Сквозь матовое бронестекло почти ничего не было видно, но Саше все же показалось, что она разглядела сидящего в кресле рыцаря. Глаза его были закрыты – в этом девочка была совершенно уверена. Казалось, Эд уснул, утомленный долгим перелетом. Уснул или…

– Эд! – она отчаянно забарабанила кулачком по стеклу– рыцарь в ответ даже не пошевелился. – Э-э-эд! – еще громче закричала она.

Вновь никакого результата.

Нужно срочно открыть колпак, решила она. Открыть и добраться до Эда. О том, что она будет делать потом, Саша не задумывалась – всему свое время. Сначала – открыть! Вот только как?

В отличие от кареты, никаких заметных табличек или кнопочек на борту седла не имелось. Девочка принялась шарить по медленно остывающей броне. Как-то ведь просто это должно делаться! В прошлом году, когда хозяин Виктор брал ее с собой по какой-то надобности на станцию, она видела, как залетный всадник садился в «седло». Просто провел рукой вдоль борта – и колпак отъехал назад. Встав, как подсказывала ей память, она попробовала повторить жест того всадника, затем еще раз и еще. Бесполезно. «Седло» даже не вздрогнуло!

– Чтоб тебя дракон спалил! – вспылила Саша, с размаху ударяя ладонью по борту машины, после чего добавила еще несколько емких фраз. Хозяйка Яна запрещала ей ругаться, хотя сама за крепким словцом в карман никогда не лезла. А уж как затейливо умела выражаться Марта! Сэр Гуго, вон, тоже был горазд хаос помянуть, а ведь это тоже ругательство, просто крестьяне обычно другие предпочитают, позаковыристее…

Сэр Гуго… Он, наверное, погиб. Саша поняла это еще тогда, в карете, когда рыцарь стал прощаться, но почему-то не приняла близко к сердцу – больно уж буднично все происходило. Как бы и не взаправду. Но теперь здесь, в каком-то метре от нее умирал Эд, и девочка готова была ногтями драть борт «седла», лишь бы добраться до него. Вот только пустое это было занятие – что ее обломанные ногти против закаленной брони?

Попыток откинуть колпак Саша, впрочем, не оставила, миллиметр за миллиметром ощупывая борт в поисках какой-нибудь волшебной кнопки. Поглощенная этим занятием, она совершенно не обращала внимания на происходящее вокруг, поэтому, когда за спиной вдруг раздалось резкое «хрум», аж подпрыгнула от испуга.

Саша оглянулась: метрах в десяти от нее среди деревьев стоял, поднявшись на мощные задние лапы, покрытый серебристо-серой шерстью зверь. Ростом, он был, по меньшей мере, вдвое выше девочки – и это еще если не принимать во внимание торчащие вертикально вверх длинные прямые уши. Короткие, вооруженные когтями передние лапы зверь держал на весу, слегка покачивая ими из стороны в сторону, словно не зная, куда бы пристроить. Розовые миндалевидные глаза с большими круглыми зрачками, не мигая, смотрели на Сашу.

Приоткрыв пасть, зверь обнажил пару плоских, напоминающих лезвия топора верхних передних зубов.

– Хрум! – голос лесного гостя больше всего напоминал звук ломающихся костей. – Хрум!

– А-а-а! – завопила девочка, бросаясь к карете.

К несчастью, нежданная опасность застала ее у противоположной от дверцы стороны.

Оттолкнувшись могучими задними ногами, зверь прыгнул, одним скачком преодолев расстояние, отделявшее его от Саши. Мелькнула когтистая лапа, но, вовремя пригнувшись, девочка уклонилась от ее удара и шмыгнула за угол кареты.

– Хрум! – обиженно раздалось сзади.

– Хрум! – согласились спереди: с другой стороны беглянку поджидал еще один длинноухий зверь, пожалуй, даже немного крупнее первого, с более темной, почти бурой шерстью.

Путь к дверце кареты был отрезан, и Саша, попятившись, принялась медленно отступать к лесу, стараясь держать в поле зрения обоих лесных гостей.

– Хрум! – сказал серый, высовывая голову из-за кареты. В другой ситуации это смотрелось бы даже забавно.

– Хрум! – подтвердил бурый, группируясь перед броском.

