Интересно, о ком это он?

Потом было гудение движка и стрекот вертолетного винта.

Дева Мария, склонившись надо мной, искала вену, чтобы воткнуть в нее иглу капельницы. Обгоревший, израненный Куст в драном камуфляже, сидящий на пулемете у полуоткрытой двери, длинными очередями садил по чудовищным птицам с черными перьями. Птицы били по обшивке стальными клювами, а сидящие у них на спинах обнаженные амазонки хохотали и потрясали копьями.

Странно, мы же похоронили Куста…

А потом наступила темнота. Полная, беспросветная. Без полетов по светящимся тоннелям и фантасмагоричных видений.

Боль отступила, и я, наконец, смог расслабиться и перевести дух. Тогда Голос проявился во второй раз. Теперь никакие посторонние звуки и события не мешали ему вещать.

Правда, услышанное было настолько фантастическим, что я решил, будто на фоне всего происходящего сошел с ума. Но чем больше Голос говорил, тем больше мне хотелось поверить в его слова. Где-то в глубине затуманенного сознания начинал робко разгораться слабый огонек надежды.

Человеку всегда очень хочется верить в лучшее. Это часть его природы. А уж в ситуации, когда само существование висит на волоске, поверишь во все, что угодно. Даже в такую дичь.

***

— То есть, шансов на то, что он очнется, совсем нет? — Симпатичная медсестра, стоя у кровати, смотрела на тонущее в бинтах тело с явным сожалением. Впечатлительная. Вон, прямо слезы на глазах. Молодая еще.

Пожилой врач тяжело вздохнул, поправил очки на переносице, и устало проговорил.

— Увы. Мозг поврежден слишком сильно. Вот, смотрите, — врач показал на монитор энцефалографа. — Он в глубокой коме, и не способен осознавать происходящее. Он не видит и не слышит нас.

Ну офигеть теперь! Не видит и не слышит. А что я сейчас делаю-то?

Я поднялся выше и сместился медсестре за спину, так, чтобы видеть монитор энцефалографа. Нихрена не понятно, если честно, но не доверять словам доктора повода нет. Хрен поймешь, но здорово, как говорится. М-да. Я перевёл взгляд на тело, к которому подключён этот самый энцефалограф, и поморщился. Да уж, так себе картина. За бинтами и гипсом тела самого и не видно. Впрочем, мне его особенно рассматривать и не надо, и так знаю до последней черточки. В конце концов, я в нем тридцать пять лет прожил.

— Медицине известны случаи, — продолжил, между тем, врач, — когда больные выходили из глубокой комы после таких повреждений, и они даже не сказать, чтоб редки... Но есть один тонкий момент. Даже если... — врач запнулся и бросил взгляд в бумаги, — даже если Дмитрий Валерьевич очнется, он...

— Будет овощем? — «подсказала» медсестра. Врач удивлённо вскинул брови, явно не ожидая услышать подобного от миловидной блондинки, но этим и ограничился, в остальном удивления не выказывая.

— Если коротко, то, пожалуй, да. Сохранятся только базовые инстинкты. По факту... — врач ещё раз тяжело вздохнул, и, собравшись с духом, закончил. — По факту, пациент уже мёртв. Как полноценный человек, я имею в виду. Он не сможет осознавать действительность, не сможет двигаться, говорить, узнавать людей и предметы...

Услышанное ударило по ушам, а в голове где-то на фоне заиграл знакомый мотив: «Я не верил, что я мёртв, я слышал брань и плач, видел, как над телом там внизу шаманил старый врач...». Правда, что-то ни брани, ни плача не наблюдается, да и шаманить никто не спешит. По ходу, и правда, шаманить уже нечего.

— Угу, — девушка кивнула. — И... Когда его отключат?

Явно не ожидавший такого захода врач вздрогнул.

— В смысле «отключат»?

— Ну, если он, как вы сами сказали, фактически мёртв, то зачем все это? — девушка широким жестом обвела многочисленные аппараты, поддерживающие жизнь в моем изломанном теле. — Это, наверное, ещё и ужасно дорого ведь?

Сняв очки, врач протёр их полой халата, и заговорил сухим, официальным голосом.

— По закону, пока не зарегистрирована смерть мозга, никто не имеет права отключить пациента от оборудования жизнеобеспечения. Даже с согласия или по настоянию родственников. А что до дороговизны — у пациента оказалась очень хорошая, дорогая страховка. Кажется, он... — врач чуть не сказал «был», но вовремя поправился, — очень предусмотрительный человек.

