Вечером он едва находил в себе силы заползти в спальный мешок и буквально отключался от реальности — нудная и не слишком, казалось бы, обременительная работа к концу дня изматывала не только его, но и Санджифа. К вечеру тот держался, казалось, на одном чувстве долга, а петербуржец — на одном упрямстве. Поэтому, когда в очередной раз ночью его попытались разбудить, он просто проигнорировал эту попытку. Попробуют и перестанут, увидев, что он не здесь, что он утонул в бесчувствии. Пусть ищут других идиотов.
Но, потерпев первую неудачу, таинственный мучитель не оставил своих попыток. Невозможно спать, когда тебя трясут за плечо, и сознание постепенно вернулось в тело Ильи.
— Вставай! — окликнула его госпожа Шаидар. — Давай же!
Он поднялся, едва способный разлепить глаза, да и то не до конца.
— Что случилось?
— Выбирайся из палатки и жди меня. Пара минут тебе на сборы.
— Что брать-то?
— Что ты обычно в бой берёшь? Не забудь перчатки и оружие.
Илья с трудом вспомнил, о каком оружии вообще идёт речь. Он как-то привык, что Санджиф постоянно таскает при себе оружие, и точно так же привык, что у него-то при себе ничего подобного нет. А потом вспомнил, что несколько дней назад, перед самым обрядом помолвки с ещё не рождённой дочерью господина Даро, ему был вручён меч, лёгкий — как раз ему по руке, не слишком богато украшенный, но красивый той изысканной строгой таинственной прелестью, которая таится в любом оружии.
Тогда юноша воспринял этот подарок лишь как символ. Чему удивляться, все представители местной знати носят мечи, а он теперь вроде как жених леди из аргетов, должен соответствовать. Разумеется, ему лестно было держать в руке такую красивую, ценную и серьёзную вещь, но он как-то не отдавал себе отчёта в том, что предмет этот — не просто пафосная штуковина, а реальное оружие, которым можно убить. Если, конечно, уметь им пользоваться.
Теперь, с трудом вспоминая, куда он его засунул, принялся шарить в пожитках. Санджиф, снова пришедший в себя намного раньше него, сам протянул ему клинок в ножнах.
— Я не представляю, как тебе удаётся так легко вскакивать по утрам? Ты же устал не меньше, чем я, — с трудом выговаривая слова, спросил юноша. — Или у аргетов потребность в сне меньше?
— Аргеты, как и аурисы, бывают разные. Но в целом нам требуется больше времени на сон, чем вам. Не зря же у нас ночи длиннее, чем в вашем мире.
— Тогда как тебе удаётся?
— Привычка подчинять свои желания обязанностям. Дети лордов получают особенное образование. Каждый из нас должен помнить, что на первом месте должно стоять выполнение своего долга, а уж потом — всё остальное. Вроде «могу — не моту». Преимущества всегда ведут за собой и обязанности.
— Блин, я уже сомневаюсь, хочу ли быть одним из вас.
— Поздно, — усмехнулся бледный до зелени Санджиф и разлил по двум крохотным кружечкам содержимое термоса. — На. Полегчает.
Это оказался кофе, крепкий и качественный, который действительно взбодрил не хуже пощёчины. Сразу стало тепло, и пальцы уже лучше сгибались на ножнах меча. Спешно натягивая перчатки, Илья выскочил из-под полога палатки, ожидая морозного удара в лицо. К его удивлению, мороз показался ему чуть слабее, чем раньше. Самую чуточку, но всё же ощутимо.
— Долго копаешься, — бросила ему госпожа Элейна. — Бегом за мной.
— А что такое?
— Все вопросы в воздухе.
Он повиновался. В полутьме, едва оживляемой огоньками магических ламп, фигуры людей казались обрывками сумрака, в отличие от него, весьма плотными и способными ругаться сквозь зубы при столкновении. В какой-то момент пропавшая было в сутолоке леди Шаидар снова появилась и схватила Илью за руку. Дальше он уже мог свободно болтаться за нею и не бояться, что пропадёт в этой угрожающе-смутной темноте, полной людей, которые, в отличие от юноши, прекрасно знали, зачем нужна эта суета.
