— Я слышала, герцог обошелся с ним почтительно, хоть и велел его запереть и сторожить лучшим воинам. Днем и ночью. Его поместили на самом верхнем этаже донжона. Там на окнах были решетки, но слуги едва не каждые полчаса проверяли, не подпилил ли он. Но яства подавались самые отборные. И даже служанок отправляли самых красивых. Самых сочных. Стражники только облизывались.
— А король?
— А король выбрал самого крепкого слугу и избил его. Слуга потом умер. Видно, государь пар выпускал. Впрочем, его тоже можно понять.
— Боже мой, откуда ты все это знаешь?
Джиованна таинственно улыбалась:
— Трактирные хозяйки всегда все знают… Ладно, у нас останавливался один из рыцарей австрийского герцога. Он ехал на Сицилию, к королю Танкреду, с каким-то тайным поручением.
— Продолжай.
— Вот… Ну а потом о пленении короля Риккардо узнал император, кесарь Германский. Он потребовал к себе герцога Австрийского, — а тот его вассал, ты помнишь, — и заявил, что лишь император может держать в заключении короля. Герцог сделал вид, что согласен с таким странным рассуждением, но при этом выговорил себе долю выкупа. Риккардо тогда перевезли из Вены па берега Рейна — название замка вот запамятовала; может, муж помнит. А потом император…
— Генрих?
— Он самый. Отправил королю Франции, Филиппо-Аугусто, письмо, в котором объявлял об этом.
— Думаю, Филиппу известие понравилось.
— Еще бы. Он все возится с нормандскими графствами, и ему очень надо, чтобы английский король там не появлялся. Филиппо предложил императору огромную сумму — ту же, которую император потребовал от матушки английского короля как выкуп, — если Риккардо передадут под его надзор. Сердце Дика екнуло.
— Генрих согласился?
— О, он созвал… consiglio…
— Совет? Сейм?
— О, сейм. Он созвал сейм. Обсуждение шло день и ночь. Император изложил основания — просьбы французского короля, обвинение Риккардо в убийстве маркиза де Монферра, обида, которую он нанес австрийскому герцогу, перемирие с сарацинами…
— Понимаю. Вспомнить можно было многое.
— И придумать тоже. И вот… riunione… reunione…[472] Да, собрание. Собрание решило, что Риккардо подлежит имперскому суду по возводимым на него обвинениям, но в выдаче королю Французскому отказали. Правда, Филиппо не растерялся. Получив отказ, он заявил, что больше не признаёт английского правителя своим вассалом, вызывает его на бой и объявляет ему войну. И даже нарочного отправил к пленнику, чтобы сообщил об этом.
— А он шутник…
— Почему же? — захохотала Джиованна. — Все сделал как надо. Но как бы там ни было, своего врага он не заполучил.
— Ну и слава богу!
Джиованна с любопытством смотрела на собеседника.
— Это так страшно?
— Если и есть кто-то, кто метает королю Филиппу жить в свое удовольствие и подгребать под себя Францию, то это только мой король. Ты понимаешь, живым он бы оттуда не вышел.
— Ты думаешь, будет лучше, если выйдет? Говорят, он уже разорил свою страну…
— Зато, как только его не станет, в Англии ко всему прочему начнется еще и хаос. Представляешь, что будет там твориться?
— Нет.
— И я не представляю. И не хочу. Так что лучше я его выручу.
— И правильно, — покладисто согласилась Джиованна. — Он тебя тогда пожалует. Не меньше, чем баронством.
— Он меня уже пожаловал графством.
— Ну так тем более! Сейчас, попытаюсь припомнить, что за замок… Эр… Ур… Дюр… Помню только, что заканчивается на «штайн».
— Названия всех знаменитых замков Германии заканчиваются на «штайн», — заявил Трагерн, подходя к расстеленному покрывалу и ловко укладываясь возле подноса. — Или «штейн»… Мне хоть немножко оставили?
— Чего? Кьянти?
— К черту кьянти! Пирога с эндивием! Всю жизнь мечтал попробовать неаполитанский пирог…
— Не чертыхайся.
— Виноват.
— Держи свой ломоть. Что там Ана? Она не заблудилась?
