Когда комната предстала перед моим взором — я немного удивилась. В ночных воспоминаниях мне казалось, будто разрушений гораздо больше, но при свете дня я заметила только скомканную постель, где ветер шевелил пух из вспоротой подушки, разбитое и обугленное окно с немного почерневшей стеной рядом‚ да сдвинутое вбок кресло у стола. Все.

Может, дело в пляске теней, что отбрасывало пламя от горящего подоконника? Или в моем страхе? Но сейчас комната не казалась мне столь ужасной, а скорее печальной‚ жертвой. Такой же жертвой, как и я.

Обведя грустным взглядом свою «побитую» обитель, я уверено подошла к столу, открыла ящик и побледнела, когда забрала письмо папеньки. Ключа под конвертом не было.

— Миледи, все хорошо? — поинтересовался сэр Ларис в дверях, когда заметил, что я долго стою и не двигаюсь.

— Да, сэр Ларис, все замечательно, — произнесла я пересохшими губами и подивилась, насколько спокойно прозвучал мой голос, пока в голове, точно вспышки молний, промелькнули десятки, а то и сотни вопросов.

Принц передумал? Кто-то украл? А может выпитое прошлым вечером вино сыграло со мной злую шутку? Помню, что несколько раз перекладывала ключ с места на место. Брала его в руки, чтобы им полюбоваться (все-таки он отворял дверь к моей мечте), а потом убирала в более «надежное» место. Кажется, даже на полке рядом с кроватью оставляла.

Я тут же метнулась к прикроватной тумбочке, но на ней и в ней ничего не обнаружила. Может, когда боролась с убийцей, случайно смахнула? Но и нигде поблизости ключа не оказалось. А я даже не побрезговала заглянуть под тумбочку! И кровать.

— Леди Цессара, у вас точно все хорошо? — уже всерьез забеспокоился сэр Ларис.

А я вспомнила, что еще убирала ключ под подушку. Может, все-таки он там?

— Все замечательно, сэр Ларис, — нервно хихикнула я и сбросила на пол то, что осталось от подушек, отчего в комнате начался дождь из перьев.

Нет ключа. Пусто! Тогда я в отчаянии сдернула одеяло. Вдруг в борьбе он запутался где-нибудь в постели? И услышала, как что-то металлическое ударилось о пол и с громким скрежетом закатилось под книжный шкаф. Однако это что-то было куда тяжелее маленького ключа.

Тяжело сглотнув, я двинулась по облаку из перьев в сторону шкафа, осторожно опустилась перед ним на колени и, засунув руку под шкаф, нащупала гладкий, холодный металл, который вытащила на свет. Правда, тут же выронила, когда увидела, что это тот самый кинжал, которым меня хотели убить. На его остром лезвии до сих пор виднелись капельки засохшей крови, которые…

Прерывисто выдохнув, я коснулась заледеневшими пальцами левой скулы, а комната перед глазами поплыла, стоило понять, что порез… исчез. Его больше нет. Я даже несколько раз проверила, но ни намека на ранку не нашла. Никакой засохшей корочки! Только чистая и гладкая кожа. Но… Как?

Я же точно помню боль и жаркие капли крови на щеке. Не могли же они мне показаться! Или все-таки могли? Раны ведь не заживают так быстро, особенно глубокие, а порез на скуле показался мне довольно-таки глубоким. Было же так больно.

Но когда я смотрела на себя в зеркале, то ни на ночной рубашке, ни на волосах не заметила следов крови. Неужели я…

Нет. Я не сошла с ума, и мне не показалось. На кинжале же моя кровь, так? Значит, порез все-таки был. И желая лишний раз в этом убедиться, я вновь его подняла, как вдруг услышала над головой:

— Это опасная штука, миледи. Позвольте ее забрать.

Ко мне опустилась широкая ладонь сэра Лариса, а я напряглась, чтобы не вздрогнуть. Поразительно, но рыцарь умеет двигаться бесшумно даже в доспехах! Может быть не зря он главнокомандующий в замке? Остальные стражники, вон, гремят точно мешочек с монетками, когда ходят. А сэр Ларис будто летает.

— Сэр Ларис… — я провела пальцем по засохшей россыпи красных капелек на лезвии, но больше ничего примечательного в клинке не заметила. Он был обычный: железный, без рисунков, гравировок, оплеток. Простой, но в то же время такой смертоносный. — Почему вы не задаете мне вопросов? Почему не спрашиваете, кто на меня напал?

