Инспекции касались не только снаряжения и вооружения.
Король каждый день принимал пищу из котла походной кухни той или иной роты, проверяя качество еды и, заодно, общаясь со служивыми. Не только пехотой, разумеется. Внимание к кавалерии и артиллерии он уделял не меньше. Но там особо не шалили, особенно в артиллерии, которая была его любимым детищем.
И обозы…
О обозы! К ним у короля был особый, пристальный интерес. Он ведь крепко помнил довольно расхожую фразу Суворова о том, что интендантов нужно вешать без суда и следствия после нескольких лет службы, ибо есть за что. Поэтому он носом рыл и ничему не доверял «на слово», ибо и ему, и всей Руси предстояло большое испытание. И обгадиться в нем из-за чьей-то глупой оплошности Иоанну не хотелось.
Так или иначе, но всю распутицу войско простояло у Москвы, а как земля просохла – выступило на запад – к Смоленску. Опираясь при том по ходу движения на организованные по зиме военные склады. Тащить с собой весь ворох продовольствия он не желал, поэтому, готовясь к войне, формировал запасы на приоритетных направлениях кампании. Отчего его продвижение оказалось весьма быстрым. Слишком быстрым, по мнению ратных людей Польши и Литвы, засевших в Смоленске…
– Чего-то их слишком много, – мрачно произнес боярин Лев Борисович Глинский.
– Пешцы же, – возразил князь Иван Юрьевич Мстиславский, наместник Витебский и Минский, прибывший со своими людьми на помощь Смоленску, который, без всякого сомнения, шел осаждать Иоанн.
– При Ржеве эти пешцы нам так наподдали до сих пор бока болят.
– А, – махнул рукой Иван Юрьевич. – По-всякому могло сложиться. Просто не повезло.
– А вот, гляди, конница. Всадники один к одному, что те – с копьями длинными, что те – с луками. Словно братья близнецы.
– Робеешь?
– Опасаюсь, что город мы не удержим.
– Не робей. Бог даст отобьемся. Вона стены какие.
– В Новгороде и Рязани тоже были стены.
– Типун тебе на язык!
– Гляди, едет кто-то… – перебил их начинающуюся перепалку кто-то из иных бояр.
Тем временем кавалькада из десятка всадников подобралась к городским воротам метров на пятьдесят. Их предводитель, что стоял рядом с знаменосцем, достал какое-то странное приспособление в виде конуса с ручкой. Приложил его ко рту и начал вещать:
– Милостью Божьей король Руси и каган Великого травяного моря Иоанн свет Иоаннович предлагает славным смолянам добровольно перейти под его руку. Дабы крови христианской не лить и разорения не учинять. А коли до вечера доброй волей не поклонитесь, то быть бою смертному и разгону[199] лютому по всему городу на усладу войска.
После чего десятка всадников удалилась, не дожидаясь ответов или каких-либо реакций. Титул уж больно людей смутил.
Король Руси – это и ожидаемо, и понятно, и, в какой-то мере правильно. В самом Смоленске вполне понимали и принимали претензии Иоанна на этот титул. Впрочем, под его руку не спешили. Им и в составе Великого княжества Литовского было хорошо. Но вот каган Великого травяного моря… это что?
О том, что Иоанн, принял вассальную зависимость от ханов Белой, Сибирской и Синей орд не как король Руси, а как каган никто на западе не знал. Наш герой рассудил, что такой титул будет намного приятнее для кочевников. Великое травяное море. Звучит! А каган есть не что иное, как перекличка с древним хазарским титулом, эхо могущества и величия которого все еще гуляло по степи. Хан ханом, но каган, вылезший из глухой древности, оказался по душе практически всем.
Да, кочевникам не нравилось, что каган был православным, а не мусульманином. Ну так и что? Силен? Силен. А это главное. Да и ритуал их вполне устроил. Поэтому осенью 1475 года в Москве и собрались ханы трех орд со своими беями и багатурами[200]. И принесли кагану клятвы и за себя, и свои роды, да не по доверенности, а уже лично. Причем не на татарском, а на монгольском языке, каковой все еще употреблялся в степи, выполняя роль дипломатической коммуникации.