— Нет. Занята. Ублажает Адэурона. Тот кокетничает и ревнует. У арабов это бывает.
— Ты, я вижу, разбираешься в арабских скакунах?
— Немного. Я бывал в Арабистане Даже на верблюдах катался. На беговых.
— А какие они, верблюды? — Джиованна буквально вспыхнула любопытством.
— Здоровенные, вонючие, волосатые твари с горбами, — проворчал Дик, перебив Трагерна. — Уродливые, как черти, да еще и плюются.
— Не чертыхайся, — злорадно сказал друид.
— Виноват.
— Я слышала, на Востоке только на них и ездят.
— Не только на них, но верблюды в Сирии встречаются частенько. Целый караван таких ужасных тварей, представляешь? Вонь стоит, как в выгребной яме.
Джиованна прыснула.
— Это потому, что верблюдов никогда не моют, — объяснил улыбающийся друид. — Даже вычесывают редко. В пустыне пресная вода ценится на вес золота, тратить ее на таких огромных животных не возможно.
— А в море искупать?
— Нельзя по той же причине, что и коней. Как ты сможешь проследить, чтобы они не сделали ни глотка?
— Jiovanna, il caldalia![473] — Из дверей трактира выглянул хозяин, Виченцо, и его супруга, вскочив с покрывала, бросилась к нему. Видимо, проверять готовность похлебки.
Дик задумчиво отщипывал по кусочку от лепешки, запивал ароматный хлеб с салом отличным кьянти и обдумывал услышанное. Значит, его король в руках Генриха VI, на территории Германии, в каком-то из замков на Рейне. Впрочем, сведениям этим уже почти год, короля наверняка перевезли куда-нибудь еще. И придется искать его по всей Священной Римской империи.
Впрочем, для мага, наверное, это будет не так сложно. Раз — залез в голову какому-нибудь стражнику, два — увидел все, что тебе надо, три — отправился в путь. Главное — выбрать того, кто наверняка знает…
А может, залезть в голову самому императору? Эта мысль показалась Дику интересной. Он даже привстал с места, но тут же лег обратно. Неплохая мысль. Остановка лишь за тем, чтобы где-нибудь повстречаться с ним. И, кстати, выяснить, где именно император находится сейчас.
— Он в Риме, — сказал Виченцо, когда гость задал ему этот вопрос. — А потом, как говорят, намерен направиться в Геную. Впрочем, это только слухи.
— Но даже слухи бывают полезны, — завершил за него молодой рыцарь, понимая, что хозяину трактира проще соглашаться или не соглашаться с гостем, чем заставлять себя говорить на малознакомом французском языке. — По крайней мере, они дают направление.
— Che cosa e?[474]
— Direzione… Dare…[475]
— А… Да, конечно.
— Ну и что ты решил делать? — спросил друга Трагерн, когда хозяева трактира отправились готовить еду еще нескольким постояльцам, доковылявшим сюда к вечеру. Из дверей домика давно уже замечательно вкусно пахло похлебкой с овечьим сыром, и друид невольно облизывался, прислушиваясь, что там происходит внутри. Тем не менее он готов был внимать всему, что скажет ему Дик.
— Мы отправляемся в Рим.
— Что, в паломничество?
— Да, больше нам нечем заняться. Тем более что к Папе меня проводят со всеми почестями.
— Не остри. С чего это ты решил посетить оплот Католической церкви? Что, хочешь исповедаться и причаститься? Далхан нам вроде не угрожает.
— Не говори «гоп». Кроме того, я слышал, туда собирался заглянуть император. Вдруг застанем.
— Зачем тебе император? Ты что, решил его убить?
— Джон Друидович, если будешь и дальше высказывать такие идиотские предположения, лучше вообще молчи. Я хочу точно знать, где держат короля. У Генриха в голове, я уверен, окажется уйма полезной информации.
— И стоит добиваться встречи с императором, чтобы узнать такую ерунду? По всей Италии ходят слухи, мы наверняка и без того скоро станет известно, где держат такого знатного пленника.
— Не сомневаюсь, мы узнаем названия десятка мест, где его держат. Если не полусотни. Ты прекрасно знаешь цену всем этим слухам. А я должен знать точно.