— И ты думаешь, что, организовав несколько нападений с разных сторон, они…

— Да. — кивнул Иоанн. — К тому же, защитник православия — это мало к чему обязывающий титул. Ведь в первую очередь я монарх и должен оберегать земли своих подданных. А все остальное — потом.

— Поэтому ты предлагаешь нам принять твой сюзеренитет? — спросил Богуслав.

— Я ничего не предлагаю. Между мною и вами будет находится Польша и Литва. А они вряд ли на такое пойдет. Ведь я прав? Вот. Я, на самом деле, с тяжелым сердцем согласился на взятие Ганзы. И то — только потому, что сейчас старательно развиваю флот. И работать с прибрежными городами еще как-то могу. Если укрепить им крепости, то перебрасывая относительно небольшие войска, можно защищать эти города. А что делать с вами я ума не приложу. Ведь в случае чего мне придется уходить в многолетние походы и вести боевые действия со Священной Римской Империей. А Фридрих и его наследники без всякого сомнения будут пытаться восстановить свое влияние над вашими землями. Ища способы меня отвлечь. Например, войной на юге. Вы ведь знаете, что твориться в Османской Империи? А там у меня владения, пусть небольшие, но очень важные. И бросать город Константина на произвол судьбы никак нельзя.

— Так и есть, будут, — кивнул Магнус.

— Вопрос лишь в том, кем будет наследник Фридрих, — оскалился Богуслав. — И будет ли он.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Иоанн.

— Его сын мертв. Брат мертв. Единственный наследник мужского пола стар и бездетен. Из-за чего не ясно — кто первым преставиться — он сам или его наследник. После смерти их до которой лет десять-двадцать все могущество Габсбургов окажется без наследника. Законного. И, вполне вероятно, будет разделено между владетельными домами.

— С Бургундией такое же дело.

— Да и во Франции все плохо.

— А что с Бургундией не так? — спросил Иоанн.

— Дочь Карла Смелого недели две как преставилась. Упала с лошади. Хотя злые языки говоря, что ее отравили. Так и умерев бездетной.

— Капетинги тоже испытывают огромные сложности…

Сложно — не то слово.

Строго говоря Францию к концу 1484 года едва ли можно было назвать единой страной. Луи Паук умер, как и его прямой наследник. В итоге разгорелась борьба между Шарлем де Бурбоном, сыном дочери Людовика Анны де Божё и Карлом де Валуа, герцогом Ангулемским. Причем сыну Анны было всего восемь лет и по факту всеми делами заправляла его мать. Очень деятельная и талантливая, но женщина, что немало раздражало аристократию.

Особняком стоял Карл Смелый, король Бургундии, также претендовавший на престол Франции. Но его права выглядели еще более призрачными. Особенно после того, как его пехоту разгромил Фридрих III Габсбург при Париже, вынудив отдав де Бурбоном эти владения. А единственный ребенок умер.

Но на этом проблемы не заканчивались.

Королевство Наварра, урегулировав разногласия со своими испанскими соседями, заняла западную часть старой Окситании — вплоть до левого берега Гаронна, включая Бордо. Королевство Кастилии и Арагона отжало себе всю остальную Окситанию и Средиземноморское побережье Франции за исключением Прованса. Туда Людовик Моро герцог Миланский посадил своего вассала — некоего бастарда Карла Анжуйского, возможно даже самозванца. Франциск Бретонский занял Анжу, Мэн и Пуату. Эдуард же Йорк король Англии приобрел Кале и Нормандию. Кале, правда, передал Иоанну Московскому в качестве приданного за дочь, что была обручена с наследником престола. Нормандию же он получил от Шарля де Бурбона в обмен на поддержку. Антуан бастард Бургундский являлся законным герцогом Шампани, выйдя таким образом на уровень серьезных игроков. Более того — провозглашенный его братом своим наследником. Что, впрочем, мало кем признавалось.

