– Мне сегодня шубу доставили, как раз из того салона. – Лаура волновалась, даже губы облизнула. – Я проверила: заказ, оплата – все инкогнито. Но главное – сопроводительная текстограмма. Вот…

Она ненадолго исчезла с экрана, и Берг прочел:

«Зиму обещают холодную, одевайся теплее. Береги дочь, от нее многое будет зависеть».

– Ты беременна?! – Смысл записки шарахнул, будто током.

– Да. Я сделала экспресс-тест, как только это прочла. Результат положительный. Но это – сегодня! А в тот день, когда она шубу выбирала, никакой тест беременности не показал бы! И то, что это именно девочка будет…

– Но ты ведь была уверена, там, на пляже? – перебил Рихард.

– Разве это имеет значение? И что мне делать с шубой?

– Носить. – Берг попробовал улыбнуться, хотя на душе было совсем не весело. – Беречь нашу дочь.

– Мне страшно, – покачала головой Арман.

– Не бойся, все будет хорошо.

– Но почему именно сегодня? Чем сегодняшний день отличается от вчерашнего? Или от завтрашнего? Что сегодня должно произойти?!

Рихард закрыл глаза.

Мыть посуду после ужина входило в обязанности Андрея. У него было много обязанностей. Например, ездить за покупками в ближайший городок, общаться с представителями власти и просто любопытными. А у Елены только одна – не привлекать к себе внимания.

Собственно, Елены Коцюбы и Андрея Лесовского здесь не было. В рыбацкой хижине на берегу моря третий день жила семейная пара, сбежавшая из шумного, суетливого Гамбурга, – Инга и Генрих Брунхарты, люди тихие и незаметные. В глазах местных жителей они ничем не отличались от прочих белокожих северян, приезжающих в поисках теплого моря, тишины и уединения. Здесь им никто не докучал. Идеальное место, чтобы отсидеться.

Где Андрей добыл паспорта, Елена не допытывалась. Сказал, что купил. Купить можно многое – если есть деньги и знаешь, кому их предложить. А у писателя, оказывается, знакомства могут быть самые неожиданные. Паспорта Андрей приобрел в Салониках, а до этого был ночной перелет из Крыма, и два дня пришлось прятаться в каких-то трущобах, среди ужасных, наверняка криминальных типов. Андрей предлагал сделать пластические операции, чтобы изменить внешность. Лена отшучивалась, говорила, что если уж менять внешность, то радикально, вплоть до смены пола. В действительности ей было не смешно. Она боялась операции, потому что не знала, как поведет себя ее тело под скальпелем. Согласилась только сменить прическу, перекрасить волосы, поставить цветные линзы. Слабая маскировка, но хоть какая-то. У фрау Брунхарт были очень короткие светлые волосы и васильково-голубые глаза.

Пока Андрей звенел посудой на кухне, Лена валялась на диване, щелкая переключателем каналов ти-ви. «Жирок завязывала» после обильного ужина. Это было частью их плана – пополнеть, отрастить брюшко, добавить складок на шее. Полнеть было легко и, в общем-то, приятно. Ничего делать не нужно. Специальная диета, пищевые добавки и врожденная предрасположенность все за тебя сделают, через две-три недели гардероб обновлять придется. Никто не узнает в толстой бесцветной немке косморазведчицу Лену Коцюбу.

Андрей закончил «домохозяйничать», заглянул в комнату:

– Что интересное показывают?

– Да что там может быть интересного? Я думаю, а не сходить ли искупаться? Жирок заодно растрясу.

– Нельзя растрясать. – Лесовской погрозил пальцем. – Это для маскировки.

– Домаскируешь меня, пока на свинью не стану похожа, и разлюбишь.

Андрей расплылся в улыбке. Подошел, плюхнулся рядом на диван.

– Ты ни капельки на свинью не похожа.

– А на кого, на корову?

– На бурундучка, который готовится к зимовке, потому и запасает жирок. А я бурундучков люблю так же, как и белок.

Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, но Елена неожиданно вскинула руку.

– Тише! – ткнула пальцем в экран. – Слушай, что это?

