжила я, как только Елизавета Николаевна приняла на себя вес тела Северова.

Прежде чем уложить, его требовалось раздеть.

– Нет! – процедил он сквозь зубы и даже качнул головой, тут же скривившись. – Не надо!

Я скептически посмотрела на него, но… отступила первой – взгляд Северова был твердым, требуя исполнить сказанное.

– Хорошо, – вынужденно согласилась я, – я сначала осмотрю вас, а потом приму решение. – Не дожидаясь реакции, повернулась к Любочке: – Теплую воду, бинты, губку и лекарскую сумку.

Обошлось без «Как прикажете!», девушка просто выскочила за дверь, точно зная, когда нужно сначала делать, потом говорить.

– Петро, – кивнула я мужчине на князя, – помогай.

– А может… – прохрипел Северов, явно не ожидая от меня такой прыти.

– Тогда оперативная группа и дежурный лекарь, – оскалилась я, наклоняясь к князю.

Кафтан был прорезан в нескольких местах, но кровью пропитался только в двух: левая пола на уровне живота и правый рукав, но он значительно меньше. С него мы с Петро и начали.

Как ни аккуратно действовали, но Северов шипел и бормотал что-то нечленораздельное все время, пока мы избавляли его от одежды. Обезболила я едва-едва, лишь бы не довести до шока. Большего пока не могла позволить.

– Сколько их было? – поинтересовалась я, когда следом за кафтаном на пол полетел и камзол. Оставалась только ставшая пятнистой рубашка.

– Шестеро, – выдохнул он облегченно. Хоть какая-то, но передышка.

Пока Северов чуть отвлекся, отвечая мне, Петро наклонился, вроде как что-то поправить и… резко рванул рубашку, разрывая ее на две части.

К чести князя, тот только охнул, когда прилипший кусок ткани обнажил края раны, и откинулся на подушки, на которые уложила его матушка.

Любочка вбежала в комнату как раз в этот момент. Поставила на стоявший рядом стул глубокую чашку, кувшин, рядом положила губку. Раскрытую сумку, в которой лежали и бинты, пристроила у моих ног, чтобы было удобно.

– Сейчас будет больно, – предупредила я, чуть приспустив пояс его брюк. Стесняться, как и восхищаться его телосложением, мне было некогда.

– Куда уж сильнее, – прокряхтел он, попытавшись приподнять голову, явно желая посмотреть, что я собираюсь делать, но Любочка была начеку, тут же придержав его за плечи.

– Настенька… – вздохнула у меня за спиной матушка.

Я только иронично хмыкнула:

– Давайте вспомним, у кого из нас высший балл по лекарскому делу.

Ответить мне никто не успел, я довольно грубо раздвинула края раны, провела внутри рукой, пачкая пальцы выступившей кровью. Когда выпрямлялась, старалась не смотреть на покрывшееся потом лицо Северова.

Подойдя ближе к светящемуся шару, коснулась рукой амулета. Кровавый след лег на металл, и… ничего не произошло, добавив мне оптимизма. На оружии, которым ранили князя, яда не было.

– Вам повезло, – вернулась я к кровати. Вновь наклонилась, приложила ладонь к кровоточащему боку, закрыла глаза. Брюшина, пласты мышечной ткани, подкожный жировой слой, кожный покров… Еще раз, но уже по расширяющейся спирали, проверяя, не задеты ли близлежащие органы. – Вам дважды повезло. Рана глубокая, но не настолько, чтобы говорить о серьезных последствиях, – обрадовала я его, перейдя к магическому прижиганию самых крупных из поврежденных кровеносных сосудов.

– Моя лошадь…

– Предлагаете бросить вас и заняться вашей лошадью? – не открывая глаз, уточнила я.

Кровь толчками била мне в ладонь, рвалась на свободу, но была вынуждена усмирять свой норов, отступая перед напором магического огня.

– Она меня спасла… – выдавил из себя Северов.

