– Племянник?
– Да, Пьетро Риарио. Легат, кардинал и латинский патриарх Константинополя. Он решил возглавить посольство, так как твое предложение очень заинтересовало Святой престол. Борьба с османами и магометанами – дело чрезвычайной важности.
– Я рад… серьезно, очень рад, что удалось достичь взаимопонимания. Жаль только, что с невестами, видимо, получится некрасиво. Говорят, моего отца убили.
– О! Не переживай. До нас уже дошли эти печальные слухи. Мы обсудили их и пришли к выводу, что неаполитанская принцесса сможет стать невестой Великого князя, вне зависимости от того, кто им окажется. Ты или твой отец. А дочь герцога Милана сможет стать невестой наследника. Даже если его только предстоит зачать и родить. Ей ведь не так много лет, и она может подождать. Если же так случится, что Элеонора умрет, не родив наследника, то Катерина сможет занять ее место.
– Хм… – задумчиво произнес Ваня, смотря на Джан Батиста. – Святой престол до такой степени заинтересован нашим союзом?
– Да.
– А девушки согласны с таким положением дел?
– Они готовы послужить Святому престолу.
– То есть им ничего еще не сказали? – повел бровью Ваня. Джан промолчал. – Ладно. Это потом обсудим. Сейчас нужно закончить более важные дела.
– Кремль?
– Да.
– Долгая осада… – начал было говорить Джан, но княжич его прервал:
– Никакой осады. На эти игры у меня нет времени. Благо крепость весьма посредственная. Для этих мест сильная, но ты, друг мой, вырос на севере Италии. И, я уверен, видел настоящие крепости. Не думаю, что она отнимет у меня много времени.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет. Это лишнее. Снимайтесь с лагеря и подходите к городу. Я отдам распоряжения.
– Да, господин, – еще раз поклонился Джан, оставаясь в седле. Ваня же едва заметно кивнул и, развернув коня, отправился обратно к своему войску.
Несколько отрывистых команд, и пехота с артиллерией пришли в движение, перестраиваясь в походную колонну. Быстро. Слаженно. Организованно. Артиллеристы отцепили лямки и завели хоботы лафетов на передки, в которые были впряжены лошади. Не удалось избежать и махания флажками. Сигнальщик передавал приказ Холмскому занять лагерь Казимира. Ну и так далее. Легат и прочие военные наблюдали эту сцену с открытым ртом. Пяти минут не прошло, как только что развернутое в боевой порядок войско полностью перестроилось в походный ордер и двинулось вперед.
Под музыку. Только не ту мерную, действующую на нервы. А другую. Скоморохи, привлеченные князем для «сочинения» по вольно подвываемым мотивам музыки для боя, отличились и в других делах. Поэтому здесь и сейчас итальянские наблюдатели услышали импровизацию на тему знаменитого Scotland the Brave. На волынках и барабанах[106]. Под нее вся эта организованная колонна и двинулась в сторону Москвы…
– Он всегда такой? – тихо спросил легат, наблюдая за тем, как красиво и аккуратно двигаются пехотные коробки, покачивая пиками и щитами.
– Какой?
– Почему он пленных не брал? – кивнул легат в сторону поля боя московской пехоты с литовцами и поляками.
– Он не любит брать пленных. Он считает, что это желание мешает побеждать.
– А разве выкуп его не интересует?
– В весьма незначительной степени. Джованни вообще не любит воевать. Для него война – лишь инструмент решения тех задач, которые не удалось разрешить иначе.
– Не любит? – удивился глава миланской делегации.
– Терпеть не может.
– Боюсь себе представить, что было бы, если бы он любил воевать, – покачал головой легат. – Он ведь разбил довольно серьезное войско Казимира, не потеряв ни одного человека.
– В этом весь Джованни, – виновато улыбнулся Джан Батиста…
Разговор тек сам собой. Руководство итальянцев же, отправив часть воинов в лагерь, двинулось следом за княжичем. Слова о том, что он быстро решит вопрос с Кремлем, их немало заинтересовали. Хотелось посмотреть на это своими глазами.
Ваня не подвел. Выбрав самые неожиданные для атаки ворота Кремля, он подвел туда всю дюжину «саламандр». Развернул их. И ударил беглым огнем по воротам. Минуло всего три минуты от подхода артиллерии, как ворот попросту не было. Их сдуло. Ядрами. Деревянные же, пусть и окованные.
