– Неужели ты не можешь остаться?
– Нет. – У Закарии не было сил разговаривать с ней. Ему еще предстоял разговор с Тиной. Даже не попрощавшись, он направился к двери и только у выхода бросил: – Берегите ее, пожалуйста. Она готова была отдать за вас жизнь. Надеюсь, вы этого не забудете.
День уже клонился к закату, когда Закария нашел в себе силы посетить Тину. Он подошел к небольшой деревянной двери и застыл перед ней, судорожно придумывая, как смягчить весть о своем уходе. Но никакие слова не способны были избавить от боли, которую он собирался причинить ей, которая сожгла его собственное сердце дотла.
– Здравствуй, – поприветствовал он ее, открыв дверь без стука.
Тина сидела на кровати и что-то вязала – кажется, детскую кофточку. Наверняка для сына княжны. Ее лицо было серьезным, сосредоточенным, но, как только она увидела Закарию, на ее губах сразу расцвела мягкая улыбка.
– Здравствуй, Закария.
Отчаяние накатывало волнами, сжимало внутренности тугим узлом и расползалось по конечностям подобно холодным скользким щупальцам.
Закария попытался выдавить из себя ответную улыбку, но не смог. Он всматривался в черты любимого лица и вдруг заметил, что глаза Тины покраснели, словно она долго плакала. Закария вспомнил, как она рассказывала ему, что вязание успокаивает ее, помогает сосредоточиться и отвлечься от горестных мыслей.
– Холланд тебе рассказал? – осипшим голосом спросил Закария, сделав несколько неуверенных шагов к кровати.
Ее плечи вздрогнули. Тина растерянно теребила пряжу, а потом неуверенно кивнула.
Повисла звенящая тишина. Они оба молчали, глядя друг на друга. Он стоял, опираясь одной рукой о небольшой столик, за которым они так часто пили чай с печеньем. Она сидела, сжимая вязание из цветной пряжи, которую ей подарил Закария. Им не нужны были слова, чтобы выразить всю боль, что раздирала в клочья их души. Они просто смотрели друг на друга.
Первой сдалась Тина. Нарушила тишину громким всхлипом. В следующий миг Закария уже стоял перед ней на коленях и сжимал тонкую талию руками, жадно поглощая ее губы. В последний раз. Затем она положила голову ему на плечо, и Закария почувствовал, как от горячих слез намокает его одежда. Тина нежно перебирала пальцами его волосы, которые он не стал убирать в привычный пучок, зная, как она любит трогать их. Любит его, а он разбил ей сердце. И осознание этого приносило ему самую большую боль.
– Закария, – слабый шепот обжег его ухо, – я буду ждать тебя… Неважно, сколько пройдет лет, я буду ждать. До последнего вздоха. Я твоя, а ты мой.
То была последняя капля.
Закария отшатнулся и отступил к двери, сжимая рукой горло будто от нехватки воздуха.
– Нет, Тина, не надо, прошу… – с горечью простонал он.
Тина встала с кровати. Она сделала шаг к нему, а потом замерла, устремив взгляд на потертый ковер. Прямо как в ту ночь, когда Закария не смог оставить ее, сохранив в тайне свои чувства. Лучше бы он тогда сказал, что не испытывает к ней ничего, кроме жалости.
– Ты сомневаешься, что я дождусь тебя? – сквозь слезы спросила она, так и не подняв головы. Выбившиеся из косы пряди спадали на ее лицо, скрывая шрам и отгораживая ее от мира густой завесой.
– Да, – ответил он и тут же возненавидел себя. – Ты не дождешься меня, Тина, потому что я не вернусь. – Слова разрезали его нутро острой бритвой, и он почувствовал вкус соленой крови на языке. Он должен был уйти, но продолжал смотреть, как его сильная северянка опустила плечи и задрожала всем телом, позабыв о гордости. Он и не заметил, что его самого трясло как в лихорадке.
– Я предупреждал, что тебе нужен другой, а ты, дуреха, меня не послушала. – Закария продолжал ранить и ее, и себя жестокими словами. – Мне жаль, Тина, прощай.
Он распахнул дверь, едва не сбив с ног Нору, которая как раз собиралась войти, и стремительно зашагал по длинному коридору.
