– Не смешно. – Бортинженер прошел в комнату и повалился в кресло. – Что тебя интересует? Давай выкладывай.

– Сесть не пригласишь?

– У меня нет желания играться! Хочешь говорить – говори, нет – можешь уходить.

– Ого! – Елена присела на диван. – Степан, давай поговорим спокойно, это очень важно.

– Спокойно?! А ты видела, что происходит с твоей подружкой? В подробностях?

– Но мы же не знаем, что это такое…

– Почему не знаем? Еще как знаем! Ты же вспомнила, как оно было на самом деле? И я вспомнил. И все стало на свои места! Это сначала я понять не мог. Знаешь, как я узнал, что со мной не все ладно? Я пригласил женщину, молодую, красивую, очень секси, – в отпуске я не отказываю себе в удовольствиях, потому как наше корабельное «меню» разнообразием не блещет. Только прокол у меня почему-то вышел!

Он говорил быстро, захлебываясь словами, отчаянно жестикулируя. Ему хотелось выговориться, выплеснуть все. А Елене оставалось слушать. И брезгливо морщиться.

– …Я ей сразу поверил, не первый год в космосе. Знаю, что оттуда можно привезти все, что угодно. И знаю, что делают с теми, кто «привозит». Поэтому собрал вещички и хода. Дольше двух ночей на одном месте не задерживаюсь, чтобы не сцапали. Но дальше – что?! От себя-то не убежишь! Я по пять раз в день меряю температуру, пульс, давление. Знаешь, какая у меня температура? Двадцать девять градусов. Сегодня утром набрал воды в ванну, лег на дно с головой, думаю, посмотрим, долго ли смогу не дышать. Сорок минут так пролежал, потом надоело. Нормально? Спокойно, да? – Маслов скривился. – Я сначала сообразить не мог, откуда оно взялось. Пока в мозгах что-то не щелкнуло. А теперь-то все понятно! Нарвались мы в том кратере, вляпались по самые «помидоры». Так что все, финита! Каюк! И выбор у нас небогатый: либо в одиночку загибаться, либо на Лунной базе, под присмотром врачей.

Он замолчал, и Елена тут же поспешила направить разговор в нужное русло:

– Степан, а что случилось в кратере? Почему ты начал звать на помощь?

С минуту бортинженер удивленно ее разглядывал.

– Разве Вероника тебе не рассказала? Чертово «облако» добралось до нас.

– При чем здесь «облако»? Оно было далеко, когда ты кричать начал.

– Какая разница, далеко-близко?! Там такая боль была адская! Сбежать бы побыстрее оттуда, а шлюпки нет!

– Может, ты увидел что-то, или почувствовал, или услышал – я не знаю, – до того, как сознание потерял?

– До того… Да, было ощущение, мерзкое такое, вибрация или очень низкий звук. Похоже бывает, когда стоишь на монолитной плите, а кто-то сдуру петрограф притащит и сейсмозондаж включит на полную мощность. Только еще отвратней. – Он помолчал. С сомнением посмотрел на гостью: – А ты не почувствовала? Или вас с Круминем вообще не задело?

– Не задело.

– Повезло. – Он зло хмыкнул. – Вывернулись, значит. Что ж ты мне байки о «провалах в памяти» рассказываешь? Это Круминь тебя подослал, да? Правду говори! Сначала сам звонил, разнюхивал, теперь тебя подослал. Вот сволочь!

У Елены челюсть отвисла.

– Ты чего?

– А то, что он подставил меня! Я не должен был вниз идти! Это его стерва на моем месте должна быть!

– Прекрати! – Коцюба не верила своим ушам. И это – Маслов? Блестящий красавец, любимец космофлота?! Да он в штаны наделал от страха. – Неужели тебе не стыдно? Ты же сам напросился!

– Да? А он и обрадовался, сразу согласился! Еще бы, нашелся дурачок, сам в пекло полез. Теперь я подыхаю, а они… в море купаются. Как они там, наслаждаются жизнью? Ой, нет, я ж и забыл, – они к себе Веронику привезли. Типа понаблюдать, чем это все закончится? И в медслужбу не сообщают, опасаются неприятностей. И не сообщат ведь, сволочи, пока не…

Он замолчал так резко, что Елена упустила, на какой именно фразе. Замолчал и уставился на нее.

– А ты?

– Что я?

