— Хм… занятно…

— Да. Мне тоже интересно, что он придумает.

— Поживем — увидим, — пожав плечами, произнес Карл. И приняв у брата зрительную трубу начал рассматривать обстановку. А потом повернулся к лагерю короля Руси и поискал в окуляр уже его. — Он так спокоен…

— Это в его духе, — улыбнулся Антуан. — Он умеет сохранять самообладание. Говорят, что даже в битве при Алексине, когда ему пришлось по тонкой грани пройти, он сохранял выдержку, что вдохновляло его людей.

— Что же он задумал… ведь он точно что-то задумал… Он ведь даже чехам об этом говорил. Сюрприз. Что за сюрприз? И такая уверенность во взятии как Вены, так и Рима. Что один, что другой — крепкие, мощные города. Особенно Рим, с могучими стенами, огромным населением и большими запасами еды…

— У меня самого от любопытства все зудит. — улыбнулся Антуан. — Словно чесотка какая началась. Места себе не нахожу.

— Не отвернуть, не отступить, не проиграть... у него просто нет никаких вариантов. — тихо произнес Карл. — Только быстро и решительно разгромить швисов, выйдя на левый берег Тибра с минимальными потерями. Но это… это ведь невозможно…

— А если возможно? — спросил подъехавший Фридрих Габсбург. — Мы ведь все только это и обсуждаем. Вдруг это возможно? Не с ума же сошел Иоанн, идя сюда? Ведь и дураку было понятно, что Папа его заманивает к этому мосту слухами об эпидемиях на обходах. И он шел. Хотя остановиться и все проверить, выбрав более удобный маршрут наступления не представлялось сложным. Не подурнел же он за эти дни?

— Учитывая то, как он решал вопросы управления и снабжения — вряд ли подурнел, — серьезно произнес Антуан. — Я думаю, что он раскусил игру Рима и осознанно решил в нее поиграть.

— Тогда… — начал Карл, но осекся задумавшись. — Тогда я не знаю. Проклятье!

Помолчали.

— Ты знаешь, почему я предложил его сословиям Империи своим наследником? — спросил Карла Смелого Фридрих Габсбург.

— Хочешь им отомстить?

— И это тоже. — усмехнулся Император. — Но дело в другом. Его нужно связать обязательствами. Он славен тем, что держит обещания. Может быть несколько причудливо, однако, то, что сказал, он сделает, прямо не нарушая ни единого слова. Поэтому если его вовлечь в сеть обязательств и удержать таким образом от активных действий…

— Он из-за этого поставил сословиям невыполнимые условия?

— Да. Он ведь не дурной. — хохотнул Фридрих.

— А они понимают угрозу?

— А то! Он сейчас главная страшилка всей Европы и ее округи. Правители Египета и Ак-Коюнлу сидят в Дамаске и не решаются на наступление. Ждут того, как все разрешится тут. Узнав о том, как Иоанн размазал в коровью лепешку мое войско, собранное на деньги Рима, причем практически не понеся потерь, они уже переоценили значение тех переговоров на Дунае. И начали отзываться о покойном Джеме как об очень мудром человеке.

— И что сословия намеренны делать?

— Все, кроме аристократии, готовы его принять. Да и те… По сути северные владетели Империи пошли на союз с Иоанном только для того, чтобы защититься от него. Ибо боятся. Ганзу ведь он подмял. А конфликты с ней неизбежны. И если, вступившись за своего вассала придет он — всем тошно станет.

— Когда-то таким был Карл Великий, — философски заметил, представитель Анны де Божё. — Даже победоносные авары терпели поражения перед его ударами. Такие люди иногда рождаются.

— Карл Великий терпел и поражения. Иоанн — нет.

— Гай Юлий Цезарь потерпел только одно поражение, да и то — в Сенате. — поддержал представителя партии Бурбонов Антуан. — А Александр Македонский… хм… там есть разные легенды. Как и от чего он умер — не ясно. Известно только, что его полководцам надоело уже все ходить и завоевывать. Им хотелось осесть на месте и наслаждаться плодами побед. Такие люди ошибаются, но не на поле боя.

— Повторюсь, — кашлянув, произнес Фридрих Габсбург. — Если этого льва не посадить в золотую клетку он нам всем еще бед доставит немало. Вы знаете, какими дурными мыслями он одержим? Нет? А мне донесли. Он де в своем королевстве сословия стремится отменить. Хорош гусь?

— А как без них?

