— О… — только и нашлась, что сказать Ржавикина. — Тогда желаю, чтобы ночь получилась волшебной.

— Не сомневаюсь, так и будет.

Анита тоже не сомневалась. Не потому, что Таналь Кассис был опытным женским угодником. Они стали больше, чем мужчинами и женщинами.

Ржавикина зашла в комнату, разделась, забралась под одеяло. И поймала себя на мысли, что пытается представить, каково это — любить там, в глубине? Сексуальный опыт у неё куда больше, чем у бывшей аутистки, но это ничего не значит. Нина Дорадо скоро узнает такое, о чём Анита может лишь фантазировать. Если ничего не предпримет.

Замирая от страха, она позвала: «Джеймс… ты меня слышишь?» — «Слышу», — тут же пришёл ответ. Продолжить Ржавикина не решилась, но Корриган и сам догадался: «Хочешь, чтобы я пришёл к тебе?» Анита облизнула вмиг пересохшие губы: «Да». — «Увы, в реале пока не могу. Высшие геополитические интересы стоят между нами». — Он помедлил, и когда Анита совсем уж упала духом, вдруг добавил: — «Но здесь, в глубине, между нами не стоит никто». — «Здесь и… это можно?!» — изумилась Ржавикина. «Ещё как! Если ты разрешишь быть твоим доминантом, разумеется». — «Разрешаю…» — «Вот и хорошо. Спи. Обещаю, ты увидишь волшебный сон».

Ржавикина усмехнулась. Как уснуть, когда возбуждена до предела? Она повернулась на другой бок, закрыла глаза, надеясь продолжить мысленный разговор, и… заснула! Сон её был сладким и крепким. Она не слышала, как в соседних номерах идут такие же беззвучные разговоры.

«Послушайте, Джеймс, я вот о чём думаю. Если я стану доминантом, то смогу возвращать к жизни своих людей. Но кто обеспечит бессмертие мне?» — «Для этого тебе тоже надо получить доминанта, брат Хао». — «Легко сказать. Где я его найду после возвращения в Китай?» — «До возвращения есть время. Если ты разрешишь…»

«Брат Джеймс, я понял, как построить в Индии человеческую сеть, то есть, доминант-дерево. Но как мне соединить его с вашим?» — «Для этого тебе нужно обзавестись собственным доминантом, брат Джаеш. Если разрешишь…»

«Эй, брат! Ты научишь меня…» — «Всему, чего пожелаешь, брат. Только разреши…»

«Джеймс, я боюсь, что не сумею вырастить собственное дерево…» — «Ты сумеешь, сестра. Давай попробуем начать сейчас. Разреши…»

Леночка просила сделать то, что потребует Танемото, и Коцюба ей обещала. Пришло время выполнять обещанное — ради неё, ради Вероники… и ради того, чтобы кошмар под названием «райская жизнь» закончился!

«Если человек выглядит, как Лесовской, думает, как Лесовской, помнит то, что помнил Лесовской, и считает себя Лесовским, то кто он, если не Лесовской? Всего перечисленного недостаточно, чтобы воссоздать личность. Но если человек дорог нам, мы храним часть его души в своей. И возвращаем, если потребуется», — когда-то сказал ей Корриган. Он не соврал, хозяева Лабиринта в самом деле «конвертировали» её любовь в живого и здорового Андрея. Ей вернули не дряхлого разочаровавшегося в жизни старика, а молодого, полного энтузиазмом Андрюшку, какого она знала до той злосчастной экспедиции «Христофора Колумба». Память о злоключениях на Вашингтоне и прочем Джакоб Бова ему оставил, но как-то расфокусировал, что ли. Словно случилось всё не с ним, а с героем одного из его романов. Андрей снова превратился в её ровесника, теперь навсегда. Коцюбе вечную молодость подарил креатрон Путников, Лесовскому же её обеспечивали технологии Лабиринта — и именно в этом крылся подвох! Корневые доминанты не ограничивали свободу её передвижения, не пытались принуждать к чему-то насилием или обманом. Елена сама, не понимая того, передала им в руки «пульт управления» собственными чувствами. Они не просто воскресили Андрея, они сделали его своим инструментом. Превосходным инструментом! Андрей мог существовать исключительно в пределах ментального пузыря, но уж тут он будет существовать столько, сколько понадобится, хоть тысячу лет, хоть миллион — терпение у Минотавра Лабиринта нечеловеческое. Бесконечный бег по кругу.

