Дик был шокирован и долго молчал, поэтому старик решил, что его не так поняли, и вызывающе сказал, что это не так и много, что иерофанту уже стукнуло полторы тысячи, а тот же Трагерн, все еще считающийся учеником, недавно переступил пятидесятилетний рубеж. Корнуоллец испытал острый приступ зависти. Трагерн выглядел лет на восемнадцать, не более, а пятьдесят было той гранью, за которой человеческая жизнь, как правило, заканчивалась. До пятидесяти в те времена доживали немногие, и редкие единицы тянули лямку своего существования дальше — за шестьдесят, за семьдесят. Все чувства изумленного Дика отразились на его лице, и рассмеявшийся Гвальхир поспешил его успокоить. Он объяснил, что маги живут дольше, чем обычные люди, и здесь все зависит от самого мага.

— Ты хочешь сказать, что с помощью магии можно продлить жизнь? — заинтересовался корнуоллец. — А как?

— Магия сама делает это. Она изменяет тело мага и… Впрочем, об этом, наверное, рано. Давай сперва объясню, что именно происходит с тобой, когда ты пользуешься магией.

Дик слушал и запоминал. Он проводил много времени в высоких, с большими окнами зданиях под каскадом. Скоро он перестал бояться, что в один прекрасный момент магия откажет и вода обрушится вниз, на тонкие дранковые крыши. Гвальхир смотрел на это с уверенностью, и заверил, что пока его новый временный ученик здесь, никакое из магических приспособлений не подведет. Друиды помоложе и сами скоро заметили, что в непосредственной близости Дика заклинания работают лучше и точнее и стали заманивать его к себе в рабочие залы. Особенно старались три девушки, и самая хорошенькая среди них — белокурая Хейзел. В мастерских чем только не занимались. Имелась при друидической общине даже кузня, где очаг горел каждый день и помимо украшений, котелков и дроворубных топориков изготавливалось оружие.

И, как обнаружил Дик, весьма неплохое. Конечно, мечи, которые ковал Маддок, — судя по имени, он был родом из Уэльса, — а затем заклинали Эшрам и Брадлип, были намного хуже, чем меч взятый молодым воином у лорда Мейдаля, но гораздо лучше, чем то, что мог изобразить любой, самый лучший оружейник Лондона или Йорка. Эти мечи невозможно было сломать иначе, как с помощью магии, не требовалось точить, да и многие другие возможности у них имелись. Подобным оружием друиды одаривали вождей тех племен, которые почитали круг, иногда пользовались сами, но крайне редко. Гвальхир по секрету рассказал Дику и Серпиане, как однажды вступил в бой с римлянами на переправе близ нынешнего города Глостера, не удержался, применил свои друидические способности, за что позднее был серьезно наказан тогдашним иерофантом. Как именно, он говорить отказался.

— Но переправу-то отстояли? — быстро спросил корнуоллец.

— А как же. Отстояли. Только ненадолго.

— Расскажи мне о римлянах.

— Охотно. Это были хорошие воины. Конечно же всякие люди случались, в том числе и неумехи, дисциплина в римских войсках была на высоте. И взаимовыручка. Эти люди чувствовали за спиной великую державу, а потому с ними очень тяжело было бороться. Потом, когда Империя ослабла, римляне пустили в Альбионе корни, и за их спиной стояли семьи…

— Где?

— Альбион — так они называли Англию.

— Ясно… Семьи… Я слышал, многие знатные римляне селились чуть севернее этих краев.

— Поместий знати близ Вала Адриана вообще не было. На границе с пиктами жили разве что жены и дети военачальников, но это не то. Это всегда временно. Знать селилась на юге.

— Старик, а римлянок ты видел?

— А как же.

— Говорят, все они были красавицы.

— Они бывали разные, как женщины всех других стран. Но в большинстве своем очень необычные. — Старик мечтательно заулыбался, и лицо его, на котором ненадолго разгладилась добрая половина морщин, стало совсем молодым. — У меня была одна знатная римлянка. Весьма знатная.

У Серпианы вспыхнули глаза, и она уютно пристроила подбородок в ладонь поставленной на локоть

— Расскажи, — попросила она, когда стало ясно, что пауза затянулась.