– Почему ты молчала? Почему ничего не сказала еще в карантине? Или хотя бы когда Вероника загибаться начала? Почему? Нет, ты чего-то недоговариваешь! – Он в нетерпении подался к ней. – А ну рассказывай, что с вами было! Честно, так честно! Я тебе все выложил, теперь твоя очередь!

Рассказывать о себе этому слизняку не хотелось, но честно, так честно. Елена пожала плечами:

– Мы подлетели к кратеру и увидели, что вы лежите без сознания, а пена совсем близко…

– Дальше!

– Сели, чтобы подобрать вас, и в это время пена накрыла лагерь. Я тоже потеряла сознание и тоже забыла об этом происшествии. И Круминь забыл.

Лицо Маслова расплылось в плотоядной улыбке.

– Так и вы с Круминем попали в мышеловку? Сами в петлю сунулись? Ах, как благородно! – Он засмеялся. – Добро пожаловать в клуб зеленых человечков!

На его лыбящуюся рожу противно было смотреть.

– Чему ты радуешься?! – возмутилась Елена.

– Если вы с Круминем тоже наступили в это дерьмо, тогда не так обидно! Видела, что с подружкой делается? Следующая очередь – твоя!

Елена вскочила. Отвращение пополам с ужасом выталкивали ее прочь из этой комнаты.

– Ты просто трус, слизняк! Не верится, что с таким человеком я в три экспедиции ходила!

Она развернулась, бросилась к двери. Маслов смеялся ей в спину:

– Трус? Посмотрим, что будет с тобой через несколько дней! Как ты будешь корячиться от страха. Ты и сейчас боишься! Я хоть ничего не знал, пока не началось. А ты будешь заранее все знать! Ты же и прилетела ко мне, пытаясь найти соломинку, да? Нет соломинок, нет! Попала как кур в ощип! Вкусное сегодня было мороженое? Может, последнее?

Замок наконец поддался. Елена выскочила в коридор и захлопнула за собой дверь, обрывая взрыв истерического хохота.

Она шла по каким-то улочкам, не разбирая дороги. Разговор с бортинженером получился не таким, как она ожидала. Да и не разговор это вовсе – истерика перепуганного слизняка, наделавшего в штаны. Заразная истерика. Елену трясло, знобило, лихорадило. Самой хотелось рыдать и смеяться. «Нет соломинки, нет! Попала как кур в ощип!»

Она держалась из последних сил, пыталась доказать себе, что Маслов говорил глупости, что вовсе не алая пена причина страшной болезни, поразившей его и Веронику. Она ведь поняла это еще вчера, вычислила путем умозаключений! И прилетела за подтверждением. И Маслов подтвердил, кажется. Сказал что-то важное, надо только вспомнить его слова.

Елена присела на лавочку под выцветшими, поблекшими от жары деревьями. Что рассказал Маслов о случившемся в кратере? Он упоминал о петрографе, монолите, сейсмозондаже… Как-то эти слова были связаны с ней. И еще одно слово – пещера.

Воспоминание будто ударило изнутри. Резко, наотмашь. Коцюба откинулась на спинку лавочки, сжала ладонями виски. Блокировка в мозгу распалась окончательно. Картинка, всплывшая перед глазами, была четкой и ясной.

Казалось, лебедка остановилась. Исчез в темноте свод пещеры, затем и узкая полоса света в расщелине сошла на нет. Если бы не южная стена, которую Елена время от времени освещала, иллюзия бездны была бы полной.

– У меня все по-прежнему! Никаких изменений!

Свет фонаря рассыпался тысячами разноцветных брызг, – на южной стене громоздились друзы аметистов. Эх, жаль не достать, был бы отличный сувенир! Елена вздохнула с сожалением. А спуск все продолжался и продолжался. Какая же глубина у этой прорвы?

Вначале она не поняла, во что упираются подошвы башмаков. И лишь когда трос лебедки ослаб и начал собираться в кольца, опомнилась, закричала Круминю:

– Стоп!

Как же это получилось, что она дна не заметила? Отвлеклась? Нет вроде.

– Ты что, раньше не могла сказать? – сердито упрекнул Круминь.

Отвечать Елена не стала. Не могла она заранее предупредить, потому что не видела. И по-прежнему не видит. Внизу оставалась все та же черная бездна, только добавилось странное ощущение опоры под ногами. Даже трос отстегивать было боязно. Она присела, провела рукой по стекловидной поверхности. Что это такое? Ладно, сейчас приладим петрограф, проверим.