Давид постарался вспомнить ночь. Ясными воспоминания были до первого «кайях» с орайре. Наверняка прохвостка подменила напиток! Для чего? Чтобы ввести его в то же состояние, в котором находились и остальные, поправка на особенности обмена веществ инопланетника? Если дело лишь в этом, то пол беды. Вроде бы ничего запредельного он не натворил. Хотя…

Да, поцелуем дело не ограничилось. Подробностей вспомнить не удавалось, но это был настоящий д’айри. Такой потрясающий, что он перестал воспринимать происходящее как реальность, весь превратился в осязание, обоняние и вкус. Исчез дворец, гости, исчез праздничный стол. Лишь время от времени выныривал фужер с «кайях» в руке темноглазой арт. Он видел её лицо рядом со своим… и помнит вкус её губ, чуть иной, чем у Тассит. И…

Давид застыл, не видя больше, что происходит за окном. Он занимался любовью не с Тассит, с орайре?!

— Дади, привет!

Чувствуя, как мгновенно вспыхнули щёки и уши, Ароян обернулся. Девушка проснулась и глядела на него. Стало ужасно стыдно. Что помнила она о прошедшей ночи?

— Привет.

— Кхи-шош’э был изумительным, правда?

— Угу. Вспомнить бы, как мы домой добрались, — Давид подошёл к подруге, присел.

— Этого никто никогда не помнит. Засыпают все во дворце, а просыпаются дома.

— Ууу! Бедняжки орайре! Это ж сколько им народа утром перетаскать пришлось?

— Орайре уснули вместе со всеми, — смеясь, возразила Тассит. — Ртаари сами отправили гостей по домам.

— Усилием воли!

— Да, — девушка не поняла, что это шутка. — В прошлом году я заснула одной из первых. Боялась, опять так будет, мы даже поцеловаться не успеем. Но получилось наоборот, все уже спали кроме нас и девушка-орайре. Мы пили с ней кайях. А потом…

Тассит замолчала, пытливо заглядывая в глаза друга. Давид невольно потупился. Выдавил из себя:

— Что потом?

— Я не помню. Когда мы начали д’айри, она ведь оставалась рядом?

«Я тоже не помню», — мелькнула спасительная фраза. Но Давид не поддался искушению, признался:

— Орайре не только была рядом. Она…

Он не знал, как лучше объяснить, не солгав, и в то же время смягчить жестокую правду. Подруга поспешила подсказать:

— У нас был д’айри втроём? Конечно! Я всегда ощущаю твоё семя внутри себя, а сейчас его во мне нет. Значит, ты вылил его в орайре.

— Я не хотел, — всё, что Давид сумел промямлить в своё оправдание.

— Дади, почему ты расстроен? — удивилась девушка. Выбралась из-под одеяла, села рядом, ласково провела рукой по его голове. — Ты думал, что я буду сердиться? Но ведь это Кхи-шош’э! В такую ночь всякое случается. Когда ты выпьешь свою долю кайях, ты не знаешь, что с тобой происходит. Раз у нас было д’айри втроём, значит, так нужно.

Тассит действительно не придала значения происшедшему, случайный секс с орайре никак не отразится на их отношениях. Если он случайный… Мысль была неожиданной и неприятной. Кто-то снова пытался ими манипулировать. Кому и для чего это понадобилось?

Вопрос Давид произнёс вслух. Добавил:

— Я думал, орайре любят лишь своих ртаари. Арше выше, чем айри.

— Так и есть. Но кайях заставляет служительниц ощутить себя обычными арт.

— Но ведь не я угощал её «кайяхом», а наоборот. Пока она не села рядом с нами, голова у меня была ясной.

Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга, размышляя.

— Какого цвета была её юбка? — спросила наконец Тассит.

Ароян удивлённо моргнул, но тут же понял смысл вопроса. Каждая ртаари имеет свой цвет, и орайре используют его в одежде. Наморщил лоб, добросовестно пытаясь вспомнить. Добросовестно и безрезультатно.

— Не помню.

— И я не не помню.

— Вдруг это не орайре была?

— Кто же? Не смотрительница же! Их я всех знаю.

— Не смотрительница, — согласно кивнул Давид.