Метнувшись к ближайшему дереву, девочка ухватилась за нижнюю ветку, извиваясь, вскарабкалась на нее, выпрямилась, дотянулась до следующей и, перебирая ступнями по стволу, взобралась выше. Раньше ей никогда не приходилось лазать по деревьям, но зато имелся богатый опыт подъемов с тяжелой ношей по лестнице хозяйской усадьбы.

Бурая туша пронеслась в считанных сантиметрах внизу. Нижняя, только что покинутая Сашей ветка с треском обломилась, отлетев в сторону. Девочка, впрочем, уже карабкалась на третью.

– Хрум! – недовольно заявил промахнувшийся зверь.

– Хрум! – его приятель вперевалку подошел к дереву, поскреб кору когтями передних лап и затем без какой-либо заметной изготовки подпрыгнул вверх.

Саша к этому моменту поднялась еще на добрый метр, и зверь ее снова не достал.

– Хрум!

Бурый длинноух, как назвала его про себя девочка, присоединился к товарищу, усевшись с другой стороны от дерева. Серый снова подпрыгнул, но лишь снес ушастой головой еще одну ветку. Тогда, видно, поняв, что так жертву не достать, он пригнулся к стволу и вгрызся в него своими исполинскими зубами.

Дерево качнулось, и, чтобы удержаться на ветке, Саше пришлось изо всех сил вцепиться в нее руками. Длинноух чуть отстранился, словно оценивая результат своего труда. На стволе – сверху девочке было хорошо видно – появилась глубокая зарубка.

– Хрум! – похвастался серый.

– Хрум! – поддержал его бурый.

С этого момента они взялись за работу вдвоем. Дерево затряслось, будто желая поскорее сбросить с себя назойливую девочку и тем самым откупиться от лопоухих дровосеков, но Саша впилась в спасительную ветку словно клещ. Вот только едва ли это могло ее теперь надолго помочь – за пять следующих минут длинноухи на пару прогрызли толстенный ствол почти на треть. Еще немного – и она так или иначе окажется внизу – одна или вместе с поваленным деревом…

Саша затравленно огляделась вокруг. Что же делать?! Перебраться на соседнее дерево? Нет, все они слишком далеко – хоть и соприкасаются ветвями, концы у тех слишком тонки, чтобы выдержать ее вес. Хотя вон та боковая ветка – кажется, она покрепче прочих. Если перебраться на нее, проползти, сколько возможно, а потом ухватиться вон за ту лиану…

Возможно, этот план и был хорош, но, увы, крах поджидал его уже в самом начале. Ветка, по которой планировала двигаться Саша, оказалась сплошь покрыта налетом какой-то белесой слизи, издали почти незаметным. Стоило девочке ступить на нее, как нога соскользнула, а тут еще все дерево в очередной раз пошло судорогой, и вместо того чтобы ухватиться за удобно торчащий сучок, Саша поймала ладонью воздух. В следующий миг она уже с воплем падала вниз.

Разбиться она не разбилась, приземлившись аккурат на голову серого длинноуха. Взбрыкнув, тот метнулся в сторону, напуганный, видать, не менее девочки, сброшенной таким образом на траву. А вот его бурый дружок и не думал удирать. Высунув морду из-за ствола, он неторопливо втянул под губу плоские резцы-топоры, и тут же их место в открытой пасти заняли острые изогнутые клыки.

Не в силах уже даже кричать, Саша зажмурилась, да еще и ладонями глаза закрыла.

Поэтому того, что произошло затем, она не видела, только услышала гулкий, леденящий кровь свист, а затем шум, словно от упавшего с верхнего яруса амбара мешка с мукой. Потом снова свист – и снова шум падения. И после – невероятная, оглушительная тишина.

Выждав несколько секунд и поняв, что, вопреки ожиданиям, все еще жива, Саша неуверенно отняла от лица правую ладонь и приоткрыла один глаз. Бурый зверь лежал навзничь на траве, и из-под обвисшего уха у него торчало оперенное древко стрелы. Не поворачивая головы, девочка скосила глаз в сторону: серого длинноуха видно не было – ни живого, ни мертвого, – зато возле дверцы кареты стояла темная, закутанная в плащ фигура в капюшоне – без сомнения, человеческая. В руках у фигуры был разряженный легкий охотничий арбалет, еще один, также со спущенной тетивой, валялся рядом на траве.

– Не бойся, – проговорила фигура, явно обращаясь к Саше. – Наплитанские кролики очень ревностно стерегут свою охотничью территорию. Другой взрослой пары нет, по крайней мере, в радиусе десятка миль.