Но вот, наконец, 6 августа 1476 года, к большому полю, выбранному Иоанном для битвы у города Вильно, начали подходить основные силы Казимира. Гусары, как и прежде мельтешили, собирая сведения. Только теперь уже намного осторожнее. А иностранные наблюдатели и представители, что находились при Иоанне, позволяли опознавать тех, кто пожаловал.
И надо сказать, эти иноземцев хватало. Разными путями к Иоанну пробралось около сорока различных делегация, преимущественно небольших, охватывающих аудиторию от Неаполя, Кастилии и Англии и заканчивая даже каким-то уважаемым человеком из Кабарды. Ведь события в низовьях Волги не укрылись от внимания северокавказских народов.
Королю это жутко не нравилось, так как жрали они как не в себя, за его счет и только то, что по вкуснее. Да дефицитное вино пили, импортное. И выглядело это категорически накладно в военном походе. Доходило до смешного. Он сам питался скромнее своих гостей, регулярно вкушаю кулеш от походных котлов. Хотя король он, а не они. Но ради престижа приходилось их содержать. Кроме того, от них иногда была польза. Вот как сейчас.
К вечеру 9 августа армия Казимира, наконец, смогла протиснуться по местным узким дорогам и встать общим лагерем. А на рассвете 10 августа началось сражение. Без переговоров. Без каких-либо нежностей и условностей. Во всяком случае король Польши не считал нужным в такой обстановке общаться с какой-то там букашкой.
Какими силами располагал Иоанн?
У него под рукой было восемь немного потрепанных пехотных полков и семь отдельных рот аркебузиров. Совокупно почти девять тысяч пехоты, из которых около шести – стрелки. Сюда же можно отнести и роту королевских мушкетеров, которая квалифицировалась как драгуны, то есть, ездящая пехота[214].
Из кавалерии у Иоанна было три роты улан и шесть – гусар. Уланы словно с иголочки – полного состава, а гусар эта кампания немного потрепала. Совокупно выходило где-то две с половиной тысяч всадников, из которых только девять сотен – копейного боя.
С артиллерией дела обстояли интереснее. Четыре кулеврины и две дюжины фальконетов. Иоанн с осени прошлого года перестал именовать 3-фунтовые легкие полевые пушки так, переименовав в фальконеты. Чтобы короче и проще говорить – он решил каждому типовому орудию давать свое название.
Для 1476 года двадцать восемь «стволов» не очень представительный артиллерийский парк. В те годы, в связи с очень медленной перезарядкой, практиковались огромные «зверинцы» всякого рода орудий. Иной раз и в сотню, и даже более стволов[215]. Но Иоанн планировал компенсировать недостаток стволов скоростью перезарядки.
У Казимира ситуация выглядела намного лучше.
Одни только швейцарцы привели огромную толпу – восемнадцать тысячи бойцов. Включая старых, закаленных ветеранов. Одной ее, по мнению многих полководцев этих лет, было достаточно, чтобы втоптать Иоанна в землю.
Их поддерживало около семи тысяч фламандцев-наемников. Довольно крепкой пехоты, которая прославилась тем, что первыми сумели разгромить крупный контингент рыцарской конницы. Аж в 1302 году при Куртре.
По всему выходило очень сильно и солидно. Двадцать пять тысяч пехоты! Причем не абы какой, а очень серьезной.
С конницей у короля Польши тоже все было хорошо.
Он нанял в Ломбардии достаточно опытную компанию в семьсот конных латников. Плюс, в нагрузку к пехоте, удалось подтянуть порядка четырехсот имперских рыцарей. Еще три сотни польских «консервов» вполне себе полноценно упакованных в хорошую такую готику[216]. Кроме того, у Казимира имелось около двух тысяч средней конницы литовской и польской обычного для Литвы и Москвы типа. Что совокупно давало без малого три с половиной тысячи конницы, из которой порядка полутора тысяч – латная. Конечно, это были не жандармы. Совсем не жандармы. Но ее было много. Очень много. Непреодолимо много, ежели ее встретить просто так в поле[217].