Торжественный, полный сочувствия голос дикторши зачитывал текст: «Сегодня на мемориальном кладбище Героев Космоса состоялись торжественные похороны членов экипажа звездолета “Христофор Колумб”. На похоронах присутствовали начальник Управления Космофлота…» На экране было это самое кладбище, гранитные плиты с выгравированными золотом буквами, люди в трауре. Суровые, растерянные, заплаканные лица. «…родные и близкие погибших», – закончила перечислять присутствующих дикторша. И объектив видеокамеры тут же прошелся по их лицам. Вон Буланов стоит, рядом с ним – командир «Лаперуза» Костя Куршин, еще знакомые по косморазведке. Даже Маликов приехал. Ближе к могилам: родители Ники, высокая, затянутая во все черное женщина – мама Коновальца. Дикторша начала зачитывать список погибших: «…Командир экипажа Иван Круминь, бортинженер Степан Маслов, кибернетик Виктор Коновалец, пилот Ярослава Медведева, врач-экзобиолог Вероника Пристинская…» Камера чуть повернулась. По другую сторону от свежевмурованных плит – еще люди. Мама, папа, сестра. «…разведчик-планетолог Елена Коцюба. Мы будем вечно чтить память героев-космопроходцев».

Репортаж закончился, а Елена продолжала таращиться на экран. Затем повернулась к Андрею:

– Как это понимать? Нас что, всех похоронили? Мы все умерли?!

– Официально да. А чего ты ждала? Не могли же они объявить, что ты пропала без вести. – Лесовской криво усмехнулся. – Так что, фрау Брунхарт, прежнее свое имя можете забыть.

– Но это неправильно! Так нельзя! Там же родители, Ритка – они ведь думают, что я в самом деле умерла! Надо предупредить…

– Ты что?! – Андрей схватил ее за руки, будто боялся, что она сию минуту побежит предупреждать. – И не думай! Гээсбэшники только и ждут, что ты объявишься.

– Но как же тогда…

Она замолчала. Лесовской выключил телевизор, и они так и сидели в тишине, в сгущающихся сумерках короткого южного вечера. Эти сумерки, тишина, низкий потолок маленькой комнатки будто сжимали со всех сторон, давили…

Когда невесть откуда взявшийся приступ клаустрофобии сделался невыносимым, Елена поднялась с дивана, шагнула к двери.

– Ты куда? – вскочил следом Андрей.

– Свежим воздухом подышу, прогуляюсь. Нет, лучше проедусь на машине немного. Не могу на месте сидеть.

– Я с тобой!

– Не надо. Мне одной нужно побыть, привыкнуть к этому…

Она не смогла подобрать название, просто махнула рукой. Выскочила наружу, обогнула дом. Сбоку, под навесом, стоял лимонно-желтый «фиат», идущий «добавкой» к взятой в аренду хижине. Села за руль и лишь после этого оглянулась.

Андрей стоял в дверях, бесцельно сжимал и разжимал кулаки. Не знал, как поступить. Раньше мог так и до утра простоять, «терзаемый сомнениями». Но теперь он изменился, еще минута – и передумает, бросится наперерез, не отпустит… Елена нажала кнопку стартера, вдавила педаль акселератора, передернула рукоять скоростей. Машина рванула с места.

Шоссе тянулось по склону горы. Слева – уходящая вверх стена, растрескавшийся камень, пятна ползучей травы, скрюченные скелетики деревьев на уступах. Справа, за полосатыми столбиками и двойной линией натянутых тросов, – обрыв. На шоссе было пусто. И так же пусто и гулко было в голове. И страшно. «Умерла… умерла…» – назойливо пульсировала единственная мысль. «Елена Коцюба умерла и похоронена…» Она почему-то не думала прежде, что это так закончится, что прежней жизни больше не будет, никогда не будет! Что в той, прежней жизни останутся мама, отец, Ритка, похожая на нее, словно близняшка, несмотря на шесть лет разницы в возрасте. Такая же озорная, скуластенькая и грудастенькая белочка. Такая же самовлюбленная дура!

«Фиат» начал огибать очередной выступ. Дорога плавно поворачивала, открывая все тот же уходящий вверх склон. И темно-красный тягач, идущий по встречной. Тягач натужно урчал, волок длинную грязно-синюю цистерну. Странно, такая большая машина, а она ее не заметила, – подумалось самым краешком сознания. Мысль была не второстепенной даже, так, автоматически зафиксированное событие. Едет и пусть себе едет. Лихач, наверное. Тяжелый, под уклон идет, и на такой скорости!