— Ой, какая-то я сегодня неуклюжая! Проходи, Нисса. Конечно, проходи!
— С-спасибо, миледи.
Она осторожно засеменила к столику возле окна и опустила на него поднос, который почти полностью закрывала круглая крышка. И только Нисса к ней потянулась, как я произнесла:
— Оставь, чтобы не остыло. Я пока не голодна.
— Да, миледи, — она сцепила ладони и поклонилась. — Леди Цессара! Большое вам спасибо, что приняли меня к себе на службу. Даже не верится! Эта такая честь заботиться о будущей королеве! И я…
— Полно, Нисса, — успокоила я девушку и улыбнулась: — Тебе не за что меня благодарить. На все воля Богини. Рано или поздно мне бы понадобилась вторая служанка, а ты оказалась в нужном месте и в нужное время.
— Вы невероятно скромны и добры, леди Цессара, — Нисса присела в легком реверансе. — Повезло не только мне, но его высочеству и всему королевству.
«Это уж точно… Повезло», — подумала я и‚ пока Нисса не видела, глянула на приоткрывшуюся дверь в уборную. Вот, Марька! Вот, зараза… Подслушивает.
— Мистер Арвел предупредил, что вечером у вас ужин с его высочеством, — вновь заговорила служанка, а я поспешила перевести внимание на нее. — И велел постараться с приготовлениями да узнать, что вам потребуется.
— Какой мистер Арвел заботливый, — одарила я служанку широкой улыбкой. — И… быстрый. Я только вернулась с прогулки, а он уже знает об ужине.
Щеки Ниссы загорелись румянцем, и она заволновалась:
— Простите, если я не вовремя.
— Вовремя, Нисса, очень вовремя, — заметила я и мысленно усмехнулась: для Марьки так точно «вовремя».
А еще забеспокоилась о том, с какой скоростью разлетелась новость об ужине с принцем. Я только за порог своих покоев, а все уже обо всем знают. Подозрительно это, ох, подозрительно. Навевает на мысль, что наш ужин запланирован еще раньше, чем мы с принцем договорились. Хотя есть шанс, что Рензел повстречал мистера Арвела по пути из моей комнаты и отдал распоряжение. Поэтому и сложилось все разом: новость об ужине, Арвел, обед… Нисса и Марька.
Я мазнула взглядом по Ниссе. За что же так могла невзлюбить ее Марька? С виду безобидная пташка: маленькая, кроткая, скромная и благодарная. Но взгляд… Хм… Подозрительно бегает. А еще ноздри подрагивают, будто она принюхивается. Да, ладно!
— Ох! Что-то я проголодалась!
Я подняла крышку подноса, и комнату мгновенно заполнил аппетитный аромат свекольного супа, жареных котлет и картофеля с подливой.
— Да так внезапно! Все из-за прогулки на свежем воздухе, — посетовала я. — Навеяла аппетит.
Вспомнилось одно из отличий между мной и Марькой, о котором поведал принц. То, что от служанки за версту несет кухней. Оно и понятно, Марька обожает готовку. А я настолько привыкла, что от нее пахнет выпечкой и моей любимой корицей, что совсем не обращаю на это внимание, когда Нисса — наблюдательная девочка — легко заподозрила в комнате третьего лишнего.
— И пока я обедаю, Нисса, распорядись, чтобы до ужина мне набрали воды. Хочу освежиться.
— Да, миледи, — вновь присела она в реверансе.
— И душистые масла пусть новые подготовят, какие нравятся принцу, — добавила я‚ а самой зубами скрипнуть захотелось.
— Я поняла вас, миледи. Разрешите идти?
— Конечно! А еще… — немного задержала ее у дверей и внимательно посмотрела в лицо. — Поблагодари мистера Арвела за его скорую осведомленность и заботливость.
— Да, миледи, — улыбнулась Нисса. — Обязательно передам.
Надо же… Даже бровью не повела. Хотя точно до этого покраснела, когда я упомянула Арвела. Может, я не туда смотрю?
— Жду тебя через два часа, Нисса, — дала последнее распоряжение, но перед тем, как закрывать дверь, бросила взгляд на крепко сцепленные руки служанки.
Даже пальцы побелели — настолько сильно Нисса их сжимала.
— Да, миледи, — услышала я напоследок ее любезный голос и‚ наконец-то‚ оказалась в комнате одна. Почти одна.