Друид не заставил себя уговаривать.

— Она была супругой крупного римского военачальника. Происходила из рода Флавиев… Это очень знатный род. Когда римляне уходили… Сказать по чести, их отступление больше напоминало бегство и в суматохе она отстала от своих. Потерялась. Мне пришлось отбивать ее у саксов. Отбил с трудом.

— А за это тебя наказали? — спросил Дик.

— За это — нет. Я соврал, что на меня напали. Поверить было легко, ведь тогда саксы еще не чтили друидов. К счастью, в наших лесах они тогда плохо ориентировались. Я отбился и, прихватив римлянку, сумел уйти.

— Отряд-то был большой?

— Большой. Больше сорока человек, целый род.

— И ты отбился? — в голосе молодого воина звучало восхищение.

— И что было потом? — девушка решительно перебила разговор двух мужчин и вернула его к той теме, которая была интересна ей.

— А потом я забрал ее с собой, поскольку после пятидневного плутания по лесу Флавия категорически отказалась отправляться вслед за мужем. Сперва мы жили с ней в Уэльсе, потом я увез ее на Авалон. Магия, которая наполняла то место, позволила продлить ей жизнь, и умерла она совсем недавно. — Лицо Гвальхира вытянулось, посерело и снова пошло морщинами.

— Почему умерла? — спросил корнуоллец. — Старик взглянул на него очень строго:

— Юноша, я объясняю тебе это уже почти два месяца.

— А-а… Значит, в снятии печати у тебя есть и свой личный интерес…

— Ерунду говоришь. Был бы личный интерес, если б Флавия еще была жива. — Он свирепо покоился на Дика, уже готового извиниться. — Если б она еще была жива, я бы разговаривал с тобой по-другому.

Ричард не стал отвечать так, как считал нужным подобных случаях, — ссориться с Гвальхиром ему отчего-то не хотелось.

Иногда, взяв лук, молодой воин отправлялся на охоту в горы. К середине осени он уже научился с легкостью проходить грань меж двумя мирами… Вернее, как он уже вполне осознал, та область, где жили друиды, была чем-то вроде кармашка, сотворенного в ткани реальности самой обычной Англии, другим миром его назвать было нельзя. По тому же принципу, как объяснил Гвальхир, был сотворен Авалон. Иногда, четыре раза в год, в полнолуние, сотворенный остров приближался к реальности, из которой когда-то был выведен на иной уровень магического существования, и тогда моряки, проходящие мимо на своих судах, ощущали неясную тревогу или, наоборот, покой, а друиды любовались призрачными силуэтами кораблей, проходящими сквозь Авалон.

Любуясь красотой леса, который пламенел всеми оттенками осени, тогда как "снаружи" давно лег снег, Дик, который уже кое-что понимал в магической кухне, спросил, есть ли смысл затрачивать так много энергии, чтоб сохранять область, имеющую больше эстетическую, чем практическую функцию, особенно — он показал пальцем — вот этот каскад. Старый друид развел руками и ответил, что друидидская диаспора в Озерном крае, которая и называйся Кёрлин — озерный замок, создавалась мастерами, которым и он сам, и иерофант в подметки не годятся, создавалась давно и в комплексе. И теперь изменить что-то означает разрушить и скрытность которая являлась главнейшим условием существования Кёрлина.

— И что же случится, если энергии перестанет хватать? — спросил Дик.

— Это пространство просто-напросто закроется и все. Сам понимаешь, нам бы этого очень не хотелось.

— С Авалоном может случиться то же самое?

— Надеюсь, что хотя бы Авалон мы сможем поддерживать даже в случае, если ты не захочешь помогать или откажешься. Какая-то сила в мире все-таки должна сохраниться.

Дик пожал плечами.

— Что, Авалон столь же прекрасное место, как это?

— Авалон куда красивее. Он древнее, и на созидание того совершенства, которое он заключает в себе, многие и многие друиды потратили свои силы.

— Тогда, наверное, его нужно сохранить. По крайней мере, теперь мне этого очень хочется.

— Жаль, что я не могу показать тебе Авалон, да тебе захотелось бы еще больше.