— Да уж, — медсестра шмыгнула носом. — Жалко. Молодой совсем.

— Молодой, — доктор кивнул. — Толковый. Судя по бумагам — директор компании, связанной с оборонкой. Какие-то там перспективные охранные решения… К сожалению, двадцатитонной фуре плевать, кто в нее въезжает. Такие дела. Ладно, Катенька, заканчивайте с процедурами, и пойдем дальше, — врач поправил очки, сунул папку с документами подмышку и вышел из палаты.

— Ну что? Убедился? Можем вернуться к нашему разговору? — нужно отдать моему собеседнику должное: всё это время он успешно делал вид, что его здесь нет, позволяя мне как следует проникнуться ситуацией. Тактичный какой...

— Подожди, — буркнул я. — Дай ещё немного времени.

Приблизившись, я всмотрелся в лицо — по крайней мере, в те его участки, которые не были скрыты многочисленными бинтами и повязками. М-да. Если бы не куча оборудования вокруг, можно было бы подумать, что человек на кровати просто спит. Твою мечту! Ну как так-то вообще? Ведь еще с утра ничто не предвещало!

— Насмотрелся? Давай уже, принимай решение. Мне не очень легко здесь находиться, энергии много расходуется, — снова заговорил мой собеседник.

— Слушай, а я точно не могу здесь... Ну, воскреснуть там, очнуться, переродиться, в конце концов? — я с щемящей тоской смотрел на своё тело.

— Очнуться — можешь, — собеседник кивнул. — Будешь пускать слюну, ходить под себя и кушать через трубочку... Если повезёт. Тебе так хочется побыть в шкуре овоща?

— Для могущественной сущности из далёкой-далёкой галактики ты как-то очень уж по-нашему изъясняешься, — я скривился, как от зубной боли.

— А ты по-другому не поймёшь, — призрачная фигура напротив изобразила пожатие плечами. — В общем, думай давай. Времени нет. Решай, или я кого-нибудь другого найду. Кого-нибудь, кто не будет долго думать, что выбрать: растительное существование в хосписе, или невероятные приключения в полном сил, молодом теле в другом мире.

— Не найдёшь, — хмуро парировал я. — Сам сказал, что у меня уникальное совпадение ментальной матрицы. Один шанс на миллион.

— Ты гляди, внимательный какой, — усмехнулась фигура. — Запомнил.

— Да я вообще парень не промах... Был. Правда, как верно сказал док, фуре плевать…

— Бывает, — фигура развела руками. — Так что? Готов?

— Готов, готов, — пробурчал я. — Только давай-ка ещё разок проговорим всё. Ну, так, чтоб я уверен был, что ничего не упускаю.

— Ну, давай, — мой собеседник терпеливо вздохнул. — Значит, так. Начну с самого начала…

Я проснулся совершенно чумным, и некоторое время лежал на спине, не открывая глаз, и переваривая подробности идиотского сна. Вот же чушь-то, а? Авария, кома, голос неведомого существа из далекого космоса… Вроде и не пил ничего перед сном забористого... Это ж надо такое придумать. Воистину мозг человека — неизведанная штука. Как подобное вообще в подсознании могло зародиться?

— Дэймон! — по ушам ударил звонкий девичий голос. — Ты чего до сих пор в кровати? Решил Инициацию проспать?

Что-о-о???

Я рывком сел на кровати и открыл глаза. Твою мечту! Это еще что такое?

— Ты чего валяешься? Подъем! Церемония через час начнется!

Источником шума была девица лет девятнадцати-двадцати, ворвавшаяся в помещение, подобно урагану. И ее внешний вид окончательно убедил меня, что увиденное отнюдь не было дурным сном. Ну, или я все-таки еще не проснулся.

Выглядела девица так, будто явилась в мою спальню прямиком со съемочной площадки фантастического фильма. Штаны и куртка из кожи и чего-то, крайне напоминающего латекс, обтягивали ладную фигурку, как перчатка, а внушительное декольте, открывающее пышную грудь, давало понять, что роль в этом фильме она играла явно не второго плана: второстепенных героинь костюмеры одевают попроще. Наряд дополняли высокие ботинки с зажимами вместо шнурков и широкий пояс с множеством подсумков.