А троица надзирателей с невероятно равнодушным видом продолжали конвоировать его по коридору. Даже ушами не вели на его выкрики о всех этих деньгах.

— Уроды, вы знаете, кто за меня впишется? Самый главный жандарм! Ясно! Мне сам Мирский должен! Я же его дочку спас! Дайте мне позвонить! Черт! Придурки! Совсем пропили свои мозги! Мирский же вас вздернет…

Одного из конвоиров, наконец, надоели эти крики и он резко ткнул заключенного в бок. От сильного удара того сильно приложило о стены.

— Заткнись, — прошипели в его сторону. — Здесь не любят таких крикунов. Вырвут язык и выбросят собакам. А про его превосходительство еще хоть слово скажешь, сами язык вырвем. Это ведь ты, сука, его дочь украл и хотел убить! Душегуб проклятый! Я бы тебя сам тут придушил, чтобы другим неповадно было! Понял, сучий потрох?

Услышав это, заключенный сбился с шага и свалился на каменный пол. Но тут же вскочил с бешеными глазами и снова принялся орать:

— Суки! По беспределу закрыть хотите⁈Твари!

Но конвоиры больше и не думали церемониться. Снова, как и в прошлый раз, ему врезали по печени, заставляя с кряхтением привалиться к стене. После приложили пару раз прикладом карабина по роже, разбивая в кровь нос и губы.

— Чтоб вы сдохли…

Добавив на последок еще пару раз, они успокоились и, подхватив заключенного за руки, потащили в камеру.

— … Зуб даю, это марафетчик. Видите, как беснуется. Ломка у него началась, оттого и на людей бросается.

— … Да, совсем малахольный, ирод… А говорили, лютый совсем…

— … Ничаво таперича шлепнут, злодея…

— … Туда ему и дорога…

По длинному сырому коридору Петропавловской крепости шли двое. Высокий господин кутался в теплый плащ, брезгливо оглядываясь по сторонам. Впереди него семенил пузатый тюремщик с огромной связкой железных ключей, то и дело угодливо оглядывавшийся назад.

— Что он?

— А что с ним будет, Ваше Высокопревосходительство? Поначалу шибко буянил. Орал так, что железо звенело. А как охрип, то и затих. Таперича совсем шелковый.

— Били поди, — тот, кого назвали Высокопревосходительством, скорее не спрашивал, а утверждал. — Надеюсь, хоть в сознании, а я вас знаю, стервецов. Все мозги выбьете…

— Извольте не сумлеваться, Ваше Высокопревосходительство, — тюремщик попытался выпрямиться на армейский манер, но не получилось — пузо мешало. — Как родненького сыночка били — мягонько.

У нужной двери пузач остановился и долго бренчал ключами, ища подходящий. Когда же нашел, то еще столько же пытался им попасть в замочную скважину.

— Что ты там возишься, собачий сын? — теряя терпение, буркнул господин. Не в его планах было тут задерживать больше, чем этого требовалось для дела. — Или думаешь, что больше делать нечего, чем здесь шляться?

С испугу тюремщик неловко дернул ключами и тут же их выронил. С извинениями поднял и снова начал копаться.

— Вот, вот, Ваше Высокопревосходительство, готовенько, — униженно кланяясь, тюремщик распахнул дверь. — Вон и сиделец. Живехонький, свеженький.

Сиделец, и правда, был «живехонький». Но свеженький ли, был большой вопрос. Судя по уже сходящим с лица синякам, били его не сегодня и не вчера.

— А ну встал, ирод! Не видишь, кто к тобе самолично пришел⁈ — войдя в камеру, прикрикнул пузан. При этом недвусмысленно показывал на свои кулаки. Мол, вот тебя что ждет в случае ослушания. — Быстро свои кости подымай!

Гость и сиделец молча уставились друг на друга. Ни тот ни другой не делали попытки заговорить.

— Жди за дверью! — господин кивнул тюремщику. Тот было заупрямился, сверкнувшие гневом глаза гостя мигом «вытолкали» его в коридор.

Как только в камере осталось лишь двое, заключенный поднялся с нар.

— За тобой услуга, господин хороший, — прохрипел Витян, сплевывая тягучую слюну. — Ты сам дал слово, никто тебя за язык не тянул. Так что за тобой должок…

Мирский, а этим важным господином, посетившим казематы Петропавловской крепости, был именно он, нахмурился и заиграл желваками. Не каждый день, его, имперского генерала так в грязь «макают».

