Для встречи ее величества все рыцари по приказу короля облачились в доспехи, а поверх надели лучшие (самые чистые) туники, расшитые гербами, которые у них были. Дик надел ту самую тунику, что заказал перед самым турниром под Вузелем — с лежащим львом и с разрешения государя встал за его правым плечом, как телохранитель. После недавнего путешествия Ричард проникся к корнуоллцу доверием и рад был видеть его рядом.

— Надеюсь, ты верен мне? — то и дело спрашивал он, но ответов, какими бы они ни были, не терпел, потому что считал, что тут и так все понятно и никто из англичан не может быть неверен своему сюзерену, который не только помазанник Божий, но еще и знаменитый боец, и доблестный рыцарь. Дик быстро приучился молчать.

От Палермо до Мессины галеры шли меньше суток, блюдя этикет, король вышел встречать сестру лишь тогда, когда ему сообщили, что корабли уже показались. Поскольку по протоколу полагалось, чтоб встречаемые суда подошли к пристани лишь тогда, когда встречающее их августейшее лицо прибудет в Корт, около полутора часов гребцы удерживали галеры на месте, едва-едва гребя против течения, чтоб дать Ричарду возможность добраться от виллы до города. После того как правитель Англии устроился под расшитым львами балдахином и дал знак подавать охлажденное вино, вдове покойного короля Сицилийского наконец удалось попасть в бухту-лагуну.

Галера, шедшая первой, была роскошна — золоченые весла, пурпурные паруса, листовое золото на носовом украшении… Должно быть, она принадлежала прежде Вильгельму Гвискару, потому что несла его знаки, полустертые, но видимые. Как это водится, все Вильгельмово имущество стало принадлежать тому, кто успел наложить руку, то есть де Лечче, и ему хватило наглости объявить корабль своим. Дик покосился на Ричарда — возмутится или нет, но его величество то ли не разобрал знаков, то ли не обратил внимания. Восседая на резном кресле, он ждал, когда наведут сходни и его сестра изволит ступить собственной ножкой на пристань.

Когда Серпиана, которая за свою красоту была принята в круг самых приближенных свитских да так там и осталась, увидела одеяние королевы и ее придворных дам, она тихонько ахнула. Должно быть, несмотря на "заключение", Иоанна умудрялась следить за собой, поскольку одета оказалась достойно и приятно для глаза. Знатные дамы помогли ей сойти с корабля, оправили на ней наряд и отступили, сгрудились за спиной своей госпожи. Венценосная вдова поднялась к помосту, где стояло кресло ее брата, и сделала реверанс.

Ей было всего двадцать пять лет, и, хоть по меркам современниц она уже считалась зрелой женщиной и матроной, юность свежего, хоть и не слишком красивого личика, безупречность белоснежных плеч и рук бросались в глаза. У Иоанны Английской были большие синие глаза, густые темные волосы, унаследованные, видимо, от матери, и крупный отцовский нос, который делал ее лицо грубоватым. Держалась она неуверенно, но реверанс получился изящным, вероятно, по привычке. Когда она склонилась перед Ричардом, он встал и сделал навстречу сестре один шаг, но не более.

— Поднимитесь, сестра моя. Я рад видеть вас в добром здравии. Отныне вы свободны, — и, произнеся эти прочувствованные слова, король победно оглядел своих приближенных, словно хотел перед ними похвастаться.

— Благодарю вас, брат мой, — пролепетала девушка по-французски. Она понимала, что означают слова о свободе — теперь из-под влияния незаконнорожденного сына ее покойного мужа она переходила во власть брата. Можно было не сомневаться, что либо он поспешит выдать ее замуж, либо отправит в монастырь.

Король Английский указал сестре место рядом с собой — для ее величества было спешно поставлено oще одно резное кресло — и обратился с ласковыми словами к Роберту Бретейлю, склонившемуся перед государем вслед за венценосной вдовой. Ричард не сомневался, что успеху посольства он целиком обязан самому себе, но слугу, должным образом исполняющему приказы, следовало поощрить хотя бы милостивым обращением.