Таким образом получалось, что Карл де Валуа, на пару с Шарлем де Бурбоном держали едва половину французских земель. Да и те — делили. Валуа крепили свое влияние на север, Бурбоны — на юге. Ведя тяжелую и непримиримую Гражданскую войну. Что только усиливало соседей и разного рода герцогов, графов да виконтов с баронами не имевших прав на престол и активно торговавшихся за свою поддержку. Да что они, даже Эдуард Йорк и тот сменил Бурбона на Валуа, после того, как последний отрубил головы Генриху Тюдору и Ричарду Глостерскому. Последний, благодаря проискам Иоанна Московского, бежал из Англии, так как вскрылась его измена. Но убежал недалеко…

Иными словами — Франция находилась в разрухе куда более мрачной и тяжелой, чем в «лучшие» годы Столетней войны. Разве что «шевоше» никто не проводил, разграбляя населения в пух и прах. Пока не проводил.

Так-то может все и шло полегче, но Карл Бургундский был бездетный, Карл де Валуа — пока тоже, а Бурбон — являлся ребенком, да еще представляя женскую линию, которая держалась лишь на талантах Анны де Божё. Да и то — со скрипом. Формально вроде бы Карл де Валуа имел самые сильные права. И даже держал Париж с Орлеаном. Но испытывал тяжелейшие финансовые трудности и находился буквально в осаде. Аристократия же торговалась, выжимая досуха что Валуа, что Бурбонов, не давая им ни вздохнуть, ни пернуть…

— И что вы хотите?

— Чтобы гегемония Габсбургов в Священной Римской Империи прекратилась. — заметил Богуслав. — Если ты дашь нам гарантии безопасности, не прибегая к вассалитету, то привлечешь на свою сторону многих недовольных Габсбургами.

— Но ведь это означает развал Священной Римской Империи.

— Туда ей и дорога, — пожал плечами Магнус. — От нее одни только беды.

Остальные покивали.

— Единственное, что я могу вам предложить в таком случае — это оборонительный союз. В случае нападения на вас — я прихожу на помощь. В случае нападения на меня — вы. Допустим на десять лет.

— Этого мало. Рим терпелив.

— С возможностью продления. А каждые десять лет мы будем собираться где-то и все осуждать. Но такой подход требует сохранения единства субъектов права. То есть, вы все должны утвердить право первородства и запретить дробить свои владения.

— Но почему? — воскликнул Магнус, планировавший разделить свои владения между сыновьями.

— Потому что договор мы все заключим с герцогством Мекленбург. А если ты разделишь его между детьми, то такое герцогство исчезнет. И появится масса иных владений. Которые, в свою очередь, в коалицию входить не будут. Да — включить можно. Но это время. И формально, в этот зазор их легко смогут захватить и уничтожить. Особенно если подготовиться заранее и отравить тебя как Казимира, перед этим собрав войска и подведя поближе под любым предлогом.

Помолчали.

— Право первородства и неделимость владений нельзя никак обойти? — поинтересовался Богуслав.

— Я не думаю, что эти попытки имеют смыл. Там будут уловки и нюансы. Оно нам надо? Уж поверьте — в Риме сидят хорошие юристы. И они найдут способ вклиниться.

Снова помолчали.

— Повторяю, — произнес Иоанн после затянувшейся паузы. — Я предлагаю оборонительный военный союз на десять лет. С конференцией в последние год срока для решения — продлевать его или нет. И так — пока он нам будет нужен. Хоть два раза продлевать, хоть десять, хоть сто. Как договоримся или как порешают наши наследники. При условии, что вы примете православие и озвученные мною тезисы реформации церковной. Договор распространяется только на нападение на кого-либо из нас внешней силы. Если военный конфликт будет внутри союза — договор не будет иметь силы. Это на тот случай, чтобы меня не втянули в ваши внутренние войны. А вы, насколько я знаю, подраться любите. Как говорится — хотите — деритесь. Но если пришел кто-то со стороны — всю вражду отбрасываем и идем все вместе этого неприятеля бить…

Интересное предложение, но так легко вопрос не решился.

Участники переговоров, в том числе Ян Польский и Александр Литовский не желали, чтобы внутренние войны такого союза были личным делом каждого. Прежде всего потому, что опасались Иоанна. И стояли на том, чтобы внутри такого оборонительного союза был мир. Под гарантии Москвы. А это, в свою очередь, не нравилось королю Руси. Ведь он знал — гадить можно по-разному. В том числе и не начиная войн. И хотел оставить за собой право наказать любого шалуна, не связывая себе руки никакими неудобными договорами.