– Серьезный аргумент, – согласилась я, не прерывая своего занятия. Как ни жаль было князя, более облегчить его боль я пока не могла. Требовалось чувствовать тело, ощущать в нем жизнь, чтобы не пропустить очаги будущего омертвления.

– Лощадью занимаются на конюшне, – вместо меня князя успокоил Петро.

И чего, спрашивается, тянул?

– Спасибо! – прошептал тот. Судя по всему, он уже был готов отключиться.

– Еще немного… – не то попросила, не то предупредила я, проводя двумя руками над раной, очерчивая границы сброшенного заклинания. – Ну, вот и все, – открывая глаза, произнесла я, заметив, как расслабилось лицо князя. – Теперь осталось только вас отмыть и зашить.

– А магией? – как-то… жалобно посмотрел он на меня.

– Магия, – смачивая губку водой, строго начала я, – не может заменить собой восстановительную работу самого тела. Я могу ускорить заживление, но за это вы заплатите продолжительной слабостью. Или магически стянуть края раны, но это как плотную ткань сшить тонкими нитями. Рано или поздно, но они могут разорваться, создав новые проблемы.

– Я должен быть завтра на балу, – ошарашил меня князь.

Вот ведь…

– Об этом стоило подумать раньше, – стирая кровь с его тела, буркнула я.

Губка мягко скользила по коже, убирая кровавые следы, открывая все великолепие сильного тренированного тела.

Да… именно на таких… совершенных экземплярах мы в свою время и изучали анатомию. Крепкая шея, широкий разворот плеч, развитая грудная клетка… не как у пловца – борца. Впрочем, одно не исключало другого. Рельефный живот, к которому руки тянулись сами…. Коснуться, ощутить его упругость…

Меня отрезвил взгляд князя. Понимающий такой взгляд…

– Убери воду, – словно ничего и не произошло, попросила я Любочку. Когда она выполнила просьбу, поставила на стул вторую чашку. Налила туда немного воды из кувшина, добавила настои нужных трав, окунула чистую губку. – Хотите, я вас усыплю? – Я могла гордиться собой. Голос звучал ровно, да и щеки, похоже, не горели.

– Я похож на неженку? – едва ли не возмутился Северов.

Я окинула быстрым взглядом предоставленную обозрению часть тела. Следы четырех шрамов, заработанных до встречи со мной, были едва заметны, но… были.

– Нет, не похожи, – столь же спокойно ответила я, еще раз более тщательно обрабатывая уже практически не кровоточившую моими стараниями рану, – но какое отношение это имеет к моему предложению?

Матушка многозначительно хмыкнула, Петро посмотрел укоризненно. Мол, может не стоит именно сейчас…

Стоило, ему лучше было отвлечься от того, что я делала. А то, что разговор отнимал силы… у меня было средство, чтобы их довольно быстро восстановить.

– Вроде как безразличие к боли, – выдал князь, глядя на меня с любопытством.

– Безразличие к боли – это глупость, – без труда парировала я. – К ней нужно относиться с должным вниманием, потому что именно боль является основным глашатаем тела, которое не может говорить с нами иным способом.

– Мой лекарь мне об этом не говорил! – почти оскорбился князь.

– Наверное, считал вас достаточно умным, чтобы понять это и самому, – промокнув рану чистой тряпицей, отозвалась я. – Люба, пока я буду шить, займись царапиной на руке.

Та приподняла бровь – царапина на руке выглядела весьма неприглядно, но кивнула и, прихватив все необходимое, перешла на другую сторону кровати.

– Готовы? – Я вновь посмотрела на Северова. Бледность стала более отчетливой, крови он потерял немало.

– А если нет? – сменил он тактику общения.

– Матушка, прикажите приготовить наш напиток, – улыбнулась я князю. Елизавета Николаевна уже успела направиться к двери. – Петро, придерживайте Даниила Федоровича.