– Дядя! – прокричал княжич в берестяной рупор, кои использовались активно на его стругах для общения на марше. – Ты видишь – я готов войти и убить всех, кто служит тебе. Ибо они изменники. Как и ты. Но я хочу дать тебе шанс спасти их. Выходи на поединок. Только я и ты. Пешими. И пусть Всевышний нас рассудит! Победишь? Мои люди тебе присягнут. Я одержу победу – твои присягнут мне. И обещаю воинов твоих не убивать. Если же струсишь и не примешь вызов – я убью всех, кто служит тебе.
И тишина.
Минута проходит. Другая. Третья. Никто не выходит.
Ваня тяжело вздохнул и приказал пехоте строиться в штурмовую колонну. Наверняка с той стороны постараются их принять. Но и пусть. Жаль, конечно, что своих людей придется потерять. Это ведь не то дурацкое полевое сражение. Тут явно будет рубка накоротке. Но выбора, по сути, никакого и не оставалось.
– Идет! – вдруг воскликнул кто-то.
Княжич оглянулся и увидел в воротах одинокую фигуру воина. Чешуя, дедовский шлем, щит, меч. Классика. Словно с апокрифической картины сошел. Даром что пеший.
Ваня снял с себя все лишнее. Шлем да чешуя на кольцах. Из оружия взял свою тяжелую боевую шпагу и дагу. Он в этой связке уже пару лет тренировался, восстанавливая навыки той, былой жизни. Поэтому владел уже этим оружием очень неплохо. Впрочем, ключевой причиной именно этого выбора стала неожиданность. Дядя совершенно точно не готов воевать с противником, вооруженным таким образом. А княжич немало потренировался вскрывать связку щит-меч шпагой и дагой.
Вышли. Постояли немного. Посмотрели друг другу в глаза. Молча. Потом Ваня громко произнес.
– До смерти.
– До смерти, – согласился оппонент.
Начали аккуратно. Не спеша. Прощупывая друг друга. Борис Васильевич был в курсе того, что его племянник очень плотно тренировался. Да и выбор оружия удивил. Поэтому не рвался в решительный натиск, опасаясь подвоха.
За их «игрой» наблюдали остальные. Включая подъехавших итальянцев с Элеонорой. Та не отставала ни на шаг, жадно впитывая все происходящее. И Пьетро не мог заставить ее вернуться. Своевольная дама была не только его подругой, но и очень важной персоной в будущей игре. Поэтому ссориться, тем более по таким мелочам, он не стал. Держа в уме тот факт, что в случае гибели Элеоноры у него имелась Катерина. Пусть и малышка еще девятилетняя, но все одно – предъявить было можно в качестве невесты, как бы что ни повернулось.
– Дядя… а ты знаешь, что попадешь прямиком в ад? – усмехнувшись, поинтересовался Ваня.
– Или ты, – хмуро буркнул тот.
– Куда я попаду – не ясно. А у изменников выбора нет.
– Так и есть изменник! Веры!
– Я вере не изменял. Как был христианин, так и остался. А вот Патриарх, что задумал меня убить ради своих гнилых дел, изменил.
– Вздор!
– Ты сам посуди. Разве не так? Разве не по его приказу отравили мою маму, чтобы освободить место для Софьи Палеолог? Что молчишь?
– А что сказать?
– Признай – истинный Патриарх такого никогда бы не приказал сделать. Это очень грязный и гнилой поступок. Достойный лишь служителя Лукавого. Или ты забыл притчу о волке в овечьей шкуре?
Борис Васильевич промолчал. Не ответил. Но сильно нахмурился.
Диалог на этом, впрочем, не остановился. Ибо княжич говорил нужные слова не столько дяде, сколько зрителям. Поэтому повернул беседу так, как ему требовалось. Поведал историю о том, кто такие Рюриковичи и откуда. Да и вообще – трепался много и со вкусом, откровенно измываясь над дядей словами и делом. Молодое тело вкупе с серьезной тренированностью по методикам XXI века давало в плане выносливости чудовищную фору куда более старому аборигену. Тем более что Борис Васильевич хоть и был воином, но каких-то регулярных методичных тренировок давно не вел. Разве что верхом много ездил. Но это мало помогало. Да и на алкоголь налегал последние годы и на жирную пищу. Так что уже через двадцать минут вялого мучения едва на ногах держался. Щит был отброшен. Тело покрыто по меньшей мере десятком мелких ран. А сам он сипло дышал, жадно хватая ртом воздух.