Почему осенью 1475 года? Так после славного разгрома Менгли Герая и османов. То есть, после того, как Иоанн продемонстрировал – он силен и сильнее его в степи нет никого. А значит, что? Правильно – он и главный. Да, не Чингизид, поэтому и каган, а не каан на монгольский манер. То есть, титул был применен более древний, лишенный таких родовых ограничений.
Так вот – эта история с присягой и новым титулом не предавалась особой огласке. Ну встречался Иоанн с кочевниками – своими вассалами. Ну обсуждал с ними что-то. И что?
Поэтому здесь, под стенами Смоленска, наш герой впервые публично применил свой новый титул, вызвав немалое замешательство и недоумение у горожан. Потому как догадаться о смысловом содержании этого титула не было проблем.
И что же получалось?
К ним пришел не просто соседний правитель восточной Руси, претендующий на нее всю, а фактически, наследник Золотой орды, вступивший в права на большей части ее старых владений. Ведь вон – виднелись бунчуки вспомогательных отрядов и Белой, и Синей, и Сибирской орды. И никого из татар не смутили слова под стенами сказанные.
А память о могуществе Золотой орды была свежа и крепка. Сотни лет не прошло, как ханы шороху наводили по всей округе. И не только в восточных землях Руси, но и тут – в западных пределах, что лежали ныне под рукой литовцев.
Да и «разгон» в этом контексте прозвучал куда как опаснее. Ведь о жестокости монголов до сих пор страшилки рассказывали. Подчинился – миром станут говорить. А коли за оружие взялся – всех подчистую вырежут. Да, Иоанн не монгол. Но все в Смоленске были наслышаны о том, что он практически полностью вырезал бегущую армию Менгли Герая и османов под Хаджи-Тарханом. Очень немногие сумели ноги унести. Для монголов – обычная практика, но не для русских князей. Да, он не снимал с себя королевского титула, но… страшно, в общем.
– Всем уйти с этого участка стены! – Грозно крикнул королевский вестовой в рупор, подойдя верхом лошади на полсотни метров. – Государь станет намерения демонстрировать! Кто не уйдет – пеняй на себя!
Люди служивые и зеваки всякие чуть помедлили, а потом заметив, что Иоанн подвел сюда кулеврины свои, прыснули бегом в разные стороны. Рисковать и подставляться под артиллерийский обстрел никто не желал. Тем более вот так – по глупости.
В отличие от полевых орудий – эти «игрушки» короля были куда как внушительнее. Они стреляли железным ядром массой 20-фунтов[201] и имели ствол в добрые тридцать калибров. То есть, относились к так называемым экстраординарным кулевринам. Да и сами весили под две тонны, передвигаясь большой упряжкой лошадей.
Несмотря на отношение к привычному в эти годы типу орудий, они были выполнены по уже утвердившимся на Москве передовым нормам. Никаких украшений. Вингард, дельфины, цапфы и весьма продвинутый составной лафет. Плюс ствол, как и у легких полевых орудий был калиброван плоским сверлом, чтобы убрать раковины и выровнять геометрию, а потом еще и заполирован. Чтобы можно было уменьшить зазор между стенкой канала ствола и ядром, дабы существенно поднять энергию выстрела на том же заряде пороха.
Вот такие вот кулеврины и подвели к крепостной стене Смоленска Иоанн. Метров на двести. И сразу четыре штуки. Казалось бы, немного. Особенно в свете того, что предстояло вести огонь по крепостной стене. Но ведь в 1476 году Смоленск еще не щеголял могущественными кирпичными стенами по итальянской моде начала XV века. Нет. Он представлял собой классическую русскую древесно-земляную крепость. Его стена, составленная из срубов, была засыпана с наружной стороны землей на треть, а изнутри на ту же высоту дубовыми плашками. В остальном же… ничего угрожающего для подобного рода орудий.
Артиллеристы расставили кулеврины. Навели. Споро закинули в ствол каждой по картузу с порохом, пыжу и ядру. Прибили все это добротно. Проткнули через затравочное отверстие картуз. Подсыпали туда мелкого пороха. И помощник каждого командира орудия, положив руку в кожаной краге поверх этой затравки, чтобы ее ветром не сдуло, поднимал вторую руку в знак готовности.
