— Надо признать, Бальдер постарался, чтоб об этом узнали все. — Герефорд и сам не ожидал, что покраснеет. Он не догадывался, что вообще умеет краснеть.

— Неужели я хуже графини Йоркской? — почти беззвучно произнесла Иоанна. Она посмотрела на Дика. Ее глаза блестели от переполняющей их влаги. — Вам ни к чему опасаться моего брата, сударь. Я его не интересую.

— Ваше величество... — Дик с трудом выговаривал слова и старался говорить как можно тише. Ему отчего-то было стыдно. — Вам не надо сравнивать себя с графиней Йоркской. Вы не хуже, вы лучше ее.

— Тогда почему? — едва слышно спросила Иоанна. Молодой рыцарь тревожно посмотрел на нее, а потом на тех, кто сидел напротив, слева и справа. — Почему нет? Чего вы боитесь?

— Я ничего не боюсь, ваше величество. — Он подставил бокал под кувшин с вином, который слуга нес мимо и поневоле остановился, налил вина незнатному графу, которого все норовил обнести. Отхлебнул. Можно, конечно, и дальше делать вид, что не понимает, о чем идет речь. Рано или поздно королева отступит. Но вести себя таким образом трусливо, недостойно мужчины. — Но, согласитесь, это будет бесчестно но отношению к вам. Ведь я не могу на вас жениться.

— А вы бы женились, если б могли? — Она подняла глаза на Дика.

— Если б я мог на вас жениться, я, скорей всего, был бы не вправе заключать брак по любви, — ответил Герефорд. — Сильные мира сего с незапамятных времен — в тисках традиций и обязательств.

— Я знаю это, как никто, — вздохнула Иоанна. — Но разве не женщина решает, чем поступиться? Я согласна.

— Я полагаю, что не может считать себя мужчиной тот, кто вынуждает женщину решать такие вопросы. — Дик чувствовал, что не слишком вежлив, но иначе не умел выразить свою мысль. — Мужчина должен заботиться о женщине. Я не смогу позаботиться о вас.

Иоанна низко опустила голову и стала медленно резать на куски ломоть мяса, хотя это должен был делать мужчина. Но молодой рыцарь чувствовал — она пожалуй, даже не видит и не понимает, что делает, ей нужно было хоть чем-то занять руки.

— Вы — настоящий мужчина, граф Герефорд, — прошептала королева.

Дик оглянулся на дальний край стола — туда, где в окружении дворян помоложе насыщалась Серпиана. Мясо с кровью всегда было ей по вкусу, а теленок, зажаренный на вертеле, был плохо пропечен. Девушка с удовольствием жевала мясо, слушая любезную болтовню своего соседа. Она почувствовала взгляд жениха, посмотрела на него и улыбнулась.

— У вас не будет неприятностей из-за меня, — выдохнула Иоанна, и в ее голосе ему почудились сдерживаемые слезы. — Я обещаю вам, граф.

Он едва смог взять себя в руки, чтобы, как ни в чем не бывало досидеть до конца обеда рядом с женщиной, которая только что предлагала ему себя — не так, как иные бесстыжие девицы и замужние дамы, а с трепетом сердца. В ней не чувствовалось похоти, лишь какое-то смутное чувство... Любовь ли? Или, может быть, просто тоска по любви? Истомившейся бесчувственностью высшего света Иоанне довольно было одного-единственного пристального взгляда на мужчину, чтоб ощутить непривычную дрожь. И неудержимо захотелось ринуться головой в омут, из которого не выныривают слишком многие. Захотелось забыть обо всем на свете, кроме того, что мужчина рядом с ней действительно красив.

Двадцатисемилетняя вдовая королева Сицилийская впервые ощутила на лице дуновение сладостно-терпкого ветра, называемого любовью... Пусть на один короткий час, который свел ее за столом с любимцем брата, но незримая сила наполнила ее душу неизвестным дотоле блаженством. Мир больше не казался ей длинным и унылым золотым коридором, он стал просторным и светлым.

После застолья были танцы, но Дик ловко исчез из залы, когда все поднялись из-за стола, и увел с собой Серпиану. Он чувствовал тревогу, но не удивлялся: подобное происшествие вывело бы из равновесия любого. Он сам не понимал, почему все время принюхивается и пытается выбраться за пределы давящих каменных стен. Спутница последовала за ним.

