Надпись не отмывалась.

Совсем-совсем не отмывалась.

Чего только Саша ни пробовала: терла мылом, зубным порошком, скребла ногтями, расцарапав лоб в кровь, – все бесполезно: на исполосованной алыми бороздами коже черные буквы были видны ничуть не хуже, чем на гладкой белой.

Вернувшись в пустую спальню – остальные девочки давно ушли на завтрак, – Саша, обессиленная, села на кровать, как смогла, надвинула на лицо волосы – эх, вот бы ей сейчас челку, как у Изабеллы! – и, уперев руки локтями в колени, уткнулась в ладони лбом. Не было даже слез – полная, всепожирающая безысходность. Саша знала, что бывают такие надписи на коже, один раз нанесешь – и на всю жизнь. Называются татуировки. Марта однажды себе такую сделала – только не буквы, а картинку, цветочек, – и хозяйка Яна потом сильно на нее за это ругалась – как раз за то, что это навсегда. Заодно и Саше досталось, хотя она-то тут была совершенно не при чем. А цветочек тот так у Марты и остался, даже баня с вениками была ему нипочем. Ну, так то – цветочек, это даже красиво! И не на лбу – на запястье. А у нее…

Нет, слезы все-таки были, просто ждали удобного момента. Видимо, он как раз настал.

– Что опять случилось?

Саша узнала голос леди Матильды, но головы не подняла и ладоней от лица не отвела.

– Александра, я спрашиваю: что случилось? – строго повторила женщина.

Девочка сделала движение, чтобы отмахнуться от назойливой учительницы, но, воспользовавшись им, леди Матильда ловко перехватила ее руку и после нескольких секунд борьбы отвела в сторону. Когда женщина взялась за ее вторую руку, Саша уже почти не сопротивлялась, только еще ниже опустила голову. Впрочем, скрыть от взора учительницы горящую на лбу надпись ей этим не удалось.

– Понятно, – ничего не выражающим тоном проговорила леди Матильда, отпуская, наконец, Сашины руки. Та тут же вновь спрятала лицо в ладонях, словно, не видя больше позорной надписи, учительница могла о той вскорости позабыть. – Кто это сделал?

Девочка дернула печами. Она в самом деле не знала, кто. Кристина, наверное, но та легко могла и приказать Бетти или Изабелле – не очень-то она любила делать что-то сама.

– Понятно, – повторила женщина. – Сиди здесь, не уходи никуда. Я сейчас вернусь.

Можно подумать, что в таком виде Саша могла куда-то пойти! Нет, так теперь всю жизнь она и будет сидеть в этих холодных стенах, пока не умрет от старости или, что более вероятно, от отчаяния!

Леди Матильда вернулась минуты через три. А может, и через три часа – время для Саши больше не существовало: зачем, если впереди беспросветная вечность? Девочка почему-то была уверена, что учительница приведет с собой Кристину – может быть, для того, чтобы та призналась в содеянном? Но какой с того прок? Кристина только бы еще порадовалась. Впрочем, женщина вновь пришла одна и, мягко взяв Сашину руку, вложила ей в ладонь маленький стеклянный пузырек.

– Втирай каждый час, держи пять минут, после чего смывай холодной водой, – сказала она. – К вечеру краска сойдет. На уроки сегодня можешь не ходить, проведу арифметику и грамматику, на них тебе все равно пока делать нечего. Обед тебе оставлю – поешь в тихий час, после девочек. А с Кристиной я переговорю: обещаю – это безобразие больше не повторится. Да, экономнее с лосьоном: у меня это последний пузырек.

С этими словами учительница удалилась, оставив Сашу в одиночестве. Растерянная, та даже поблагодарить не сообразила.

Леди Матильда не обманула: уже к обеду надпись поблекла, из черной сделавшись серо-розовой, и теперь почти терялась в паутине царапин, которые девочка нанесла себе утром. Саднило их от едкого лосьона – хаос на зависть изойдет, но боль всегда можно было перетерпеть – в отличие от позора. С соседками по спальне Саша в течение дня виделась лишь раз, и то мельком: столкнулись в дверях, когда те возвращались с обеда. Кристина выглядела понурой, видать, учительница и здесь сдержала обещание, хорошенько отругав «Ее Высочество». Завидя Сашу, она попыталась, было, сказать ей что-то, наверняка гадкое, но та не стала слушать, по-быстрому выйдя из спальни.

