— Подожди, я так и не понял! По каким признакам ртаари выбирают себе орайре? Тайриш была самой красивой девушкой Хестраго. Но как же Избранные других роёв? Они уступали ей в красоте? Об этом ничего не говорится.

— Дади, ты не понял! Красота роли не играет. Всё дело в арше.

— Арше? Я думал, вы все любите королев. Всех королев, разве не так?

— Так. Но цвет арше различен. У орайре он должен полностью совпадать с цветом её ртаари. Иначе резонанс не получится.

Давид обречённо покачал головой. Трудности перевода вновь заводили в тупик.

— Давай-ка сначала. Цвет, резонанс — о чём мы говорим? Насколько я понял, орайре не только служительницы во дворце, они вдобавок и наложницы?

— Нет, не так! Арше орайре это пища ртаари, источник их силы и жизни. Это самое высшее счастье…

— Угу. — Разговор начинал съезжать в махровую мистику, поэтому продолжать тему смысла не было. И так ясно, что королевы беспощадно эксплуатируют психику подчинённого народа. — У людей тоже имелось нечто подобное. Жрицы, монахи, «христовы невесты». Только наши боги были не столь телесны. И не столь строги. Они хотя бы оставляли свободу выбора.

— Разве ртаари мешают тебе выбирать? Каждый волен прокладывать путь жизни по своему усмотрению.

— Вот как? Разве, оставляя меня здесь, спрашивали моего желания?

Тассит опустила глаза. Тихо прошептала:

— Ты хотел бы уйти в Джасжарахо?

Ароян запнулся. Вопрос обезоруживал. Он и не думал, что можно о чём-то серьёзно спорить с шестнадцатилетней девчушкой. Вообще спорить не собирался, заранее убеждённый в собственной правоте. Теперь приходилось подыскивать весомые аргументы.

— Нет. Но лишиться Русаны я не хотел однозначно! И не хочу. Это чей выбор? Мой? Её? Или за нас всё решили? Хороша свобода…

Аргумент получился весомым, Тассит сразу же сникла.

Несколько минут они сидели молча. Затем девушка едва заметно дёрнула подбородком, соглашаясь.

— Ты прав, Дади. Я не понимаю, зачем Кхарит-Джуга вас разлучила. Мужчина и женщина не могут обходиться без д’айри. Оно укрепляет сорх так же, как оссе укрепляет шош. Без д’айри сорх увядает, становится хрупким и ломким, и нет больше желания продолжать свой путь… Кхарит-Джуга поймёт, что Дади не может делить айри с другими женщинами. Она соединит вас с Русит. Скорее всего, в следующий Кхи-охроэс. Тебе нужно потерпеть этот год. Или меньше. Вдруг ртаари отпустят Русит раньше? Тогда вы останетесь жить здесь вдвоём.

— А ты? Вернёшься в Джасжарахо?

— Н-нет… Зачем? Я уже ребёнком знала, что родилась эшхи, но не понимала, что это значит. Няни были со мной нежны как со всеми, и сверстники дружили как с любой а’арт. И когда перешла жить на второй ярус, ничего не изменилось. Вместе со всеми готовила орче, шила, раскрашивала одежду, помогала Ишбит смешивать краски, читала, училась писать стихи. Жила, как все арт. Почти как все. Я привыкла, что смешная, и когда мужчины смеялись, разглядывая меня, это не задевало. Но за весь год ни один из них не разделил со мной айри. Потом со-ртох привезла меня сюда и оставила смотрительницей. Тут-то Жуби всё мне и объяснил. Не думай, он не злой, он хорошо ко мне относился в Джасжарахо. Но в столице ему целый год пришлось страдать. Я рада, что Турха его вознаградила, он заслужил. Хранил себя, готовил к Лазоревому Дню. Ему бывало очень плохо, он стонал по ночам. Но ни разу…

Давид стукнул кулаком по матрасу.

— Да он издевался над тобой! Подожди, получается… у тебя не было мужчины?

— Не было и не будет. Не важно. Когда придёт Русит и станет смотрительницей, я смогу закончить тхе-шу. В долине полно болот, эшхи исчезнет, никто и не заметит.

Ароян крякнул с досады. Смерть Тассит в обмен на возвращение Руси — такая дилемма его не устраивала. Эксперименты ртаари выглядели всё более гнусными и жестокими, чтобы противостоять им, требовались хоть какие-то навыки психоанализа. Сейчас как раз небольшой сеанс не помешал бы — привести в чувство девчонку, страдающую от комплекса неполноценности. К сожалению, космонавигаторов такому не обучают.