В ходе разговора, правда, выяснилось, что приказ был выполнен не целиком. Видимо, Танкред испугался не настолько, насколько должен был, — королеву ее брату он вернул, конечно, а вот приданое ее величества — нет. Дик, покосившийся на государя, заметил, как побагровела его шея над белым, уже успевшим потемнеть от соприкосновения с шеей воротником, как краска гнева поднялась к лицу, зашла щеки,затем лоб.

— Как так! — взревел король, приподнимаясь с места. — Как ты посмел не доставить все имущество в целости и сохранности?

— Я не виноват, ваше величество. — Роберт Бретейль слегка побледнел, но, видимо, решил держаться стойко. — Я говорил милорду Танкреду…

— Что ты говорил?

— Я требовал, чтоб он вернул приданое королевы в целости и по описи, данной мне вами, ваше величество, но его камерарий отказал. Он сказал, что это ее величество надо спрашивать о том, куда подевались все вещи.

Иоанна, сидевшая в кресле неподвижно, словно статуя, даже ресниц не подняла, будто была уверена, что все вопросы решатся без нее. Движимая сочувствием, Серпиана подняла поднос с кубком охлажденного вина и поднесла его королеве, за что получила в ответ милостивый жест маленькой королевской ручки и ни слова.

Ричард и не думал расспрашивать сестру или справляться о чем-либо у нее.

— Это ложь. И слушать не желаю. Ты прекрасно знаешь, Роберт, что камерарий бастарда солгал. Клянусь Богом, этот самозваный правитель Сицилии вернет мне все до золотой крупинки. Зачти еще раз, что входит в список, — обратился он к своему казначею, Роберу Вандомскому.

— Золотой стол, пять золотых корон, усыпанных ценными камнями, большой шелковый шатер, двадцать четыре золотых кубка, серебряные столовые предметы на пятьдесят персон, десять серебряных блюд, украшенных рубином, золотые застежки в виде львов…

— Пропусти мелочи!

— Восемьдесят шесть предметов по описи, прилагаемой к брачному контракту, ваше величество.

Кроме того, здесь же учтены сто вооруженных галер, отданных в свое время в наследство вашему отцу, государь, в помощь проведению военного похода на Восток.

— Да, — подтвердил Ричард, кивая головой. — Все это. Что тебе ответил де Лечче?

— Ваше величество, мой писец зачел копию описи, данную мне вашим камерарием, но милорд Танкред отказался предоставить перечисленные ценности.

— Я не допущу такого пренебрежения, допущенного в отношении моей сестры! — заявил король Английский. — Негодяй должен быть наказан!

Придворные ответили гулом одобрения, Дик, который играл роль телохранителя, потому издавать какие-либо звуки был не обязан, подумал о том, что, должно быть, удержание в своей власти ее величества вдовствующей королевы — не такое пренебрежение, как то, что прыткий бастард покойного Вильгельма заграбастал себе ее богатства. "Должно быть, — решил про себя корнуоллец, — выкуп за ценности, если таковые не будут возвращены, тоже пойдут в казну короля Ричарда. Чтоб не было никакого пренебрежения". А ее величеству Иоанне оставалось лишь сетовать на эту странную жизнь, где лишь те оскорбления нуждаются в возмещении, которые оговорены сильными мира сего, и лишь такое возмещение бывает, какое установят они.

По приказу короля Англии для его сестры был приготовлен городской дом, достаточно просторный, чтоб разместить всю свиту Иоанны и рыцарей, приставленных к ней августейшим братом. Туда ее и проводили, и, следуя приличиям, Ричард остался в этом доме переночевать и отобедать — так назывался пир, заданный мессинскими богачами в честь освобождения бывшей королевы… Да и то, можно ли было Иоанну назвать бывшей королевой — она не отрекалась, короны ее никто не лишал, а то, что на троне теперь сидел не совсем законный наследник, дела не меняло. Для солидности большую часть королевской свиты к столу не позвали (рыцари, "гулявшие" с Ричардом по Италии, в большинстве своем знатностью не отличались, зато отменно дрались), но для Дика, как королевского телохранителя, и для Серпианы, как хорошо одетой прелестной дамы, сделали исключение.