Я подняла на него взор.

— И кто пытался меня убить?

Рыцарь беспокойно пошевелил усами:

— Его высочество запретил задавать вам вопросы. Сказал, чтобы мы не беспокоили вас лишний раз, потому что вы…

— Я? — поинтересовалась я, когда сэр Ларис замялся.

— Вы пережили прошлой ночью настоящий кошмар и можете быть шокированной.

— Какая невероятная забота, — криво улыбнулась я, вновь опуская взор на кинжал, и мысленно добавила: «и подозрительная».

— Его высочество сам с вами поговорит, когда вы будете готовы, — сообщил «радостную» весть сэр Ларис. — Нам же поручено допросить других свидетелей.

Ну просто чудесно. Все концы мне обрезали под видом благодетели. Не знай я, что на мою жизнь покушался Рензел, то поверила бы, словно он беспокоится о моем душевном состоянии. А так все это выглядит слишком подозрительным. И опасным. От заявления сэра Лариса, что принц сам хочет обо всем меня расспросить, даже руки затряслись, и чтобы не выдать своего страха, я протянула ему кинжал на раскрытой ладони. Однако когда рыцарь попытался его забрать, сжала пальцы и поинтересовалась:

— Сэр Ларис, скажите, пожалуйста, давно ли его высочеству нездоровится?

Темные и густые брови рыцаря взметнулись вверх:

— Насколько я знаю, его высочество в полном здравии. С самого детства и до сегодняшнего утра. С чего, позвольте узнать, возникло беспокойство?

— Ни с чего, — пожала я плечами, а сама подумала, кого еще можно расспросить о настойке, которую Рензел пьет. — Просто иногда он кажется мне бледным, будто страдает от недуга.

— В последнее время его высочество очень занят. Ему приходится каждый день решать вопросы королевства, потому что его величество не справляется из-за слабого здоровья, а ее величество боится оставлять мужа без присмотра. Принц Рензел дает им шанс побыть вместе. А в одиночку тянуть обязанности короля и королевы — дело непростое.

— Очень благородный поступок, — улыбнулась я и разжала пальцы.

— Да, миледи, — забрал кинжал сэр Ларис и протянул мне ладонь, за которую я с благодарностью ухватилась, чтобы подняться. — Королю повезло с наследником. Его высочество — человек, достойный уважения, и я рад, что мне выпала честь ему послужить. Надеюсь, когда-нибудь мой лоботряс окажет честь своему старику и тоже займет место во главе стражи.

Я сделала один шаг к столу, где оставила лежать письмо папеньки, как остановилась и обернулась:

— У вас есть дети?

— Сын, миледи. Сейчас учится военному ремеслу. Через три-четыре года хочу взять его к себе на службу, — сэр Ларис с гордостью расправил плечи. — Его высочество уже дал добро. Здесь из мальчишки я быстро сделаю мужчину, а то у бабкиной юбки совсем распустился.

— Вашего сына воспитывает бабушка? — осторожно поинтересовалась я, а взгляд рыцаря погрустнел.

— Да, миледи. Мать мальчишки зачахла после родов. Доктор сказал печаль ее забрала, не смогла расстаться с сыном, вот и сдалась. Ни одно лекарство ей не помогло.

Он поднял руку, будто хотел виновато почесать голову, но пальцами наткнулся на золотистый шлем и опустил ее, а мне вдруг стало горько на душе за сына сэра Лариса. Да и за самого Лариса. Моя мама тоже погибла рано — при родах. Год минус, год плюс — разница не большая, а печаль та же самая. И папенька долго винил себя в ее смерти. Не удивлюсь, если сэра Лариса тоже мучает совесть. Мол, не уследил, не сберег, не уделил достаточно внимания.

— Его высочество принц Рензел тогда сильно мне помог. Даже лекаря королевского попросил сделать снадобье. Но не успели мы. Если бы только я раньше… — он осекся и махнул рукой, а я с грустью произнесла:

— Сожалею, сэр Ларис.

И хотела бы его поддержать, сказать, что это не его вина, но вряд ли мои слова достигнут ушей рыцаря. Когда-нибудь он сам поймет, что сделал все возможное. Или найдет искупление в чем-то или в ком-то другом. Например, в сыне, воспитав его достойным человеком.