Имперский кардинал скрипнул зубами, но промолчал. Что он на это мог возразить? Если уж Папа гарантировал правдивость родословной Иоанна, то… оставалось лишь сообщить эту прискорбную новость своему Императору.

— И что мы будем делать? — наконец спросил английский кардинал. — Мы ведь здесь собрались не для того, чтобы послушать эти, без всякого сомнения, интересные новости. Дорога-то не дальняя.

— Кстати, а где Борджиа? — поинтересовался другой имперский кардинал.

— Он мною арестован, — равнодушно ответил Сикст IV.

— Арестован?! Но за что?!

— Он попытался совершить переворот в Москве и убить Иоанна. У него это не получилось. И посольство мое было выдворено из Руси.

— Ох!

— О Боже!

— Но арестовывать-то зачем его?

— Если бы он преуспел в своем начинании и посадил на престол Руси сына Иоанна и Элеоноры, хоть и малолетнего, но доброго католика, то его бы следовало наградить. — равнодушно произнес Понтифик. — Но он не преуспел. И из-за своей промашки очень сильно пошатнул влияние матери церкви на Руси.

— Но мы-то тут зачем? — вновь задал свой вопрос англичанин. — Судить Александра, что ли?

— Главной задачей Александра было либо склонить Иоанна к принятию католичества, либо унии, — продолжил Папа, не обращая внимания на этот вопрос. — Но он не справился ни с тем, ни с другим. И на то имелись очень веские причины, которые Иоанн и назвал.

— Какие? Что помешало ему принять католичество? — поинтересовался французский кардинал.

— Население. Оно на Руси православное. И принять католичество означало вступить в войну с собственным населением. Поэтому он готов это сделать, но только в том случае, если духовенство в нашем лице сумеет перекрестить большую часть русских. Увещевая словом и примером. Ибо любое насилие в той напряженной ситуации чревато.

— Это отговорки! — воскликнул имперский кардинал.

— Это разумные доводы, — отмахнулся Понтифик. — Кроме Родриго там было много иных людей. И если Борджиа даже не пытался понять ситуацию, а просто давил, то остальные слушали и думали. И расспрашивали местных жителей. Что вскрыло один очень неприятный момент. Решение Иоанна венчаться браком с Элеонорой без перекрещивания привело к тому, что его собственные подданные считают ныне их семью блудом, а детей незаконными. Они бы иначе относились, если бы Элеонора приняла православие. Принятие же католичества Иоанном большинство местных считали предательством или того хуже. То есть, приняв католичество король оказался бы в изоляции, лишенный всякой опоры.

— С ним бы был Бог!

Папа ничего не ответил, лишь посмотрев на этого крикуна как на идиота.

— А что не так с унией? — поинтересовался французский кардинал.

— С ней «не так» все. Евгений IV, очевидно, спешил, из-за чего и провалил это дело. — произнес Сикст IV, и перешел к тезисам Иоанна, в которых он критиковал Ферраро-Флорентийский собор и объяснял, почему православные никогда его не примут.

А кардиналы сидели, слушали и думали.

— … таким образом, — подвел итог Понтифик, — для православных такой вариант не приемлем. Да, кто-то из них, конечно, пойдет на унию и в таком формате. Но основная масса — нет. Не потому, что не хочет, а потому что это попросту невозможно.

— Это очень печально, — заметил польский кардинал, у которого в соседней Литве имелась целая толпа православных.

— Иоанн тоже так считает. Но он предлагает не отчаиваться. И сделал встречное предложение. Уния на текущий момент невозможна. Магометане, которые контролируют все четыре православных патриархата, просто не позволят ее провести. Под каким бы соусом ее не проводили. Ибо для них это крайне опасно. Поэтому он считает, что нужно не унию продвигать, а идти по иному пути. Например, снять взаимную анафему. Начать поминать глав всех патриархий во время службы во всех церквях. Привести в порядок святцы, приведя святых к общему канону. Провести поместные соборы, признающие приоритет единокрещения, дабы не было нужды перекрещивать православных в католиков и наоборот. На тех же соборах признать законность браков между христианами, безотносительно исповедуемого обряда. Это и подобные им шаги не станут выглядеть пугающе для магометан. Унии ведь нет. Формально.

