Словом, нечего было стоять здесь перед клиникой и слезы лить. Сделанного все равно уже не воротишь. Нужно было быстрее идти в банк и писать отказную бумагу, чтобы пени не стали начислять. Они ведь там так хитро договор займа составили, что просрочкой посчитали даже не день, а час.

— Иду, Лизонька, иду.

Виновато улыбнувшись, мужчина пошел ловить извозчика. Ведь, до банка был не близкий путь. У самых императорских пристаней находился, на отшибе. Пешком туда добираться, ноги сотрешь.

— Вот же незадача, — бормотал он, то и дело взмахивая рукой. Пытался, внимание к себе привлечь. — Все мимо и мимо. Куда они все так несутся⁈

Придерживая большой коричневый портфель из телячьей кожи, Зарубин припустил по улице так быстро, как только мог. Может дальше получится извозчика поймать.

Больше двух верст бежать пришлось. Взмок, как цуцик, пот рекой лился. Уже едва ноги волочил, того и гляди без сил свалится.

— Боже, сдохну сейчас, — шатаясь, Зарубин оперся на каменную стену из розового гранита. Чувствовал, что вот-вот выплюнет свою легкие. — Тяжко-то как…

И в этот самый момент его, к счастью, заприметил извозчик, заросший по самые брови черной бородой. Детина тут же залихватски свистнул и обрадовано загоготал. Похоже, давно клиента ждал.

— Садись, господин хороший! Сенькой меня кличут. Почитай уже, пятеро годков по столице людей вожу. Куды скажешь, туды и поедем, — голос у извозчика оказался густой, тяжелый, давящий. — Куды, говоришь? К пристаням? Гривенек давай. На самую окраину ехать.

Получив серебристую монетку, бородач гаркнул на свою лошадь, пуская ее вскачь. Так с места рванул, что у Зарубина едва шапка с головы не соскочила. Еле-еле успел ее схватить.

Но все равно не успел. Когда в банк вбежал, большие часы на стене уже показывали час дня с небольшим. Опоздал, без вариантов.

У управляющего при виде Зарубина тут же на губах зазмеилась ехидная улыбка. Похоже, уже начал барыши подсчитывать. Толстыми губами стал причмокивать, довольно вздыхать.

— Ай, как нехорошо, господин Зарубин! — управляющий вышел ему на встречу, вскидывая пухлые ручки. — Что же вы так опаздываете? Нельзя так к финансам относиться. Денежки ведь требуют самого серьезного к себе отношения. А вы?

Банкир несколько раз внушительно ткнул пальцем в сторону часов, большая стрелка на которых неумолимо ползла к двум часам по полудня. Все было ясно без слов: он опоздал.

— Вы, господин Зарубин, нарушили одно из условий договора займа и теперь тело долга выросло за счет пени. Надеюсь, вы понимаете, что мы истребуем все до самого последнего рубля через суд, — все это управляющий высказал повелительным тоном. Он уже и не скрывал своего настоящему отношения. Всем видом показывал, что он здесь хозяин положения.

Доктор со вздохом кивнул. Конечно, понимал. С клиникой теперь точно придется распрощаться.

— А я думаю, что вы меня не понимаете. Ваш долг с этого полудня вырос вдвое. Да, да, именно так — вдвое! — улыбка у банкира стала еще шире. Видно было, что ему это доставляло настоящее удовольствие. — Вы разве не читали договор? Плохо, очень плохо, господин Зарубин. Нужно очень внимательно читать такие документы. Это очень важно. А вы все со своими клистерами и градусниками возитесь…

У Зарубина потемнело в глазах. Он вцепился в край массивного дубового стола, чтобы не свалиться на пол. Получается, его опять обманули. Подсунули бумаги с кабальным договором на получение займа. А он, дурак, тогда был на седьмом небе от счастья. У него даже вопросов не возникло, почему ему так быстро утвердили его займ. Радовался, что сможет родовую клинику расширить, нанять еще персонал, обновить оборудование, лечить еще больше людей. Господи, что он наделал…

— … Вы меня слышите, господин Зарубин?

Доктор открыл глаза и увидел перед собой довольное лицо банкира, которое едва не светилось от счастья.