Из уборной выглянула Марька, а я прижалась спиной к двери и нахмурилась. Что, Богиня все разбери, происходит в этом треклятом замке? Неужели я ошиблась и пригрела на своей груди змею?
— Вот, подлиза! Ох, подлиза… Плутовка! — запричитала Марька. — Госпожа! — вдруг выдохнула она и с ужасом посмотрела на поднос, где стояли тарелки с обедом. — А вдруг еда отравлена!
Служанка метнулась к миске, зачерпнула ложкой суп и отправила его в рот. Я только и успела, что выкрикнуть:
— Марька! Брось!
Ринулась к ней и тут же выбила из ее пальцев ложку, которая со звоном ударилась о стол и упала на пол.
— Ты что творишь? — с яростью я прошипела. — Дуреха!
Щеки Марьки раздулись, а глаза выпучились, то ли от страха, то ли от яда в еде, а у меня в груди все сжалось! Но тут Марька поболтала во рту суп и проглотила.
— Вкусненько, — выдала служанка, а мне захотелось ее придушить. — Не отравлена.
— Да ты… Да ты! — мои руки задрожали, и я стиснула их в кулаки. — Да откуда тебе знать?! Бестолочь!
— Знаю, госпожа, — вдруг помрачнела Марька, а с меня мигом вся злоба схлынула, когда увидела, как потемнели карие глаза служанки. — Яд горчит. Иногда не сильно, но горчит. И язык немеет или щиплется. А тут, — она улыбнулась, — все вкусненько.
— Марька… — простонала я и рухнула в кресло. Коснулась пальцами виска, когда почувствовала, как голову сдавило.
— Да что вы заволновались, госпожа! Будь она отравлена, я бы сразу выплюнула!
Я ничего не ответила, только усерднее потерла висок.
— Ну, госпожа! Ну, полно…
Она замолчала, когда я на нее с укором посмотрела. Пристально, долго и тяжело, потому что стальные обручи на моем сердце стянулись сильнее.
Марька и я — очень похожи. Случалось, я ловила себя на мысли, что смотрю в собственное отражение, если бы мне выпала судьба не знатной девицы, а простолюдинки. И это сходство пугало, потому что оно было не только внешним. Иногда я узнавала себя в поступках Марьки, особенно когда она переполнялась решимости и делала то, что считала правильным. И эта ее решимость, граничащая с отчаянием, так походила на меня, из-за чего возникло подозрение: почему принц Рензел бывает со мной резким. Мне даже стало его чуточку жаль. Но только чуточку и на мгновение, потому что в отличие от Марьки я умею думать, а не просто делать. И если что-то делаю, то ради собственного выживания, а не с целью случайно угробить себя каким-нибудь ядом!
— Марька, — я тяжело вздохнула. — Еще раз так сделаешь, и я тебя уволю.
Она виновато потупилась, но ее губы дрогнули в полуулыбке. А у меня слезы на глаза навернулись, но я сдержала эмоции и не стала задавать вопрос: откуда Марька знает вкус яда. Потому что помнила, где папенька ее нашел, прежде чем привел к нам в дом.
Семья Адье не очень богата, поэтому и слуг папенька выбирал простых. Многие из них оказывались нечисты на руку — до Марьки я успела сменить четырех служанок и троих из них поймала за воровством — или отличались грубостью, хамством и невежеством. Одну вовсе выгнала с позором, когда нашла свое платье порезанным. А насолить она мне решила, потому что отругала ее за неаккуратность.
Марьку папенька привел в дом три года назад. Тогда она была худой, забитой, осунувшейся девушкой, и жизнью блестели только ее глаза. Как я потом выяснила, Марька была служанкой у барона Глишера‚ известного всем как самодур и скупердяй. Он так трясся за свое состояние, что обвинял всех в воровстве, избивал слуг и долго не решался на женитьбу, потому что женщины — меркантильные стервы. Он свято верил, что его будущая жена обязательно его отравит и отберет состояние. Но, как известно, из одинокого мужского брюха наследники не появляются, вот он и решился на женитьбу.
Жену он выбирал тщательно: чтобы не шибко красивая, не дерзкая, не бедная и не богатая, желательно бесхарактерная. И нашел какую-то страхолюдину — старую деву, вдову без детей, но с неплохим состоянием. Подумал, что раз у нее есть свое, то на его не позарится, но на всякий случай заставлял всех слуг проверять еду, которую ему приносили. Вдруг там яд.