Саша очень переживала, как бы чудодейственный лосьон не закончился раньше, чем буквы окончательно исчезнут, но, как выяснилось, напрасно: к вечеру от тех не осталось и следа, а на дне пузырька еще перекатывались пара капель эликсира. Теперь можно было без стыда пойти на ужин, но есть Саше совершенно не хотелось, и она предпочла остаться в спальне. К приходу других девочек она уже лежала под одеялом, укрывшись им с головой: пусть надпись и сошла, но демонстрировать соседкам расцарапанный лоб, показывающий, чего это Саше стоило, девочка не желала.

На всякий случай она решила этой ночью вовсе не спать: не ровен час, несмотря на полученную выволочку, Кристина решится повторить свое злодеяние – а лосьона-то у нее почти не осталось! Но стоило в спальне погаснуть свету, как глаза ее неудержимо принялись слипаться. Какое-то время Саша яростно боролась со сном и когда, казалось, стала, наконец, одолевать, нечаянно заснула.

Снилось ей, что к дверям их дома пришли Эд и Франц. Почему-то прямо среди ночи. Пришли, постучали. Открыла леди Матильда.

– Какого хаоса, милорды? – сердито встретила она гостей. Наяву учительница никогда себе подобных выражений не позволяла, по крайней мере, Саше от нее такого слышать не приходилось. – Сколько времени, знаете?

– Просим нас извинить, миледи, мы задержались у сэра Анжела, – сказал как всегда вежливый Эд.

– Мы хотели бы навестить Александру, – вкрадчиво добавил Франц.

– В своем ли вы уме, милорды? – бросила леди Матильда. – Ночь, девочки спят давно!

– Мы понимаем, – ответил Эд. – Но нельзя ли разбудить ее ненадолго? Мы обещали к ней зайти, но из-за этого совета совершенно не было времени!

«Вот как! – просияла Саша. – Они о ней не забыли! Просто заняты были, бывает. Но как только смогли – сразу же пришли, даже несмотря на позднюю ночь!»

– Завтра заходите, – буркнула тем временем учительница. – У девочек режим.

– Видите ли, миледи, завтра с утра мы улетаем на новую миссию, – принялся объяснять Эд. – Сразу же с рассветом. И очень хотели бы попрощаться…

В этот-то момент Саша и поняла, что какое-то время уже не спит. Но разговор на улице не стихал: она продолжала слышать голоса! Подскочив, девочка метнулась к окну, благо ее кровать стояла аккурат возле него, но входная дверь из него не просматривалась.

Слетев с кровати, Саша как была в ночной сорочке и босиком бросилась в коридор.

Уже на лестнице, когда она бежала, перепрыгивая через три ступеньки – каждый раз рискуя оступиться в темноте и проделать остаток пути носом вниз, – ее застали последние слова леди Матильды:

– …воротитесь – и приходите! – и последовавший за ним стук закрывающейся двери, лязг засова и скрип проворачиваемого в скважине ключа.

Саша замерла, ухватившись за перила, – ноги попытались, было, бежать дальше, но вынуждены были подчиниться. Не успела! Она хотела закричать, позвать Эда с Францем, но друзья на улице теперь все равно ее бы не услышали, а вот леди Матильда – могла. И учительнице едва ли пришлось бы по нраву, что Саша разгуливает ночью по дому.

Затаившись за балясинами перил, девочка дождалась, пока леди Матильда скроется за дверью своей комнаты – спальня учительницы располагалась на первом этаже, – затем сделала несколько шагов, продолжая спускаться, но вновь остановилась. А куда она теперь, собственно, идет? На ночь леди Матильда вешает на входную дверь замок, забирая ключ с собой – так что, как это ни печально, выскочить на улицу и догнать Эда с Францем у нее все равно не выйдет. Что тогда она здесь делает? Нужно возвращаться в спальню…

Вздохнув, Саша принялась неторопливо взбираться по ступенькам, как внезапно наткнулась в темноте на что-то мягкое и упругое. Испуганный крик уже был готов сорваться с ее уст, как чья-то ладонь плотно зажала ей рот.