— Я говорю, что очень переживаю за вас с Елизаветой Петровной, — управляющий облизнул губы. — Что вы теперь скажете вашей супруге? Как объясните такое несчастье? А ведь Елизавета Петровна особо очень чувствительная, переживательная, — голос у него почему-то задрожал. — Она такого никак не заслужила, господин Зарубин. Такую женщину нужно холить и лелеять, как самый прекрасный цветок. А вы, господин Зарубин, не понимаете этого или не хотите понимать. Вы совсем не цените своего счастья.

Управляющий подошел к двери своего кабинета и плотно ее прикрыл. После подошел вплотную к гостю и перешел на заговорщический шепот:

— Это ведь полное бесчестье, Михаил Евгеньевич. Вы это понимаете? Вы лишитесь не только клиники, но и вашего родового дома. Представляете, какими будут заголовки газет? Эти писаки забудут про вашу доброту и объявят вас мотом и пьяницей, который растратил все свое наследство. Вы представляете, что после этого случиться с Елизаветой Петровной?

Скрипнув зубами, доктор поднял голову. В его глазах стояли слезы, которые он и не думал скрывать.

— Что… Что мне делать? — еле слышно прошептал Зарубин, с надеждой смотря на банкира. — Скажи, я все сделаю…

Толстяк вновь облизнул губы, словно в предвкушении чего-то особенного.

— Я могу вам помочь… Могу войти в ваше положение. Правда, это будет не просто сделать. Мне придется пойти на некоторые нарушения закона, кое на что закрыть глаза, — банкир наклонился вперед. — Но я готов помочь. Только, Михаил Евгеньевич, вы тоже должны пойти мне на встречу.

У доктора надеждой вспыхнули глаза. Неужели, что-то можно сделать?

— … Елизавета Михайловна, очень… очень красивая дама. И если бы она проявила к моим ухаживаниям некоторую благосклонность, то я бы, конечно, подумал, как решить вашу проблему. Ну, вы меня понимаете?

Зарубин непонимающе качнул головой. Все еще не мог понять, чего ему хотел втолковать банкир.

— … Какой вы непонятливый, право слово. Я прошу немного, совсем немного. Пусть ваша супруга придет вот по этому адресу…

До доктора, наконец-то, дошло, что ему предлагали. Его лицо на глазах перекосилось, превратившись в оскаленную гримасу. Мгновенно с него слетела вся та наносная шелуха, которую называют цивилизованностью.

— Подлец! — вскрикнул доктор, со всем силы залепив банкиру пощечину. Аж ладонь отпечаталась на щеке. — Подлец!

Отскочивший в угол кабинета, управляющий банка тут же зашипел, как кобра.

— Разорю! На паперть пойдешь милостыню просить! А ее шлюхой сделаю…

Так случилось, что Рафи именно в этот день решил проведать сестру. Накупил целую корзину всяких сладостей, чтобы и ей, и ее новым подружкам в больнице досталось. Доктору Зарубину тоже презент прихватил — пару бутылок шустовского коньяка. Денег уже пробовал давать, так тот его отругал за это.

— Ничего, ничего, я ему все равно денег на клинику подкину. Не получилось так, получится по-другому, — бормотал парень, крепко прижимая к себе корзину со сладостями. Пролетку, ехавшую по улице, мотало так, что вылететь можно было. — Эй, потише там, не дрова везешь! — не выдержав, крикнул он в сторону широкой спины возницы. Но толку особого не было. Тот, словно ничего не слыша, вновь гаркнул на лошадь, заставляя ее прибавить шаг. — Тише, говорю!

Хотел уже выдать что-нибудь «покрепче» и даже рот раскрыл, как пролетка едва не колом встала. Из-за узкого проулка на дорогу бочка выкатилась, заставляя прохожих отходить в стороны. А какой-то мастеровой на дорогу отпрыгнул, где его пролеткой чуть и не сшибло.

— Куды прешь, дурень⁈ На погост захотел⁈ — гаркнул на незадачливого мужичка возница, грозя ему плеткой. — Все, господине! Дальше не проехать. Там уж два дни, как столпотворение. Клиника съезжает, нашинских там полно.

Рафи, занятый своими мыслями, кивнул. Бросил ему два гривенника, которые возница ловко поймал. Чувствовалось, что такое упражнение ему не в новику. Наловчился.

— Эй, землячок, подожди! — до Рафи вдруг дошло то, что ему сказали. И он с недоумением застыл у пролетки. — Чего ты там говорил? Давай, давай, все выкладывай! — он «засветил» еще одну медную монетку, показывая, что готов и ее отдать. — В накладе не останешься!