Заметив посеревшую секретаршу, молча показал ей на дверь. И та тут же благоразумно ретировалась. Добролюбов же подвинул к себе ближе телефонный аппарат, взялся за трубку, поднял ее и… также молча положил.

— Хм…

Хотя возмущение его еще не отпустило, но его накал явно спал. Вернулось и благоразумие, которое советовало не торопиться. Можно было и дров наломать. Ведь, приказ появился не сам по себе, а кто-то ему помог дойти до самого верха и оказаться здесь, в гимназии. Добролюбов, когда-то служивший в одном из министерств, прекрасно знал «внутреннюю кухню» и понимал, что все это было не с проста. Такой приказ наверняка был с кем-то из самого верха согласован. Может быть даже с самим…

— Да уж…

Снова взял лист в руки и в очередной раз принялся его изучать. Приказ, по-прежнему, недвусмысленно указывал принять на обучение мещанина Рафаэля Станиславовича Мирского. Ничего не изменилось.

— Мирский… Хм.

И тут до него доходит, что фамилия будущего гимназиста в точности соответствует фамилии грозного главы Отдельного корпуса жандармов Мирского Михаила Павловича. Значит, родственничек! Может даже нагуленный на стороне сынок! Очень даже может быть!

Правда, ему и в голову не пришло, что могло иметь место обычное совпадение. Просто в канцелярии сиротского приюта дама, которая оформляла нового сиротку, имела в тот момент романтическую связь с одним молодым человеком, имевшим фамилию Мирский. Вот она и дала такую же фамилию новому воспитаннику, чтобы лишний раз вспомнить свою любовь. Но откуда было это знать директору гимназии?

— Вот так значит. Решил свою кровиночку пристроить. Смотри-ка, ничего не боится. А что на такое высший свет скажет?

Хотя, что ему высший свет? Он же глава Отдельного корпуса жандармов. Прикажет, и у любого начнутся такие проблемы, что лучше самому с повинной идти и в ножки кланяться.

— Так… Надо на этого Мирского самому посмотреть, — наконец, решил он.

С этими словами поднял голову к большим настенным часам, занимавшим едва ли не весь угол кабинета. Стрелки уже показывал десять часов утра, что означало начало занятия. Значит, поговорить с новым гимназистом можно будет чуть позже.

Скривившись. Добролюбов покачал головой. Не очень хотелось ждать. Больно уж дело выходило любопытным, попахивающим большими тайнами. Но порядок есть порядок. Тем более он сам его установил.

Тогда можно пока пройтись по территории. Совершить, так сказать, небольшой обход, чтобы лишний раз все хозяйским взглядом проверить.

Поднявшись из-за стола, директор выпятил вперед живот и пошел к двери кабинета. Но едва коснулся дверной ручки, как та рванула прочь от него.

— Михаил Валентинович! — на пороге, словно из неоткуда, вдруг возникла секретарша с выпученными глазами и раскрытым ртом. Зрелище не для слабонервных. — Депеша из канцелярии министерства просвещения и общественного призрения!

Она махнула небольшим листком, видимо только что полученным по телеграфу.

— А это депеша из канцелярии министерства внутренних дел! — взмахнула вторых листком. — Написано, что сегодня к нам с визитом министры прибудут…

Признаться, директору, как и его подчиненной, тоже не по себе стало. С чего бы это без всякого приглашения аж два министра приедут⁈ Они и одного-то никогда не видели. Зачем⁈

Видимо, этот вопрос у Добролюбова оказался на лице нарисован. Девушка тут же сориентировалась и, вцепившись в одну из депеш, начала ее зачитывать:

— … Его Высокопревосходительство прибудет с визитом для награждения гимназиста Санкт-Петербургской императорской гимназии почтенным знаком святой Ольги за спасение страждущих при пожаре… — девушка взяла другую депешу и начала ее читать. — … Его Высокопревосходительство прибудет с визитом для награждения воспитанника Санкт-Петербургской императорской гимназии медалью «Заусердие на пожаре»…

В этот день размеренная жизнь Санкт-Петербургской императорской гимназии, остававшаяся таковой даже в дни больших праздников, таких например, как день именин Его Императорского величества, нарушилась. Изменения, видимые и невооруженным глазом, заметили даже учащиеся, которые сразу такое чувствуют.

