Он высматривал дом, описанный ему приятелем, в котором сам ни разу не бывал. Нашел и, уточнив у прохожих, спешился у дверей банка, принадлежащего итальянцу, — молодому рыцарю было безразлично, какая именно фамилия, коль скоро все они, от Медичи до Баккарди, торговали золотом вместе и поручались друг за друга, поскольку все находились между собой в родстве. С этой точки зрения подозрительными и ненадежными казались евреи, которые мало того, что скупились (потому как их самих сильнее прижимали налогами и поборами), так еще и каждый стоял сам за себя.

Итальянец заставил Ричарда подождать в приемной и встретил холодно, но когда узнал, что речь идет о вкладе, сразу подобрел. Приказал принести вина и весы и довольно быстро оговорил стоимость услуги — ливр с десяти, поскольку ему удобней было считать во французских золотых. Для корнуоллца все это не имело значения, для него что одно золото, что другое — все едино, лишь бы брали в обмен на товар. Итальянец принял от Дика золото по весу и в пересчете (содержимое сундучка вывалили на холстину и принялись разбирать по кучкам) и выдал взамен аккуратно написанный на пергаменте документ — обращение к трем итальянским купеческим семействам, по которому у любого представителя этих домов он мог получить нужную ему сумму, но не более, чем рассыпал сейчас перед банкиром, за вычетом платы в золоте.

— Зачем это? — спросила Серпиана, когда они Дышли из банка на узкую лондонскую улочку, вымощенную скользким булыжником.

— Чтоб наше с тобой золото не досталось разбойникам. К тому же удобно, не надо тащить с собой мешок денег… Хочешь перекусить?

— Разве мы не спешим на войсковой сбор?

— Нет смысла. Король уже отбыл, остатки же войска еще долго будут перебираться через Ла-Манш. Мы поспеем к какому-нибудь из последних кораблей. А нет, так наймем рыбачью лодку. Идем перекусим.

В Керлине Серпиана сшила себе пару новых платьев, причем из лучшей ткани, какую могли предложить друиды. Они ткали и одевались соответственно только в льняные, конопляные или шерстяные ткани, но выделывали их так тонко, что льняное полотно получалось прозрачным, как кисея, а шерстяное — мягким и нежным, как лучший флорентийский бархат. Теперь, одетая в обновку, девушка выглядела такой ладной, что Ричард все поглядывал на нее, и не мог налюбоваться. Покрой одеяния был необычным, но даже при очень большом желании молодой воин не смог бы объяснить, чем именно тот ему странен — всё мелочи, которые бросились бы в глаза разве портному да другой женщине.

Дику, конечно, нравилось, что его спутница выглядит нарядной, но теперь она, с его точки зрения, привлекала к себе излишнее мужское внимание, и вот это уже не слишком-то поднимало его настроение. Сперва он подумал было велеть ей накинуть плащ, но замялся. С чего бы ему обходиться с ней так? Разве она виновата, что красива?

Испытывая вину за свои мысли, он решительно повернул коня в сторону торговых галерей, спутница последовала за ним, с любопытством разглядывая городские строения. У торговых рядов молодой воин направился туда, где работали суконщики и, разумеется, продавалось не только сукно, но и разные другие сорта тканей — от домотканого полотна шириной в локоть до золотой и серебряной парчи. Широким жестом Ричард обвел прилавки, пестреющие самыми яркими красками.

— Выбирай что нравится.

Серпиана вопросительно изогнула бровь.

— Не понимаю. Что я должна выбирать?

—Любую ткань, какую хочешь.

— На что?

— На нарядное платье, солнышко. Никогда не знал, что перед подобной покупкой девушку еще дется уговаривать.

— Но зачем мне красивое платье в походе?

— А ты думаешь, король не будет устраивать бал? По одному на каждую страну и по два на каждый взятый город. Кроме того, в Париже, конечно, будет устроен турнир, и уж на него постараемся успеть, а там добьемся приглашения ко двору. Такая красавица, как ты, должна блеснуть там. Серпиана покраснела от удовольствия.

— Хорошо, — согласилась она. — Охотно куплю отрез и сошью новый наряд. Но ты сказал — все, что угодно. А если я выберу шелк?

— Я выпишу расписку и предъявлю тот пергамент, который дал мне итальянец. Они там вычтут.

— Ты останешься без денег. — Она обольстительно улыбнулась. — Опасно говорить женщине то, что сказал мне.