Однажды Елена не выдержала, заговорила об их нынешнем существовании. Андрей не понял: «Белка, ты что?! Помнишь, мы с тобой мечтали о Зазеркалье? О мире, где у людей нет злобы, нетерпимости, страха? Так это оно! Ты разве не чувствуешь, как легко здесь дышится? Я здесь написал больше, чем за всю предыдущую жизнь! Как жаль, что мы не сразу его нашли…» Он действительно был счастлив, не мог и не хотел видеть оборотную сторону «рая». Что она могла сказать ему на это? Когда-то они сбежали от спецслужб Евроссии, от любознательных вивисекторов пресловутого Сектора «сигма»… чтобы попасть в сети экзекутора куда более изощрённого. «Не я здесь задаю вопросы» — сказала Коцюба Леночке Пристинской. Сказала, чтобы не напугать, не убить в зародыше надежду победить. В этой фразе были и правда, и ложь одновременно. Она не задавала вопросов, потому что этого не требовалось. Ответ на любой вопрос Минотавр Лабиринта вкладывал в её сознание прежде, чем тот успевал сформироваться. Она ведь была его любимой игрушкой.

Джакоб Бова прожил долгую жизнь, сто двадцать биологических лет, оставаясь бодрым и полным сил — в его распоряжении были лучшие геронтологические технологии Земли. Но он хотел куда большего. Джакоб Бова искал, где проходит граница между личностью и неделимой сущностью, пытался понять, как личность связана с биологической оболочкой, как происходит взаимодействие на энергетическом, астральном, ментальном уровнях и главное — что есть смерть, а что — бессмертие. Именно он ввёл в обиход термин «доминант» и стал первых из них. Первым и на целое столетие единственным.

Попытки воскресить, «переподключить личность» тогда окончились крахом, теория «биологического терминала» оказалась ошибочной. Физическая оболочка была неотъемлемой частью человека. Отпочковавшаяся от вселенской сущности личность формировала её под себя, и любая другая оказывалась для её повторного воплощения неприемлемой. Идея выращивать клонов витала в воздухе, технологических препятствий у Фонда «Генезис» для этого не было, а прочие в расчёт не принимались. Но тела клонов оказались непригодными, как и все прочие. Следующую подсказку дала Эллис Малкольм: необходима не только генетическая идентичность носителя, но и его квантовое состояние. Догадка была гениальной, воскрешение удалось!.. Однако люди, вернувшиеся из информационной бездны, сходили с ума и умирали, исследования зашли в тупик. Тогда Джакоб Бова принял решение, ставшее судьбоносным. Он решил умереть, посчитав, что первопричина неудач — его закостеневший, утративший гибкость разум.

Но уйти, не передав накопленный опыт приемнику, он не хотел. Четыре года он выбирал мальчика с уникальными когнитивными способностями, чьи синаптические связи максимально соответствовали его собственным. Затем одиннадцать лет обучал его на всех уровнях познания. Имя, полученное мальчиком при рождении, не сохранилось в анналах Фонда. Личность наставника так глубоко отпечаталась в нём, что запомнили его как Джакоба Бову Второго.

Но при том он не был ни биологическим, ни информационным клоном своего предшественника. Это помогло ему направить исследовательские группы Фонда по новому, неожиданному пути. Разгадка предыдущих неудач была найдена: рождённый в кувезе клон обладал собственной личностью, и когда воскрешаемый пытался отобрать его физическую оболочку, битва заканчивалась гибелью обоих. Традиционные методы клонирования не годились, требовалось получить «ничейное» тело.

На решение задачи Фонд бросил все ресурсы и через восемь лет создал технологию, позволяющую добиться личного бессмертия. Однако владел нею единственный человек на Земле, единственный доминант — Джакоб Бова. Великая любовь заставляла его соединиться с тонкими телами тысяч своих ближних, он пытался всех их уберечь от смерти. Но силы человека не безграничны, Джакоб Бова надорвал их. По примеру учителя он готовил себе приемника, но дело до конца не довёл. И главное, не сумел передать ему доминант-узы. Новому президенту «Генезиса» пришлось многое навёрстывать самостоятельно, погружаясь в глубины сущего, чтобы добыть хранящуюся во вселенском архиве информацию и стать настоящим Джакобом Бовой — Третьим.