— А кто его знает? Но ему хочется… дурная голова рукам покоя не дает. Вот я и предлагаю всем — утвердить его моим наследником. А потом спеленать обязательствами, чтобы поменьше в походы ходил. Да, я знаю. Он их не любит. Но у него довольно специфическое понимание чести. Очень жесткое. И если ему кто-то кидает вызов он этого не спускает. Никому. Отчего и бегает как оглашенный в эти походы. Большинство из конфликтов, что он решил силой, можно было обговорить и порешать на словах. Без всего этого? — махнул рукой Фридрих куда-то неопределенно в сторону. — Если же он окажется Императором, и сословия явно бунтовать не будут, то он завязнет в них. Он так дела решать не привык и не умеет.

— Это сущее безумие! — воскликнул представитель дома Валуа. — Он ведь в считанные годы всю Европу завоюет.

— Нет… к счастью нет. Ему будет совершенно не до того. — расплылся в улыбке Фридрих. — Сословия Империи столь противоречивы, что он со своей любовью к порядку, там утонет в работе и пустых переговорах. Да, я думаю, у вас они не сильно лучше.

— Если он будет их вести… эти переговоры. — фыркнул курфюрст Саксонии. — Просто придет с армией и куда ты денешься? Со всем согласишься. А он так умеет. Просто прогуливался мимо со своей вооруженной охраной… тысяч в несколько головорезов при пушках…

— А может мы на него тут и нападаем? — тихо спросил Ян Польский.

— На мужа твоей сестры? — усмехнулся Антуан.

— Моему горю не будет предела… — скривившись процедил Ян. — Потом поставлю свечку за упокой его души. Или не поставлю. Подумаю.

— Ты что такое говоришь! — разозлился Александр Литовский, схватив брата за грудки.

В общем — разгоралось.

В очередной раз.

Фридрих махнул рукой и отойдя в сторонку сел на раскладное кресло.

— Не любишь такие споры? — спросил Антуан, также отошедший в сторонку.

— Смешно на них смотреть. То ли дети, то ли того хуже.

— Отчего же?

— Если завтра Иоанн не сможет быстро победить, то ему конец. Тут и гадать нечего. А если выиграет… никто из них даже не пикнет. Будут как овечки сидеть тихо и заглядывать ему в рот.

— Ты их недооцениваешь.

— За глазами — да, помоют кости. Но открыто бросить вызов — нет. Не посмеют. Да и, пожалуй, даже за глаза поостерегутся.

— А ты сам — веришь в то, что он может победить?

— Я? — переспросил Фридрих.

— Да. Ты.

Император задумался.

Крепко задумался.

— Он считает, что ему покровительствуют высшие силы, — после долгой паузы произнес Фридрих. — А их пути неисповедимы. Бог ли, Дьявол ли. Что мы знаем об их планах? Ничего. Так что тут и гадать нечего.

— Ты видел воронов, что за ним следуют?

— Кто же их не видел?

— И знаешь, что он Скьёльдунг?

— Разумеется. И я знаю, что Скьёльдунги в былые годы выводили свое происхождение от сына Одина. Только к чему все это?

— В старых легендах говорит, что Один — лукавый бог. И что он ведет воинов к славе, забирая их к себе в Вальхалу на пике этой славы.

— Ах… вот ты о чем… Покровительство древнего языческого бога. Это было бы верно, если бы Иоанн не окружал себя христианством. Если бы не обращал в него людей. Если бы не строил храмы. Вряд ли эта легенда, распускаемая его врагами верна.

— Возможно. Но мне кажется, ничем хорошим эта история у моста не закончится. Если он не сможет его завтра быстро и легко взять.

— Верно. Его убьют. Эти, — кивнул Император в сторону бурно спорящих аристократов, — накинуться на него как шакалы, ведомые своим страхом. Раненный лев не так страшен.

— Да, наверное. Но я буду последним, кто поведет на него свое войско в такой ситуации.

— Отчего же? Из благородства?

— Делла Вольпе как-то рассказал мне подробность одну о судебном поединке Иоанна с его дядей в Москве. Он тогда сказал умирающему дяде, чтобы, когда тот попадет в ад, то бил ближайшего черта в ухо. Отбирал вилы. И вступал в бой. Без жалости. Без сожаления. И пообещал, что если дядя будет хорошо драться, то его предки подойдут на драккарах, видимо подразумевая, что с дружинами, и ад содрогнется от ярости норманн.