Он почти уткнулся в Феро и узнал его только по пронзительному шипению, которое мигом приглушила ладонь госпожи Элейны. Илья на ощупь нашёл своё место и взгромоздился на седло, затянул ремешки вокруг пояса. Виверн как всегда стартовал неожиданно.
— Нервничает, — объяснила женщина, чуть обернувшись, чтоб ветер снёс звук её голоса как раз куда надо. — Из-за раннего вылета.
Ночь царила вокруг — ни искорок звёзд, ни намёка на рассвет, и даже огни лагеря пропали в дымке, словно и не было ничего снизу. Казалось, что они несутся сквозь ледяную пустоту, встречающую их неласково и предостерегающе, перехватывающую дыхание и сулящую малоприятные открытия.
— А что случилось? — крикнул Илья, не рассчитывая, что услышит ответ.
— Обычный военный приём, — отозвалась она. — Внезапное нападение всегда начинается ранним утром, часа в четыре. Когда сильней всего хочется спать.
— Так мы нападаем? — он приободрился.
— Война и есть череда нападений, сменяющихся обороной вслед контратаками. Обычное дело. Есть предположение, что противник не просто знает, где расположился наш лагерь, но и собирается его атаковать. Наша задача — опередить.
— А если окажется, что ничего он не планировал?
— Риск есть всегда. В этом случае будем выкручиваться по ситуации.
— А почему тогда меня не оставили в лагере?
— В лагере сейчас остались только тяжелораненые и те, кто их охраняет. Остальные все идут в атаку. А что делать… Концентрация сил на небольшом пространстве и продуманный удар — основа основ тактики. А как следствие — и стратегии.
— Я-то что должен делать?
— Не удаляться от меня и Феро. Даже если придётся принять участие в бою, ты должен находиться под защитой. Рядом обязательно должен быть кто-то. Нас с тобой в этом сражении сопровождает несколько людей лорда Даро и его сын.
— Саф?
— У господина Даро нет другого сына. Ну хватит болтать. Поговорим после сражения, если выживем, — и рассмеялась, как только она умела, сводя на нет весь неприятный смысл сказанного.
— Оптимистично, — проворчал юноша, но и сам не мог не улыбнуться.
Они неслись сквозь темноту и морозную пустоту слишком долго — так показалось напрочь замёрзшему Илье. Потом тьма вдруг расступилась, и посветлевшее небо опоясало радужное сияние, наливавшееся густотой буквально на глазах. До рассвета было ещё далеко, но он уже поманил ранних пташек своей близостью и той красотой, которую обещал. Виверн вдруг рухнул вниз, и юноша едва сумел сдержаться и не вскрикнуть.
Он не видел и не мог видеть земли, может быть, поэтому совсем не испугался. Госпожа Элейна, ещё секунду назад сидевшая в седле, поднялась во весь рост, и в какой-то момент её стек даже задел петербуржца за колено. Только тогда он осознал, что чудесное существо не просто падает, а искусно маневрирует, и уворачивается оно от других виверн, часть из которых летела ему навстречу, а часть — в том же направлении, что и оно.
Мгла не рассеивалась, однако в какой-то момент Илья почувствовал близость магии, а потом оттенки энергий, которые воспринимал только он, проросли смутным сиянием сквозь утренний морозный туман, оседающий на одежде мельчайшей изморозью. Что-то творилось далеко внизу, на земле. Ещё через несколько мгновений юноша понял, что внизу идёт магический бой, и пускаемые в ход заклинания ничуть не менее сокрушительны, нежели боевые снаряды тяжёлых пушек или установок залпового огня.
Единственное отличие состояло в том, что по-настоящему умелый маг имел шанс защититься от этой сокрушительной мощи, а на родине Ильи в эпицентре взрыва защититься от него не мог ни один, даже самый ловкий и опытный боец.
Ветер гудел в виверновых крыльях, и казалось, что сквозь пространство движется не привычное уже его глазу чудесное крылатое существо, а неведомый живой музыкальный инструмент. Юноша, вместе с ним летевший к земле, испытывал дикое ощущение азарта, мучительного и приятного, и захлёбывался им, как хлещущим лицо ветром. Момент, когда полёт выправился и превратился из вертикального в горизонтальный, стал мигом облегчения и разочарования одновременно.