Перед глазами стояла Тина. В ушах звенел ее голос. На языке все еще ощущался ее вкус. В сердце тоже была она.
Это достаточная плата за звание Мастера теней? За право священной мести?
Закария силой воли заставил себя не обращать внимания на ноющую боль в груди и шел по коридорам Вайтхолла, пока его не окликнули.
– Эй ты! – раздался противный голос Норы. Но он не обернулся на ее зов и упрямо продолжал идти к выходу. – Стой, чертов ублюдок, или я запущу кувшин в твою ничтожную голову!
Закария остановился и отвернулся, всем своим видом выказывая презрение к ней.
– Что тебе от меня надо, чокнутая?
– Мне, хвала Единому, от тебя ничего не нужно. Тина забыла тебе кое-что передать. – Она подошла ближе, оставляя между ними расстояние всего в пару шагов, и с размаху залепила пощечину. Потом еще одну, и еще, и еще.
Его щеки горели. Он мог бы в сию секунду обхватить ее тонкую, как у гусыни, шею и сломать двумя пальцами, но продолжал стоять неподвижно и ждать очередной оплеухи. Он бы не сдвинулся с места, даже если бы она вытащила из-за пояса кинжал и всадила ему прямо в сердце. Он заслужил.
– Ты самый мерзкий, поганый и вонючий кусок дерьма, – с ненавистью прошипела Нора. – Я искренне надеюсь, что ты найдешь убийцу своей семьи и подохнешь от его рук. А когда встретишь на том свете родных, надеюсь, они по очереди плюнут в твою рожу, потому что другого ты не заслужил.
Закария злобно оскалился.
– Надеюсь, твои чаяния сбудутся, – сказал он и развернулся к ней спиной.
Восемнадцать лет он жаждал мести и справедливости.
Но за возможность приблизиться к своей цели Закария заплатил непомерно высокую цену, и сейчас он проклинал себя за принесенные когда-то клятвы.
Глава 23
Ноябрь, 1136 г. со дня Разделения
Солнце спряталось за горизонт, но воздух на улице по-прежнему был таким горячим, что опалял легкие. Инео привалился спиной к высокой ограде и вытирал пот с лица подолом изношенной рваной рубашки. Рядом, разлегшись на горячем песке, дремал Ахига.
Тренировка закончилась полчаса назад, но Джованни приказал рабам оставаться на местах, чтобы объявить какую-то важную новость.
С той выходки, когда Инео ослушался приказа Джованни и убедил его изменить правила выживания на арене, прошло десять месяцев.
Джованни прислушался к словам Инео и начал медленно, но уверенно менять политику проведения боев. Теперь рабы не всегда сражались насмерть, а правила поединка каждый раз были разными, чтобы интерес публики не угасал. Иногда бой продолжался определенное количество времени, и победителя определяли зрители из ложа высших господ. Иногда рабы сражались до тех пор, пока кто-то не обезоружит противника или не пустит первую кровь. А иногда это были рукопашные бои. И, несмотря на отсутствие оружия, бойцы часто избивали друг друга до полусмерти. Без убийств, к сожалению, не обходилось. Порой противники теряли контроль, выпуская наружу животную ярость и сражались не на жизнь, а на смерть.
Раз в три месяца Джованни устраивал кровавую бойню. Это было настоящее представление, которое проходило в ночь полнолуния. Воинов разукрашивали черными и багровыми красками – цвета войны и смерти. А перед бойней выступали танцовщицы в откровенных нарядах с факелами на цепях и зажигали небольшие костры вокруг арены, чтобы осветить ее. Все это неизменно сопровождалось устрашающей и торжественной игрой на барабанах.
Это оказалось поистине завораживающее зрелище, за которое люди готовы были платить втрое больше. Тем более что у каждого зрителя теперь были свои фавориты, за которых они болели всей душой.
Инео обвел взглядом тренировочную площадку, где собрались около тридцати рабов, что провели в стенах арены больше девяти месяцев.
Адалар чертил на песке какие-то узоры короткой веткой. Он был известен публике тем, что был продан в рабство врагом, который украл его возлюбленную. Теперь же Адалар мечтал освободиться, чтобы отомстить недругу и вернуть свою любовь.
То была красивая история, будоражащая сердца и заставляющая сопереживать рабу и делать на него ставки.