Снаружи уже давно была ночь, огромная, почти полная луна бледным диском сияла на небосводе, редкие иглы звезд пробивались сквозь бархатистую темноту. Дик остановился у высокого зубца стены и замер, с наслаждением вдыхая прохладный морской воздух. Серпиана вопросительно смотрела ему в лицо.

— Что-то не так?

— Все так. — Он не открывал глаз, опасаясь, что, взглянув в их глубину, невеста почувствует его смятение и придется все объяснять. — Все в порядке.

— Я думала, с тобой связался кто-нибудь из друидов.

— Зачем им со мной связываться?

— Ну... предупредить...

— О чем? — Он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Ну как же? — Во взгляде девушки было недоумение. — Как же... Дик, посмотри на луну.

Он задрал голову и некоторое время послушно рассматривал ночное светило. Луна как луна...

— И что?

— Она прибывает.

— Да, я вижу.

— Дик, прибывает та самая луна, которая нам нужна. Пока она не начала убывать, ты должен сделать попытку снять печать. Помнишь?

Он помотал головой.

— Честно говоря, нет.

— Ты плохо слушал! — упрекнула девушка. — А я помню. Гвальхир говорил об июньской луне. Это я помню точно. Если не веришь, можно спросить Трагерна.

— Я верю... Интересно, почему именно июньская луна.

— Это, думаю, надо было выяснять раньше.

Серпиана загадочно улыбнулась, он рванулся было к ней, но понял, что ее улыбка означала что-то иное. Она думала о чем-то, глядя мимо него, и задумчиво чертила пальцем по камню стены.

— Потому что солнцестояние. Солнцестояние — время магии. Самая короткая ночь в году — время, когда празднуют середину лета. Этот праздник — один из главных в году, ты же помнишь. Он противостоит празднику самой длинной ночи в году, празднику перелома зимы, когда магия особенно сильна. А если эти ночи еще и совпадают с полнолунием... Тогда праздник вдвойне напоен силой чародейства.

— Я помню — об этом говорили друиды.

— Тогда не задавай глупых вопросов.

— И что ты мне предлагаешь делать?

Девушка пожала плечами.

— Ты — воин и лучше знаешь, как в таком случае полагается поступать,

— Она права. — Из темноты выступил Трагерн. Одетый во все темно-зеленое, во мраке ночи он казался черным с головы до ног, потому и остался незамеченным, подслушав самый конец разговора. — Вы беседовали так громко, что вас даже с лестницы можно было услышать. Дик, ты чем-то обеспокоен? Что-то чувствуешь?

— Да, — разозлился молодой рыцарь. — Желание набить тебе морду. Что я, барышня, чтоб чувствовать?

— Ты меня не слышал, — просто объяснил друид. — Значит, занят чем-то. Например, мыслями. Обдумывал какое-нибудь важное дело... Заметь, здесь, в Палестине, июнь — очень сложное время. Очень много магии. Ты не можешь этого не чувствовать.

Дик отвернулся и посмотрел за стену — город был накрыт узорчатой пелериной огней. В Тире шла обычная ночная жизнь — в крупных торговых городах она не прекращается никогда. Огромные костры, разведенные на пристани, освещали галеры, покачивающиеся на легких волнах теплого Средиземного моря. По стенам перекликались дозорные, а со стороны города неслись и песни, и крики, и звон струн. В городе, наверное, веселились солдаты.

В воздухе висел аромат жизни, пряный, как острый соус.

— Я чувствую.

— Надо отправляться, Дик. Пора.

— Но как? — воскликнул молодой граф Герефорд, прекрасно понимая, что отвечать на этот вопрос придется ему самому. — Ты представляешь, что это значит — оставить короля в разгар военных действий?!

— Думаю, это тебе придется договариваться с королем, — рассмеялся Трагерн. — Ты же постоянно крутишься возле него. Мы у тебя просто на посылках...

— Уйти? — удивленно переспросил Ричард. — С чего это ты собрался уходить? И куда?

Дик смутился. Он всегда плохо лгал и понимал, что теперь ему нужно попытаться солгать как можно убедительнее. Король Английский был рассеян, поскольку его занимало сразу несколько проблем. Одна из них, самая главная, заключалась в том, что многим дворянам война надоела. Они желали вернуться на родину, в свои владения, поскольку справедливо подозревали, что за время их отсутствия нерадивые родственники пустят по ветру все накопленное богатство. Войско Ричарда уменьшалось сразу по нескольким причинам — потому, что гибли солдаты, и потому, что уезжали на запад рыцари.