— Тассит, в моем мире немало девочек твоего возраста говорят о смерти. Не могут дождаться, когда встретят свою любовь и делают глупости. Это пройдёт, поверь мне. Ты вовсе не уродлива, просто не похожа на остальных. Но обязательно найдётся мужчина, для которого ты станешь самой прекрасной, самой желанной…

— Не пытайся меня успокаивать, Дад. Ты ведь не видел, как я выгляжу.

Она неожиданно вскочила и, сдёрнув топ, замерла, ожидая приговора. Упругие груди трепетали прямо перед лицом Давида. Он невольно отвёл взгляд и тут же спохватился, что такая реакция может быть неправильно понята. Вновь посмотрел на молочно-белые полушария.

— У тебя очень красивые груди. В моём мире их у женщин всегда две, — произнёс.

Девушка явно растерялась от его слов. С минуту стояла, приоткрыв рот, затем опустилась на матрац.

— Ты чужеземец, как я могла не подумать об этом… В вашем мире всё иначе, ты ведь рассказывал. Молоком кормят только младенцев, поэтому груди у женщин вырастают, когда появляется ребёнок.

— Эээ… — Давид удивлённо приподнял брови.

— Это же очевидно, я видела Русит. У неё нет детей, и груди ещё не выросли.

Ароян не смог сдержать смешок, услышав подобный вывод. Интересно, его умозаключения в отношении кхиров на столько же соответствуют действительности?

— Грудь у Русаны выросла, но она её убрала. В нашем мире женщины любят экспериментировать над своей внешностью. А детей у неё, правда, нет. Но я тебе об этом не рассказывал.

— Зачем о таком рассказывать? Сразу можно узнать юношу и девушку, не пробовавших телесный сок друг друга, женщину, не рожавшую детей… И того, кто готов делить с тобой айри. Разве у людей не так?

— Н…нет, — теперь пришла очередь растеряться Давиду. — Мы используем речь, слова, чтобы сообщать об этом.

— Слова — это сотрясание воздуха. Если не видеть чувства, то можно… лгать? — Тассит посмотрела на него недоверчиво.

— Многие так и поступают.

— В вашем мире жить очень сложно.

— В вашем не проще.

В ц’Аэре началось лето. Ачи целыми днями бегали где-то в долине, и Тассит стоило труда уследить, чтобы все четверо не забывали поесть. Зато каждый вечер волосатики приносили и сваливали под навес копны сена. Большую часть девушка выбрасывала, сердито выговаривая при этом «детишкам». Но кое-что отбирала, развешивала сушиться или отправляла на следующий день в кашу. Трава пахла солнцем, теплом, терпким соком, возиться с ней было приятно. Давид охотно брался помогать напарнице, хоть иногда после этого руки покрывались волдырями ожогов. Тассит смешно пугалась, гнала мыться. Потом учила отличать ядовитые стебли.

А в древнем с’Орфе мечта Тайриш сбывалась. Ртаари Ирра сделала её своей орайре. Неизвестный автор не оправдал надежду Давида. «Первая брачная ночь» была описана так туманно и невнятно, что почерпнуть полезной информации из неё получалось не больше, чем из рассказов рта.

— Тассит, говорить о д’арше — табу?

— Почему ты так решил?

Они сидели у нижней ступени водопада, и солнечные лучи разбивались о его струи, рассыпались в яркую радугу. Радуга висела прямо за спиной девушки, добавляя новые цвета в сказочно-яркую картину. Изумрудно-зелёная трава, рыжевато-бурые камни, лазорево-синяя вода, жёлтый топ, белая шерсть на плечах и руках, и такой же белый хохолок на голове.

— Все болтают о своих ощущениях. И ни слова о том, что происходит в реальности.

— Как можно судить о реальности? Постигать её нам дано лишь в ощущениях.

— Хорошо, оставим в покое философию. Такой простенький вопрос: рта говорили о ртаари, как о прекраснейших женщинах. А Тайриш видит Ирра мужчиной. Правильно я понял?

— Да. Каждая арт видит в ртаари мужчину, каждый рта — женщину. Это естественно. Ты бы смог отдать айри мужчине?

— При чем тут это? Меня интересует…