А ведь имелись еще и артиллеристы. Много артиллеристов со своими «инструментами». Эти ухари выкатили более сотни разного рода орудий.
– Сир, – осторожно осведомился тот самый виконт из Франции, – каков ваш план? Может быть отойдем в Полоцк? Или хотя бы за реку?
– Зачем? – Наигранно удивился Иоанн.
– Сир, их очень много.
– Как завещал нам великий Гай Юлий Цезарь, бить нужно не числом, а умением. Ибо в противном случае победа ничтожна.
– Но… – попытался что-то возразить виконт, но осекся под взглядом короля.
– Разве при Алезии у Гая[218] было больше войск, чем у Верцингеторикса?
В общем, наблюдатели без шуток нервничали. Прежде всего из-за того, что их, скорее всего атакуют швейцарцы. А там в плен попасть не так просто. Они ведь иной раз бывают безудержны и режут всех подряд.
Иоанн же демонстрировал подчеркнутое спокойствие. Он объехал свои войска, выдвинутые к этому земляному валу, подбадривая их словами и шутками. Прежде всего шутками, чтобы люди смеялись. Шутить приходилось очень грубо и пошло, но бойцам пришлось это по душе. Ибо в этой нервической обстановки что-то иное просто никак бы на них не подействовало. А юмор прекрасно снимал напряжение.
Но вот со стороны позиций Казимира зазвучали барабаны и вперед пошла швейцарская пехота, построенная по кантонным обычаям в три колонны. Наемники далеко не всегда так строились, но в данном случае им позволяла численность и обстановка. Поэтому они встали в самые, что ни на есть, традиционные форхут, гевальтут и начхут, то есть, авангард, центр и арьергард.
Почему первыми пошли швейцарцы? Король Польши решил закончить все быстро. Он, как и все его командиры, не сомневались, что швейцарцы легко прорвут оборону и разгромят русские войска. Да и тем хотелось получить сатисфакцию за Ржев. И они рвались вперед, чтобы порвать своих недругов…
Когда авангард вышел на дистанцию примерно в километр в дело вступили кулеврины. Да бодро так вступили, выдавая по выстрелу секунд в сорок пять – пятьдесят примерно. И их тяжелых 20-фунтовые ядра летели весьма кучно. Рассеивание по фронту было вполне приемлемым для того, чтобы практически не мазать по такой массивной колонне. Недолеты рикошетировали от земли и все одно – летели в толпу. А перелеты накрывали идущую за ними колонну гевальтута или даже начхут. Не все «подарки» летели в цель, конечно. Но очень многие. А вытворяли они там совершенно жуткие вещи. Так, удачно залетевшее ядро, просто пробивало просеку в людях, проходя форхут насквозь. Только кровавые брызги в разные стороны летели.
Швейцарцы, памятуя о том, что было при Ржеве три года назад, постарались продвигаться как можно быстрее. Понятно, что бежать они не могли, да и даже толком ускориться, без опасения развалить свои баталии. Но выжимая свои семьдесят шагов в минуту[219] шли вперед, стараясь нигде не замедляться, то есть, не снижать и без того невысокий темп.
Десять залпов. Пятнадцать. Двадцать. И все.
Кулеврины оказались перегреты. Слишком часто из них стреляли – на пределе производительности. Не помогало ни употребление влажного банника, ни поливание стволов уксусом. Из-за чего этим орудиям пришлось замолчать. На время. Их в темпе приводили в порядок. Остужали.
На форхут после этого беглого огня было больно смотреть. Впрочем, швейцарцы продолжали идти вперед. Они представляли собой наемников Средневековья, а не Нового времени по природе своей организации. То есть, ремесленный цех. А цех не может выдавать брака. Поэтому их «творческий коллектив» был готов сложить свои головы на поле боя держа в памяти то, что если они себя хорошо покажут и не «выдадут брака», то их детей также будут нанимать, платя хорошие деньги.