— Исчезни.

Поток чистой энергии смерти, вырвавшийся из опалового навершия жезла, начисто срезал верхушку холма, обратив ее в прах, и император, чуть повеселев, зашагал к месту, где оставил грифона.

Пожалуй, в этот раз он, и правда, подзадержался.

«Странно», — думал Шахрион, седлая Карра, — «мне казалось, что прошло от силы полтора полдня. Чудеса, да и только. И провалов во времени я не помню. Видимо, когда тренируешься, время идет быстрее».

Он бросил последний взгляд на изувеченную лощину и скомандовал грифону взлетать.

Рев толпы оглушал и сбивал с толку, но, одновременно с этим, наполнял тело неясной силой, дарил надежду и позволял ощутить себя чем-то более значимым, нежели простой человек.

Ритон стоял на ступенях, ведущих в собор Отца, и смотрел на возвышающуюся громаду.

Четыре недели понадобилось на то, чтобы собрать в столице благороднейших, чьи голоса имели хоть какое-то значение. Четыре недели тягостного ожидания, наполненного необъяснимыми тревогами и страхами, выбравшимися из самых дальних уголков души. И вот, срок настал.

Венценосец помахал людям, пришедшим на церемонию. Тысячи и тысячи простых горожан и селян собрались сегодня в городе, заполонив главную площадь так, что яблоку не где было упасть. Все они — в этом отмеченный Сестрой не сомневался — жаждали одного: чтобы новый венценосец, победивший в кровавой войне, наконец-то занялся восстановлением разрушенного.

«И я займусь», — подумал он. — «Не избегу участи сей. Но действовать буду отнюдь не так, как вы — глупцы — полагаете. Этот жалкий огрызок Исиринатии нужно как следует встряхнуть, заставить работать в полном соответствии с новыми веяниями».

Черный Властелин наглядно продемонстрировал мощь золота, его сокрушительное воздействие на людские умы и сердца, показал также, как это самое золото можно грести буквально лопатой, не имея полей, лугов, золотых и серебряных рудников, портов и достаточного количества войск для организации прибыльных походов.

«Значит, и я буду действовать подобно врагу рода людского», — Ритон снисходительно улыбнулся и круто повернулся на каблуках, ощущая, как взметнулся плащ за спиной.

Весь его вид: обилие белого и пурпурного, тяжелые золотые украшения, плащ, подбитый мехом горностая, все было призвано демонстрировать достаток и уверенность. Оставалось добавить к картине один — последний — штрих, чтобы произведение оказалось законченным.

Ритон медленно и неторопливо поднимался по ступеням. Ровно триста тридцать три штуки. Древние, истертые десятками, нет, сотнями тысяч ног, они вели к самому большому храму на континенте. Выстроил его двоюродный прадед Ритона, и в те времена могущество Исиринатии не вызывало ни малейшего сомнения ни у кого и нигде.

«Эти времена еще вернутся», — подумал молодой правитель, делая очередной шаг. — «Рано или поздно, но вернутся».

Он замер на длинной площадке, оканчивающейся могучими дверьми, сейчас закрытыми.

Его ждали: Корн — новый настоятель ордена Отца, Аран — глава Академии, эльфийка, Мирол, еще несколько важных союзников. По краям замерли гвардейцы — элитные воины Ритона, до этого служившие в его личной страже.

— Благороднейший, — сухой и надтреснутый голос жреца больше походил на скрип пилы по металлу… или кости, — ты готов принять венец?

В голосе его не было ничего кроме всепоглощающей ненависти, однако выбора у настоятеля не имелось, а потому он, переступив через себя, произнес ритуальные слова, старые, как сама жизнь. Самые первые венценосцы слышали их, причем не от человеческих магов, а от звездорожденных. И ответ всегда оставался неизменен.

— Я готов принять его. Я понесу его гордо. Я не опорочу его.

— Так тому и быть, — отчеканил жрец, умолкая и бросая короткий взгляд на Найлиэну.

— Тогда прими сей ключ, — произнесла та, делая шаг вперед и передавая Ритону большой ключ, позеленевший от времени, — и отопри врата, ведущие к величию.