— А на деле эти шаги просто прекратят раскол? — уточнил английский кардинал.

— Именно, — кивнул Папа.

— Но это ведь не то, что нам нужно, — осторожно заметил испанский кардинал, получивший это место после низложения Борджиа.

— Отнюдь, — улыбнулся Сикст IV. — Кто выиграет от такого примирения? По мнению Иоанна — самый сильный христианский центр, каковым является Рим. То есть, де юро — это не уния, а де факто…

— Иоанн набрал слишком много силы и влияния, — тихо произнес имперский кардинал. — Если он сумеет еще и прекратить христианский раскол, то он станет слишком опасен. Для всех нас.

— Иоанн не вечный, — улыбнулся испанский кардинал.

— Он молод.

— Но умирают и молодые.

— Я бы предостерег вас от таких мыслей, — с ехидной улыбкой заметил польский кардинал. — Наш общий друг Борджиа уже попытался прервать его жизненный путь. А до того митрополит Московский и всея Руси Филипп. Да и кроме них многие пытались. И все — без толку. Иоанн словно заговоренный. Ни яд его не берет, ни стрела. Вон — в Твери по нему люди с колокольни из арбалетов били. Почти в упор. Так болты полетели куда угодно, только не в него.

— И что же тогда делать? — тяжело вздохнув спросил имперский кардинал. — Он ведь уже очень опасен. А что будет дальше? Он действительно юн. И вряд ли остановиться на достигнутом. Еще буквально десять лет назад он был наследником герцогства на восточной окраине Европы. А что теперь? Захватил многих своих соседей. Утвердил за собой титул короля Руси. Разгромил в пух и прах Польшу с Литвой. Побил фламандцев со швейцарцами. Подчинил Дикое поле. Разогнал ссаными тряпками османов. И я напоминаю — он юн. А от такого военного успеха и у зрелого мужа голова кругом пойдет. Бог его знает, что он там себе возомнит… или уже возомнил.

— Ты, друг мой, забыл о том, что он ныне Василевс. То есть, Император Восточной Римской Империи.

— О да… — покачал головой имперский кардинал. — Я просто боюсь, чтобы этот юнец ничего не учудил. С него станется — пойдет войной дальше. Кто на очереди? Ливония? Она обречена. А дальше?

— Успокойся! — Повысил голос Понтифик, заметив, что этот товарищ начинает увлекаться. — Иоанн вполне разумный человек. Не нужно нам тут рисовать из него демона. Я лично состою с ним в переписке. Мои люди с ним общались, и наблюдали за делами. Поэтому хватит!

— Но…

— Я сказал, хватит! Иоанн крайне полезен матери церкви. Я понимаю твои опасения. Но, как ты видишь, наш польский друг вполне держит себя в руках. А ему бы стоило переживать побольше твоего.

— А чего мне переживать? Казимир политический труп. Он ныне сидит на престоле только потому, что так хочет Иоанн. И никто из политических противников Казимира не смеет королю Руси перечить. Ибо сила он непреодолима. И пока Казимир жив — в Польше и Литве будет тихо. Иоанну там не нужны беспорядки. И меня это вполне устраивает. И я приложу все усилия к тому, чтобы это положение дел сохранялось.

— А когда Казимир умрет? Что тогда?

— Кто знает? — пожал плечами польский кардинал. — Если Иоанну будет нужно, то сын Казимира унаследует власть отца. Если — нет, то оставшись один на один с «наследством папаши» он будет растерзан магнатами. Ведь фламандские и ломбардские заемщики потребуют возвращение долгов отца. Это как пить дать. ТАКИЕ деньги Ягеллонам так просто не простят. И дальше начнется драка за корону. Литва уже сейчас склоняется в сторону Иоанна. Он ведь праправнук Витовта Великого. И это многое значит. Прорусская партия там сейчас сильна как никогда. Именно она помогала королю со сбором речного флота. А Польша? Бог его знает? Но явно будет все не просто.

— Вот! — назидательно поднял палец вверх имперский кардинал. — Будет непросто.