– Жарко и долго. Жалею, что не полетели самолетом.

– Проходите в дом, отдохнете.

В холле было прохладно. Коцюба сняла темные очки и панаму, упала в мягкое глубокое кресло рядом с аквариумом. Одежда противно липла к потному телу, хотелось стащить с себя блузку и шорты и бежать в душ. Но душ подождет, душ очень даже подождет. С немым вопросом она уставилась на хозяйку.

Медведева взгляд поняла. Повернулась к Лесовскому:

– Андрей, извини, пожалуйста, нам с Леной поговорить нужно. Ты можешь пока в душевую сходить. Это прямо по коридору, в самом конце, помнишь? И чувствуй себя как дома. Здесь вот телевизор. Не знаю, что по программам, но наверняка можно найти что-нибудь интересное.

– Не беспокойся, я найду себе развлечение. – Андрей неуверенно посмотрел на подругу: – Так я пошел?

Елена кивнула нетерпеливо. Может, Лесовской и рассчитывал услышать что-то вроде: «у меня от мужа тайн нет, обсудим все вместе», но для мелодрамы обстоятельства были неподходящими.

Медведева молчала, пока где-то в глубине дома не хлопнула дверь душевой. И когда вновь взглянула на гостью, даже подобия улыбки на ее лице не осталось.

– Пошли, подруга, пройдемся.

Елена только вздохнула, когда поняла, что из приятной прохлады комнат ее опять ведут в летний зной. Но раз надо, то надо, не до удобств. Они обогнули дом, прошли к беседке в дальней части маслиновой рощицы. Беседка висела над самым обрывом, и ветер с моря делал жару не такой нестерпимой.

Медведева кивнула на скамейку, села сама, пристально посмотрела на подругу.

– Ты ведь неспроста позвонила Веронике. Ты вспомнила?

– О чем?

– О том, что на самом деле случилось на Горгоне.

Елена ощутила, как пружина, начавшая закручиваться где-то внутри, едва она переступила порожек калитки, тихо хрустнула и порвалась.

– Почему ты так решила? – прошептала вмиг пересохшими губами.

– Так ты ведь не одна там была.

– Ника? Она тебе рассказала? Что она вспомнила?

Медведева качнула головой, не поймешь, то ли соглашаясь, то ли нет.

– Веронике не до воспоминаний было.

– С ней что-то случилось? Что-то плохое?

– Думаю, хуже, чем мы можем представить.

Елена вскочила.

– Где она?!

– Спит. – Медведева повелительным жестом остановила рванувшуюся было из беседки гостью. – Не надо, пусть поспит.

Взглянув на наручные часы, добавила непонятное:

– У нее еще минут сорок есть. Потом поздороваешься.

– Ты можешь по-человечески сказать, что с Никой?!

– Не кричи. Не нужно кричать, Лена. Конечно, я тебе все расскажу. Передам слово в слово то, что она мне сама рассказала.

Рассказ получился коротким. И жутким.

– Собственно, это и все, если отбросить эмоции, – закончила его Медведева. – Объяснять родителям она ничего не стала, чтобы не пугать раньше времени. Дождалась утра, собралась и прилетела сюда.

– Почему же она мне не позвонила?

Жары Елена больше не ощущала. Ей было холодно. До дрожи.

Ярослава только плечами пожала. Елена и сама понимала: на Медведеву Ника надеялась больше, чем на нее. На мгновение кольнула обида. Но лишь на мгновенье – все происходящее было слишком страшным для этого мелкого чувства.

Она облизнула губы:

– И что было дальше? Что выяснилось?

– А все так и есть, как увидела девочка. Примерно через два часа после того, как Вероника засыпает, на ее коже проступают алые пятна, будто кровь сочится сквозь поры. Но это не кровь, а фосфоресцирующий свет. Вскоре все ее тело начинает светиться тускло-алым. Температура при этом опускается, я так понимаю, до температуры окружающей среды, пульс исчезает…

– Но это невозможно! У тебя получается описание трупа!

– Я не закончила с симптомами. Вероника не ест с самого приезда, при этом голода не испытывает. В «нормальном» состоянии температура у нее тридцать два градуса и продолжает понижаться. Пульс – тридцать шесть ударов в минуту. Временами останавливается дыхание…

– Что значит – «останавливается дыхание»?