«Хорошо все-таки, что Черный Властелин перебил не всех звездорожденных», — подумал Ритон, подходя к запертым дверям. — «Народ может не понять, если ритуал будет проведен не в соответствии с правилами».

Ключ легко повернулся в хорошо смазанном замке и створки бесшумно растворились. Запахло ладаном и воском, и это воскресило в памяти Ритона старые воспоминания. Он присутствовал на прошлой церемонии принятия венца, правда, находился в толпе благороднейших, набившихся в храм, подобно сельдям в бочку. Память мало что сохранила из те давних событий, и все же, запах намертво засел в где-то в глубинах сознания.

Ритон криво улыбнулся и сделал шаг вперед.

По легенде, человек недостойный венца, будет сожжен очистительным светом в момент, когда переступит порог. Увы, реальность оказалась куда более прозаической. Убийцы, разбойники, насильники, садисты, вот неполный перечень тех, кто в прошлом получал символ высшей власти, и что-то ни одному даже не поплохело. Вот и Ритон — дядя и братоубийца — не ощутил ровным счетом ничего, проходя по каменным плитам, вперед, к алтарю, на котором лежала алая подушка с аккуратным золотым обручем.

Отмеченный Сестрой остановился, не дойдя до нее пять шагов. По правую руку замер Мирол, которому будущий правитель вручил перевязь с мечом, по левую — Найлиэна, принявшая ключ. Прямо перед ним встал жрец.

— Преклони колени, благороднейший, — проговорил он и Ритон повиновался.

Он закрыл глаза, слыша, как нарастает гул голосов.

«Дурацкий обычай. Почему нельзя было запустить всех заблаговременно? Каков смысл в полировании пола собственными коленями и ожидании заполнения сего треклятого собора до самой двери»?

Интересный вопрос, ответа на который не предвиделось.

Шептались люди, стучали каблуки, звенели мечи в ножнах — в собор на церемонию допускалось брать с собой оружие, и это слегка беспокоило Ритона. Он, коленопреклоненный, безоружный и с закрытыми глазами — просто идеальная цель для наемного убийцы.

Мысли глупые, отдающие паранойей, но события последних лет превратили Ритона в самого настоящего психа, боящегося даже собственной тени.

«Особенно, собственной тени».

Жрец начал говорить. Долго, напыщенно, нудно. Он болтал и болтал, а Ритон стоял на коленях, с трудом удерживаясь от желания приоткрыть глаза и подсмотреть. Удерживало его исключительно понимание того, что смотреть, по большому счету-то и не на что. Не одеждой же настоятеля наслаждаться, в самом деле.

Ритон не сомневался — всем присутствующим столь же невыносимо скучно, как и ему, но они хотя бы могут размять затекшие конечности и почесать нос!

Время тянулось нестерпимо медленно, и все-таки, церемония потихоньку, шаг за шагом, приближалась к своему логическому завершению. Наконец, на его голову лег прохладный, несмотря на духоту собора, обруч, и жрец проговорил:

— Поднимитесь, венценосец Ритон Первый Ириулэн.

Ритон открыл глаза, которые сразу же защипало, и осторожно, чтобы не причинить боль затёкшим конечностям, встал. Эльфийка подала ему ключ, Мирол опоясал.

Когда меч вернулся на положенное место, венценосцу стало заметно спокойнее и он, повинуясь, приказу жреца, оглядел всех собравшихся в соборе людей. Их было много, да. Самые хорошие места, как и полагалось, занимали благороднейшие, те, кто пережил войну с Империей и грызню за трон. За ними стояли многочисленные благородные, далее — маги и богатые торговцы. Еще дальше — возле самых дверей — разместились те из везучих простолюдинов, кто сумел прорваться внутрь собора, чтобы хоть краешком глаза увидеть церемонию возложения венца.

«Глупо, как все это глупо. Какой смысл тратить время на подобную показуху»? — подумал Ритон и тотчас же поймал себя на иной мысли. — «Раньше — до войны — я думал иначе. Проклятье, как же я изменился за прошедшие годы. Как мы все изменились»!