— Выходит, гроша ломанного твое слово не стоит? — развязно ухмыльнулся сиделец, состроив издевательскую гримасу. — Значит, надо будет среди «деловых» людей слух пустить, что никакой веры тебе нет. У нас на улице самый последний босяк за свое слово пояснить может, — снова сплюнул, окидывая гостя презрительным взглядом. — Правду, значит, про всех вас говорят…

Но, если Витян рассчитывал на какую-то реакцию, то просчитался. Недовольство генерала было вызвано совсем другим.

— Закрой пасть, и не испытывай мое терпение! — Мирский подошел к нему вплотную. — Ты говоришь об услуге, так я ее уже тебе оказал.

Сиделец недоверчиво качнул головой, явно не понимая о чем идет речь.

— За участие в похищении представителя дворянского сословия, а также вымогательстве высшего должностного лица имперского органа власти, тебе грозило четвертование, — стоявший Витян при этих словах посерел и медленно опустился на нары. — По моему слову, наказание заменено на бессрочную каторгу. Хороша услуга?

Сиделец громко сглотнул и медленно растер рукой шею, словно на своей шее петлю ощущал.

— Хороша… Прямо по гроб жизни обязан, — прохрипел Витян с ухмылкой. И не понятно было, шутит он или серьезно говорит. — На всю жизнь запомню, господин хороший. Каждый день Бога буду молить…

Рафи открыл глаза. Прямо над головой висела золоченная люстра в виде бронзовых цветом со стеклянными лепестками. Взгляд скользнул влево и уперся в роскошную гипсовую лепнину, причудливой косичкой тянувшейся по потолку. Стены украшали зеленые обои с золотыми розочками.

— Где это я?

Обстановка совсем чужая. Ничего такого и близко не помнил. У него в комнате обычный деревянный потолок из потемневших от времени досок. Люстра простенькая с одним рожком, похожая на увядающий колокольчик. Здесь же все по богатому.

— Хрен поймешь, куда попал.

На клинику тоже не похоже. Никто в таких хоромах больных не держит. Получается, он у кого-то в доме находится. И вскоре его предположение подтвердилось.

— Кто идет, кажется…

Парень тут же закрыл глаза и притворился спящим. Вдруг что-то полезное узнает. Лишняя информация никогда не помешает.

— … Лизок, ты где там? Пошли твоего кавалера проведаем? — из-за неплотно прикрытой двери внушительно басил мужской голос.

— Батюшка! — это был уже возмущенный женский голос, принадлежавший совсем молодой девушке. — Что ты такое говоришь?

— А что так покраснела? Прямо как брюковка…

— Ну, хватит! Я не брюковка!

На губах Рафи появилась улыбка. Конечно же, он узнал эти голоса, принадлежавшие отцу с дочерью — генералу Мирскому и Елизавете. Вот, значит, в чей дом он попал после той схватки с спятившим Сабуровым и своим недавним другом Витяном.

В этот момент дверь скрипнула, пропуская высокого крупного мужчину в жандармском мундире. Из-за его спины незамедлительно выглянула девичья головка с длинной косичкой.

— Уже проснулись, молодой человек? — генерал прошел в комнату и остановился на ее середине. — Видишь, Елизавета, все нормально, — он повернулся к дочери, показывая на парня. — Успокоилась, а теперь марш к матери. Позаботьтесь об обеде. А нам с Рафаэлем нужно поговорить.

Та тяжело вздохнула и, прежде чем выйти за дверь, бросила на парня сожалеющий взгляд. Никак уходить не хотела.

— Я все знаю, молодой человек, — веско произнес Мирский, сев на стул у самой кровати.

Привставший было, Рафаэль чуть обратно на кровать не рухнул. Кто знает, что имел ввиду жандарм. А если это касается дел, которые он вел с Витяном? Или ограбление того купца или, вообще, подрыв воровских главарей? Тут каждое событие на полноценное уголовное дело с отягчающими обстоятельствами тянуло.

— Что с тобой? Тебе опять стало плохо? — всполошился генерал, заметив глубокую бледность на лице Рафи. — Я сейчас вызовы вра…