– Она иногда перестает дышать во время разговора, как будто забывает это делать, а надобности в кислороде не испытывает. Создается впечатление, что обмен веществ у нее в организме остановился. Я бужу ее до того, как она впадает в «летаргию». Но я не уверена, что от этого будет хоть какая-то польза.

Медведева помолчала, внимательно посмотрела на собеседницу:

– А у тебя как дела?

Елена нервно сглотнула.

– Слава богу, ничего такого за собой не замечала. Никаких симптомов.

– Сегодня ночью проверим, если не возражаешь.

Внизу плескалось море, волны с тихим шорохом накатывали на берег и отступали, оставляя после себя клочья пены. Тихий ветерок шевелил листья маслин за беседкой. Да, все было мирно, привычно, по-земному. И никак не вязалось с кошмаром, который затягивал, словно гигантская воронка.

– Ярослава, что же это такое? Ведь это не может быть связано с нашей экспедицией? Нас же проверяли в карантине!

– Карантин, называется. – Медведева презрительно скривила губы. – Несомненно, это связано с Горгоной, других объяснений нет.

– И что нам делать?

– Что делать – каждый решает за себя. Я – решила, Ника решила. А ты?

Контрастный душ смыл не только пот и усталость, но и тревога отступила. Что бы там ни вспомнила Белка, это наверняка относилось к ее работе. Скорее всего, забыла что-то в отчет об экспедиции вставить, потому и примчалась к командиру. Правильно, Круминь мужик умный и знающий, он придумает, что делать. В конце концов, главная ответственность на нем лежит, а не на разведчике-планетологе. Андрея же это вообще не касалось никаким боком.

С такими мыслями он вышел из душевой, вернулся в холл, уселся перед экраном и лениво гонял программы каналов, похожие друг на друга, словно близнецы. И когда пришла Белка, спросил вполне благодушно:

– Что, поговорили? Все нормально?

Спросил и осекся: во взгляде Лены было столько злости…

– Слушай, мне нужно здесь на несколько дней остаться.

– Хорошо, – Андрей растерянно пожал плечами, – давай останемся.

– Ты не понял – мне нужно остаться. А тебе – не нужно.

Он все еще не понимал, о чем она говорит. Благодушное настроение пока не улетучилось окончательно. Он пытался услышать в ее словах подвох, розыгрыш.

– И что мне теперь делать?

– Ну… можешь в поселке пожить пока. Ярослава говорит, там гостиница есть. Спасибо, что проводил, но мне одной побыть нужно.

– Одной? Здесь? И как долго?

– Да почем я знаю?! – Лена сорвалась на крик, но тут же спохватилась. – Извини. Давай, завтра созвонимся и все обсудим. Сегодня мне не до этого, честное слово.

Вызывать такси Андрей не стал – поселок находился прямо над домом Медведевой, выше по склону. Если подниматься по тропинке, то минут за сорок управишься. К тому же солнце опустилось за горы, жара начала спадать даже внизу, на открытом месте. А когда тропинка нырнула под кроны дубов, запетляла между зарослями желтой акации, между замшелыми валунами, и вовсе стало прохладно.

Андрей не понимал, что случилось между ним и Белкой. Ладно, предположим, что у нее неприятности на работе. Но почему она ничего не захотела объяснять? Пусть он не мог помочь, но морально поддержал бы однозначно! Белка совершила что-то неправильное, неэтичное? Должностной проступок какой-то? Устав нарушила? Что-то такое, чего нужно стыдиться? Но кто, если не он, постарался бы понять? Кому, как не любимому человеку, нужно рассказать об этом в первую очередь?

Вот и ответ на вопрос… Любимому рассказала бы. А с чего он решил, что любим? Что он на самом деле знает об ее чувствах? Кто он для нее? Они проводили вместе два месяца отпуска, и потом Елена отправлялась в свои экспедиции. Именно там, в космосе, была ее жизнь, ее планы, ее цели. Экипаж корабля – вот ее друзья, можно сказать, семья. Потому и примчалась она сюда за советом и помощью. А он… Ей удобно иметь постоянного любовника на Земле, человека для приятного времяпрепровождения. Какая уж тут, к черту, любовь?