Ночь Кхи-шош’э принесла новую тайну вдобавок к тем, что так и остались необъяснёнными. В последние месяцы Давид начал забывать о них, поглощённый совсем иным, и мир Шакха решил напомнить чужаку об этом. Если ртаари пытались свести его с Тассит, то цель их достигнута. Странное происшествие во дворце вполне могло оказаться началом новой стадии эксперимента, он ведь по-прежнему ничего не знает о целях ртаари. Да, они могли быть добрыми, заботливыми богами для кхиров. Но кто они для инопланетных пришельцев? И кто такие Давид и Русана в этом мире — на самом деле?

Кхи-шош’э — переломная точка года, как и Кхи-охроэс. С него начинается осень. Последний дождь, не дождь даже, а дождичек, прокапал через три дня после отъезда Шубси, и на смену харрару пришёл зюдар. В первые дни месяца жара стояла летняя, но затем подули северо-восточные ветры, принесли с собой долгожданную прохладу. Тассит стала чаще вспоминать о тирче, рассказывала, чем в это время занимаются в Джасжарахо. Зюдар — горячая пора. Ачи и рта с утра до вечера в поле, да и арт работы хватает. В доме скоро вылупятся малыши, смешные крохотные младенчики.

Давид слушал вполуха. Вспоминал, как ровно год назад впервые ступил на землю Шакха. Они назвали планету Виталиной… и прилетели на неё умирать. Странный парадокс. Теперь Ароян умирать не собирался, с Тассит ему хотелось жить долго и счастливо. Только позволят ли? За осенью неминуемо следует зима, за зимой — весна. И очередной Лазоревый День. Прошлый свёл его с Тассит, не разлучит ли следующий?

Думать о таком не хотелось. Лазоревый День наступит не скоро, впереди ещё много счастливых дней и ночей, — Давид пытался убаюкать тревогу. Но медленное время Шакха неожиданно припустило галопом. Зюдар пролетел, уступив места бисару. Здесь, за горным хребтом, отделяющим тёплый южный океан, зима приближалась быстрее. Выцветали краски неба и леса, остывала земля. Вода в озёрах сделалась слишком прохладной для Тассит, и тень гротов уже не прельщала. Они стали меньше гулять, больше времени проводили в доме. В спальне, общей со дня Кхи-шош’э. Теперь они почти всегда были вместе. Давид обнаружил, что постоянное присутствие девушки рядом не мешает. Как будто Тассит становилась частицей его самого, продолжением его личности. Ощущение было непривычным, но ему нравилось. Очень!

* * *

Снаружи был очередной осенний день, а они лежали, предавались безделью после обеденной трапезы. Сначала лениво обсуждали мастерство арт, рисовавших украшающие стены гобелены. Потом Тассит, замолчав на середине фразы, прильнула к губам Давида. Это было что-то вроде игры — бессловесное приглашение к д’айри. Тело отозвалось раньше, чем он решил, хочет ли этого сейчас. Ответил на поцелуй сначала почти инстинктивно, а потом уже осознавая, что желает эту женщину. И сейчас, и всегда.

Они долго и неторопливо взбирались на вершину, стараясь уловить каждый оттенок ощущений друг друга. Это тоже было ново и замечательно — пытаться чувствовать за другого. А когда прошли вершину, и экстаз начал затихать, не спешили рассоединить тела, разорвать ощущение одного целого…

Тихий всхлип девушки стал неожиданностью. Давид вздрогнул, как от внезапной боли.

— Что случилось? Я что-то сделал неправильно?

— Нет, Дади, нет. Мне очень хорошо. С тобой я чувствуя себя настоящей арт.

— Ты и есть настоящая.

— Нет, не настоящая. У меня не будет потомства.

Давид промолчал. Вспомнил, как зимой в Джасжарахо Русана горевала о своих не родившихся детях. Абсолютно различные, две его женщины были в этом одинаковы. Наверное, в этом все женщины Вселенной одинаковы? Продолжение рода сильнейший из инстинктов. Лишь удовлетворив его, они могут быть по-настоящему счастливыми. А он не мог в этом помочь ни Русане, ни Тассит, как бы не хотел. Желания бессильны перед законами природы.

* * *

Было ли это совпадением, или Орелик как-то почувствовала, что о ней вспомнили? Явилась она вечером того же дня. С обычной своей бесцеремонностью зашла в дом.

— Дад, вы ещё не спите?

Ароян вздрогнул, уставившись на тёмный силуэт за занавесью. Отсутствие дверей иногда раздражало.