Центром беспокойства, как это ни странно, оказался кабинет директора, от которого тревога волнами расходилась по всей гимназии. Это было тем более удивительно, что Михаил Валентинович Добролюбов всегда отличался невероятной выдержкой и сдержанностью. Никто за последние несколько десятков лет не мог похвастаться, что видел его встревоженным или беспокойным. А тут директора несколько раз видели несущимся по коридору и что-то бормочущим себе под нос. Его лицо при этом было поразительно красного цвета, что само по себе было более чем настораживающим.

Небольшая группка третьекурсников, расположившаяся в глубоких диванах в просторной зоне рекреации, с интересом наблюдала за поднявшейся суетой. То и дело отвешивали соленые шутки, ехидно посмеивались, громко фыркали.

— … Ха, Евген, видел⁈ У дирека репа реально, как свекла!

— … Синьор-помидор, мать его! Уссаться, народ!

— … А Фекла свет-Сидоровна, чуть не грохнулась! Херли в такой юбке приперлась⁈

Верховодил в этой компании, державший в напряжении всю гимназию, великий князь Алексей Сабуров, приходящийся племянником самому Его Императорскому величеству. Это был высоченный блондин атлетического телосложения в идеально сидящем на нем темном костюме, на плечи которого небрежно ложились пшеничного цвета кудри. Тонкие черты лица, казавшегося ангельским, немного портила презрительная снисходительная ухмылка. Казалось, он уже все видел, все слышал, все знал, и его уже ничем в этой жизни не удивить.

Рядом, прильнув к его боку, держалась жгучая брюнетка с точенным кукольным личиком, в котором остро чувствовалась рука талантливого мага-пластика. Глядя на блондина, снова и снова старалась принять такую позу, которая бы выгодно подчеркивала ее девичьи прелести: налитая грудь с вызывающи торчащими сосками, тонкая талию, крутые бедра. Чувствовалось, что урожденная баронесса Агнешка Кшештинская из старинного польского рода положила не только глаз на князя, но и все остальное.

Напротив развалились на диване их подпевалы: здоровенный коротко стриженный амбал граф Евгений Воротынский с невыразительным лицом, смуглый худой горец князь Аслан Загитов с жутковатым глубоким взглядом, и громко хохочущая блондинка между ними, Кира Штамп, наследница одного из прусских королевств. Словом, компашка подобралась родовитая, с хорошо развитым магическим даром и еще большими претензиями, оттого и ставящая себя выше всего и вся.

— … Слышь, Агни, ты новенькую видела уже? Нет? Ты чего! — блонди жеманно прикрыла рот ладонью. Мол, даже поверить в это не могла. — Лохушка, как пить дать! А брошку такую на себя напялила, что у меня даже слюньки потекли. Поди, ее папашка подсуетился, когда кого-то из б[о]льших сажал. Правильно про этих жандармов говорят, что они не прочь и замараться… Слушайте, а может потроллим ее⁈ Такая клеевая развлекуха может получиться, что закачаешься!

Ее подружка чуть поджала губы и неопределенно покачала хорошенькой головкой. Поразвлечься, конечно, хотелось, но как-то немного тревожно было на душе. Новенькая все же была дочкой самого Мирского, главы Отдельного корпуса жандармерии столицы. И шутки над дочерью такого человека могли оказаться не самой хорошей идеей.

— Хм, занятно, — лидер компашки вдруг оживился. На лице появилась заинтересованность, загорелись глаза. — С такой овечкой мы еще не игрались. Может быть очень интересно.

Действительно, издеваться над слабыми и беззащитными легко, но уже не интересно. Совсем уже никакого удовольствия. Скучно, пресно. А хотелось чего-то остренького, чтобы щекотало нервы. Пожалуй, Елизавета Мирская могла бы стать достойной добычей для них. Хорошая овечка, как они называли своих жертв.

— О-в-е-ч-к-а, — медленно по буквам произнесла блонди, хитро поглядывая на остальных. — Овечка…