— У меня почти пять тысяч золотых, — крепился Ричард. — Половину я могу потратить на тебя.

Девушка направилась к прилавкам с хищным видом, словно прикидывала, сколько роскошных платьев успеет сшить по пути в Париж, если поторопится, но на деле ограничилась лишь отрезом тонкого, богато затканного и кое-где расшитого вручную сукна. Расшитым, разумеется, так, чтоб дамы, шьющие наряд, не столкнулись с какими-либо трудностями, желая сохранить узор в целости (в то время абсолютно все платья шились одинаково, и предугадать, где именно пройдет разрез, было нетрудно). Что еще она приобретала, Дик не смотрел — ему было скучно, но он крепился надеждой, что не далее как через час с кружкой пива устроится у трактирного окна, а по дороге туда, быть может, заглянет в оружейные ряды. Хотя у него было все, что может пожелать воин, кроме разве войска, и он не собирался ничего покупать — только полюбоваться. Тогда — предвидел он — скучать уже придется Серпиане.

Но просчитался. Оружие вызвало в глазах девушки восторг не меньший, чем мягкие сокровища суконных лавок. Луками, как ни странно, она заинтересовалась мало, но легкие мечи, которые рыцари обычно использовали в качестве вспомогательных, привели ее в восхищение. За один из таких — тонкий прямой кончар с разноизогнутой гардой — она схватилась, и Ричард понял, что его придется купить.

— Может, еще кинжал посмотрим? — спросил он, почитая малый клинок более подходящим для девушки.

— Не надо. У меня есть.

— Зачем тебе меч?

Глаза Серпианы были юрки и быстры, как два малька.

— А зачем вообще меч?

С оружием в руке она смотрелась очень необычно, но ладонь ее на рукояти клинка лежала уверенно, и пальцы с узкой гардой были переплетены как надо. Взглянув на постановку руки, Дик при своем опыте не мог не сообразить, как именно девушка должна работать мечом, поразился и не поверил. Хватка предполагала работу кистью, но запястья ее были так тонки, что это мешало поверить в возможность подобного. Его сомневающийся взгляд спутница не могла не перехватить. В глазах, прекрасных своей быстротой и непредсказуемостью, полыхнула улыбка.

Серпиана отступила от прилавка и без напряжения несколько раз взмахнула мечом — для тренировки. Один взмах перешел в пятикратно повторенную вокруг себя восьмерку, второй — в изогнутый "веер", перед которым не успевал расступаться воздух.

Шлепком ладони по плоской стороне клинка она остановила его, прокрутила рукоять в пальцах, а потом показала несколько вариантов восьмерок, последняя из которых молниеносно, как гадюка из тугой спирали, выстрелила кончиком к его шее.

Он был воином, не мог не среагировать, и кончар со скрежетом прошелся по мгновенно выхваченному мечу — но у самого горла, что отдавало должное быстроте Серпианы. За прилавком зааплодировали.

— Молодец, — сказал Дик. — Но не делай так больше. Я могу машинально ударить в ответ.

— В самом крайнем случае я увернусь.

— Ты слишком самоуверенна.

— Нет. Я должным образом уверена в себе.

Он снисходительно качнул головой и расплатился за меч золотом из кошелька — почти всем, что осталось после приобретения ткани и прочих необходимых для шитья вещей. На посещение трактира oстались те деньги, что были у корнуоллца до нахождения клада, да еще один последний золотой, но этого должно было хватить с лихвой на весь путь до Парижа.

Постоялый двор Ричард выбрал один из лучших. Расположен был этот двор под самыми городскими стенами, там, где земля уже стоила дешевле, и потому строение развернулось пошире. Из маленьких окошек, откуда по случаю жаркого сезона были вынуты ставни, сладостно потягивало свежими лепешками, тушеным мясом и крапивной похлебкой, в которую для сытости резали вареное яйцо или кидали ложку сметаны. Рот Дика мгновенно наполнился слюной. Не сказать, что он очень любил крапивную похлебку, но вареное яйцо и тем более сметана — это не фасоль какая-нибудь! Служанке, пойманной за подол у самой двери, был тут же сделан серьезный заказ и выдан задаток в виде маленькой серебряной монетки — для придания резвости. Затрата оказалась оправданной: на свободном угловом и довольно укромном столе мигом возникли кружка с пивом, сидр для дамы, закуска, а вскоре и миски с большими белыми пятнами сметаны на буром фоне.